Это реальная, захватывающая история о необычном щенке, который стал уникальным дворовым псом. И, конечно, принимал самое активное участие в самых разных событиях, происходивших вокруг него. Захватывающий детективный сюжет раскрывает, как важна и необходима настоящая дружба, своевременная поддержка, взаимовыручка.
Замечательная природа Среднего предгорья стала ареной действий жестокой банды, которой, казалось, никто не мог противостоять. Но ложь, предательство, коварство и хитрость не помешали настоящим мужикам проявить свои самые лучшие человеческие, а собакам — самые лучшие собачьи качества.
Там, под созвездием Большого Пса, и не такое случалось!
Отрывок из книги:
Вернулся Палкан домой под утро невыспавшийся, сильно уставший, и грустная тема ещё больше бередила мозг. Едва он успел прикрыть глаза, но ещё не успев вкусить сладостей сновидения, как услышал голос нового хозяина:
— Палкан, ко мне!
«Хочешь не хочешь, а идти надо, Николай зовёт. Что это ещё за новости спозаранку?»
А дело было в том, что Николай на это утро сговорился с молодым приятелем и тёзкой Колькой Коваленко, балагуром и весельчаком, сходить на охоту.
Днём раньше бригада строителей возвращалась в село после ремонта коровников «верхнего Гурта» — это вроде летнего выгула для коров из совхозного стада, километрах в пяти за посёлком. Так вот, проезжая одну из расщелин, они заметили стадо пасущихся сайгаков, тут же решили меж собой поехать в выходной день за добычей. В раздевалке так громко обсуждали свою будущую удачную охоту, что не заметили близкого расположения чужих ушей. Колька в это время привёз для заточки и ремонта лопаты, совки и другой рабочий инструмент свинарок. Не всё, конечно, он услышал, но и крохи информации бывает достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Место он установил точное, а это главное, остальное дело техники. Полной правды Николаю он конечно же не сказал. Действовал с хитрецой и подходом, чтобы от Николая не схлопотать за грязную работу, за нечестные разведданные и чужую тайну. Среди охотников не принято было пользоваться тайной разведкой скрытого фронта, свои данные иметь надо. Врал он так убедительно, что Николаю ничего не оставалось, как поверить всему сказанному.
— Сам лично видел эту заманчивую картину, Коль. Пасутся десятка полтора, как в ресторане «Алатау», хвостами машут, без забот сухостой жуют, «курорт» прямо. Снег может выпасть, но, думаю, неглубокий, мой ТопТоп смело пройдёт.
ТопТоп — это маленький трактор «Владимирец» Т16 «Шасси» с кузовком перед кабиной. На этом простеньком агрегате заговорщики всегда вывозили добычу, ну и подъезжали на нём поближе к месту охоты. А числился ТопТоп в подсобном отряде свинофермы. Любые хозяйственные перевозки возлагались на Кольку и его незаменимый агрегат.
— Рядом, — скомандовал Николай Палкану, взял его за ошейник, затем привязал к нему тоненький шнурок и повёл в неизвестном направлении. Странно пахло от нового начальника, Палкан принюхался. На плече у него висело чтото железное, вокруг пояса виднелось чтото черное.
«Знакомый, однако, запах, тактак. Когда Степан уходил на охоту, от него так же пахло. После его охоты в моей миске всегда появлялась вкуснятина, может быть, и сейчас будет, если повезёт — возможно, и печёнка».
Вот такая радостная догадка блеснула в мыслях Палкана, и он, обрадованный, ковылял следом за новым хозяином. Николай шагал размеренным шагом молча, на добротном ружейном ремне через плечо висела двустволка Тульского завода. Эту самую «тулку» он привёз с собой после службы в армии. Замечательное это было ружьё, рассказывать о нём можно долго. Подарено оно было Николаю самим Василием Сталиным, лично. Во время армейской службы в Московских ВВС была у Николая одна удачная охота. Однажды на спор он подкараулил и подстрелил из карабина хитрющего лиса, который повадился на дачу к этому известному военачальнику. Не одна курица пострадала от зубов этого разбойника, до того оказался хитёр, что уходил от нескольких охотников, обходил расставленные капканы и силки, собаки приходили в себя, когда его и след остывал. Вот за этогото лиса довольный хозяин и вручил Николаю в подарок прекрасную «тулку», знатное ружьё штучной работы, с инкрустацией на цевье и ложе. Эта самая штучка и была сейчас у Николая. Вдобавок к ней ещё весь охотничий набор: классный нож, кожаный патронташ, который и издавал тот узнанный Палканом пороховой запах, охотничьи сапоги, телогрейка, ушанка со связанными за затылком шнурками. Ещё один обязательный предмет — это трёхпалые рукавицы. У правой рукавицы на указательном пальце — дыра, как будто бы случайно протёрлась, но через неё очень удобно палец высовывать и на курок давить, таким образом стрелять можно не снимая перчаток.
Палкан изза ночных гуляний совершенно не выспался, очень скоро раскис и, склонив голову, послушно ковылял рядом с охотником. В полудрёме в его голове, словно мотыльки, кружились несвязные мысли: «Охота — прекрасная вещь, люблю охоту. Вот здорово, наконецто сам всё увижу и научусь охотиться, точно. Саньке печёнку принесу, вот обрадуется. Нет, не всю отдам, половину себе возьму, а то вроде и не охота вовсе».
В это время, между делом, подошли они к какойто противной железяке, которая вдобавок мерзко тарахтела. Палкан узнал её сразу, именно она иногда подъезжала к Степану в пекарню и увозила короба с хлебом. За это Палкан её кровно ненавидел, потому что ничего не привозила, а хлеб забирала. Для сторожа это просто неописуемая наглость, и укусить нельзя — Степан не велит.
— Ну что, охотник, полезай в кузов.
Николай подсадил его и пихнул вперёд. Палкан тут же оказался в повозке на металлическом полу, который дрожал, как трусливая крыса, и неприятно щекотал подушечки лап. В углу кузова валялся клок свежей соломы, и Палкана потянуло именно к нему. На соломе оказалось значительно уютнее, но настроение было уже подпорчено.
«Ну и охота, что здесь делает эта вонючая тарахтелка?» — недовольно ворчал новобранец, сетуя на начальную фазу своего нового приключения. А Николай устроил допрос второго молодца, который, судя по виду, не внушал особого доверия.
— Колька, ты как? Поспатьто удалось или лучше отправить тебя домой? От твоего Топтопыча за версту вином разит, запах солярки перебивает. Ты что, его самогоном заправлять начал или сам подзаправился? Всю дичь мне распугаешь.
— Так у сеструхи день рождения, ты же знаешь её, ведь не отвяжется, пока не напоит. Да и как за её здоровьето не выпить? И не захочешь, а выпьешь, вот где бедато.
— Ну и новость! Как же это она тебя поила, если сама у тётки в Новотроицком?
— В каком Новотроицком? Тыто откуда знаешь?
— Откуда я знаю? Я точно знаю одно, что пьянка по ночам, девки плюс хреновая закуска вредят твоему здоровью, не говоря уже о твоих же мозгах и нашей охоте. От твоего дыхания не только сайгаки, все медведи в округе передохнут.
— Какие медведи? Нет у нас никаких медведей.
— Потому и нет, что твой перегар им поперёк носоглотки колом встал.
— Коль, а Коль, ну чё ты в самом деле? «Вонь, запах»? Я сегодня, хочешь, дышать совсем престану, брошу и завяжу — ладно? Поехали, что ли?
— Ладно, поехали, недопиток. Только на меня не дыши, не то стошнит.
— А это что за пассажир с тобой? Нука, нука, билеты приобретаем скоренько. Вон там ящик — это касса, рупь в один конец, за ручную кладь отдельная доплата, — сделал очередную попытку сгладить напряжённую обстановку Колька.
— Теперь ты ишшо и стюардессой заделался? Щщщас, в ухо заеду, вот это точно — в один конец и именно туда, на бугор ко всем усопшим. Шевели педалями, велосипедист хренов.
ТопТоп слегка вздрогнул и покатил по неровной, чуть заснеженной дороге. Единственная фара этой чудотехники висела на кабине, привязанная проволокой, и вырывала из темноты маленькое пятнышко света перед трактором. Это очень мешало Палкану разглядеть направление движения, а вот для водителя маршрут был настолько накатанный, что бояться было нечего. Ехали они недолго. Трактор охотникам пришлось оставить за километр до места, дальше пошли пешком.
Палкан ещё никогда не бывал за пределами посёлка. Всё здесь для него было в новинку: незнакомые запахи, неизвестные звуки, полное отсутствие света, которое не мешало ему разглядывать темноту. Едва под сапогами мужиков заскрипел снег, как это сразу стало навевать молодому неопытному Палкану романтические мысли.
«Вот это охота, вот это да! Красота неописуемая! А как дышится. Скоро мы придём на место. Сколько там печёнки, интересно, хватит на всех или нет?»
Печёнка, вкусная праздничная еда, на этот момент затмила все остальные мысли зверёныша, и он напрочь позабыл о деле, которое ему предстоит.
— Давайка, Коль, теперь разделимся. Ты пойдёшь по левому склону вон до того камня, Николай ткнул пальцем в непроглядную темноту и чуть видимые очертания некоего предмета на предполагаемом склоне холма. — Засядешь и смотри в оба, если побегут вниз, то выйдут точно на тебя. Бей двух, не больше.
— Я, Коля, не могу двух, чего зря маяться, брать так брать.
Николая перестали веселить Колькины глупые шуточки, и он прошипел, как вскипевший самовар:
— Слушай, кончай трепать языком, двигай в гору. Пса моего сослепу не подстрели, зенки разуй, а то тебе самому не поздоровится. Палкан, рядом.
Молодой помощник Николая и сам конечно же понимал, что Палкан впервые попал в такую переделку и поведение его может оказаться совершенно непредсказуемым. Осторожность в таких делах не лишний элемент. Сам Колька был наслышан о подвигах Палкана и его особенной сверхсерьёзности. Да и родословную этого субъекта он тоже знал из первых рук. Сам хотел бы такого же пса иметь, только где его возьмёшь, если Степана Волкольвова в селе больше нет.
— Ладно, ладно, начальник, не сумлевайтеся, всё исполним в лучшем виде, точнёхонько, как в аптеке на весах, с ехидством прокомментировал он и ринулся исполнять последние распоряжения руководства. Через парутройку минут, запыхавшийся, уже сидел за камнем наготове и сквозь чёрную пелену в бинокль пытался разглядеть хоть чтонибудь реальное в расщелине.
— Темень непроглядная. Чего тут разглядишь? Хочешь глаз коли, и никакой разницы.
Николай пошёл более длинной дорогой. Ему пришлось обогнуть правый уклон расщелины и подняться по крутому склону почти к вершине холма. Палкан легко ступал рядом, но ему вдруг показалось, что эта самая печёнка както далековато и хитровато запрятана. По характеру он не был брюзгой и не любил фамильярности, по этой причине даже соседским детишкам не позволял вольно с собой обходиться. Если те вдруг пытались его погладить, он тут же отходил в сторону. Соответственно, тем лучше было Палкану, чем меньшим вниманием он пользовался. Иногда случались дни, когда его вовсе не было видно во дворе, и тогда Санька, его лучший друг, громким криком начинал его зазывать:
— Палкан, Палкан — на, на!
Палкан охотно откликался на призывы. Лениво и плавно выплывал изпод куста сирени, как будто скрытая подлодка из глубин океана, и обычно получал в награду очередную котлету.
Санькины родители судили о присутствии Палкана по его миске:
— Пустая — значит, и сам гдето рядом.
И наполняли её очередной порцией съестного. А иногда он демонстративно размещался посредине двора, показывая всем своё главенствующее положение.
Однако сегодня день был совершенно особенный, хотя какой же он день, это была особенная ночь. Палкану было не привыкать к осторожности, и он вёл себя вполне достойно, то есть соответственно напряжённой обстановке. Главное — это то, что на него совершенно не обращали внимания. Николай невольно удивлялся такому грамотному поведению новобранца. А ведь задача у Палкана была вполне серьёзная. На охоте не бывает случайных свидетелей, здесь присутствуют только нужные персоны. По этой причине новичку сегодня предстояло исполнить свою собственную роль. В случае, если вдруг выстрел охотника будет не совсем удачным, если добыча будет только ранена и попытается смыться, доделывать начатое придётся Палкану. Вот тогдато он обязан будет подранка догнать и остановить. Бедняганесмышлёныш в такие планы пока не был посвящён. Обычно для умного пса в любой ситуации достаточно в нужный момент подать команду «Взять», и вопрос будет закрыт. Палкан был умный пёс.
Вот они оба, охотник и его охотничья собака, почти в полной темноте, соблюдая все меры предосторожности, поднялись к самому перевалу. Николай лёг на тонкий слой зализанного ветром снега и пополз к началу склона. Палкан машинально повторил всё в точности как хозяин. Теперь охотник отточенным движением опёрся на локти, чтобы в бинокль оглядеть лощину внизу под собой. Палкан замер в ожидании, совершенно не предполагая дальнейших действий. Уложив морду перед собой на лапы, сам весь вытянулся в струнку и всем телом прижался к земле. По всему этому было видно, что сейчас должно произойти чтото серьёзное. Утро близилось, и позади Палкана, над дальними холмами слегка разгоралось бледное зарево, день обещал быть облачным. Луна скрылась за горизонт давно, сразу после полуночи, и от этого в лощине лежала полная тьма. Снег, который выпал недавно и белёсым ковром покрыл пока ещё не всю лощину, слегка облегчал задачу главного следопыта, и Николай, долго вглядываясь в разного рода тени на дне лощины, пытался разглядеть там внизу хоть какоенибудь движение. Малейшее шевеление могло о многом рассказать опытному охотнику. Вдруг он увидел на противоположном склоне проблеск бордового огонька и вроде как дымок, словно пар над печной трубой.
— Ну и Колька, курит, паразит. Ветерто как раз вверх по склону, в сторону сайгаков. Придётся ему карманы выворачивать в следующий раз. Вот, Палкан, погляди, что творит эта бестолочь смердящая, этот обалдуй неотёсанный, этот…
Чуть слышно шептал хозяин, Палкан заслушался, но совершенно не соображал, о чём это идёт речь. Только было ясно одно, что комуто сегодня достанется метлой по задней части корпуса. Тут нечто заставило его замолчать и прислушаться.
«Шум, отчётливое шевеление, где это?»
Внизу явно послышались ровные шаги. Палкан напрягся всем телом, уши развернулись, как локаторы в сторону этого участка расщелины. Ктото невидимый, приминая снег, двигался вверх по расщелине. Этот ктото был явно не один. Николай уже несколько мгновений разглядывал в бинокль это тёмное шествие. Едва заметные тени двигались метрах в ста по дну ущелья.
— Почуяли всетаки папиросный дым, уходят, ёлкипалки. Темно слишком, ничего не видать. — Николай молча посылал ругательства своему провинившемуся напарнику. И ещё он решил про себя, что взбучки курильщику в этот раз не избежать. — Что делать?! Стрелять — далеко. Обходить кругом — не поспеть. Заметят наше движение, рванут через перевал, их потом не сыскать. Буду пробовать, а там как получится, нет другого выбора.
Николай достал нож и срезал поводок, которым Палкан был привязан к патронташу, затем ловко перехватил ружьё, приложился, почти беззвучно взвёл курки и прицелился. Холодный металл двустволки чемто одновременно напугал и слегка заинтриговал Палкана.
«Тактак, сейчас хозяин с помощью своего ружья подзовёт этих хилых олухов, и они принесут печёнку».
Палкан вцепился взглядом в стайку сайгаков и стал ждать, когда наконец они повернут в их сторону. Замерев от напряжения, он своим звериным зрением отчётливо наблюдал всю эту кавалькаду. Стайка непонятных серых субъектов, вытянувшись в струнку, друг за дружкой шагала к вершине перевала. Ходу им оставалось метров двести. Шествие почти бесшумное, но в такую тихую ночь эту тишину было неплохо слышно. Елееле поскрипывал снег, и шуршала под копытами промёрзшая сухая трава.
Всё произошло нежданно. Вдруг над самой головой Палкана нечто громыхнуло, да ещё и с такой силой, что в буквальном смысле вдавило его в промёрзшую землю. В глазах блеснуло так, что чёртики в них заплясали.
«Вот это да! Наверное, небеса рухнули, нужно скорее отскочить, чтобы не придавило». — Палкан распрямился и прыжком отпрянул метра на три от Николая.
— Палкан, ко мне! Что с тобой?
Николай, забыв принцип тишины, закричал, сам не зная почему. Ему стало очевидно, что пёс перепугался и с ним творится нечто непотребное. С великого перепуга у Палкана случилась дикая истерика, мгновенно переросшая в полную панику.
«Отчего в моих глазах блестящие вспышки — ничего не вижу. В ушах, что за звон — ничего не слышу. Что за гадостный запах, гарь, смрад, где я? Куда девался хозяин? Почему его нет рядом? Ведь он только что был здесь?»
Вспышка от выстрела на время ослепила Палкана. Он от испуга и сослепу рванул наугад, в ту сторону, которую смог разглядеть в самых первых кадрах возвращавшегося зрения. Местами кубарем под гору, местами проваливаясь в снежные перемёты, он чесал без оглядки, не разбирая направления. В попытке остановить перепуганного новобранца, Николаю пришлось вскочить во весь рост и закричать во весь голос:
— Палкан, ко мне!
Обескураженный новичок в это время сломя голову нёсся вниз по ущелью в направлении Колькиной засады. Это могло очень плохо кончиться. Николай, прочувствовав надвигающуюся опасность, стал орать во весь голос в направлении напарника:
— Колька, не стреляй, не стреляй — это Палкан! Не стреляаай!
Чудом не валясь с ног, Николай летел за своим воспитанником. Внутренняя часть склона была не очень крутая, но даже при этом, разбежавшись и набрав скорость, остановиться было невозможно. Он скакал горным архаром, напролом, едва различая под собой наст. На бегу ему приходилось несуразно размахивать руками, чтобы сохранить равновесие. Бинокль стучал по груди, ружьё мешало правильно удерживать равновесие. Картина со стороны выглядела настолько смешной, что сайгаки могли бы надорвать животы и помереть со смеху, если бы не их врождённая тупость. И ещё именно сейчас им было не до смеха. Они, опешившие после прогремевшего выстрела, окончательно растерялись.
«Что это за вспышка, блеснувшая непонятно изза чего, и грохот грома после неё???»
Горное эхо многократно повторяло и повторяло его раскаты, ужас и оцепенение мгновенно охватили перепуганное сайгачье стадо. Им, обалдевшим, стало непонятно, с какой стороны пришла опасность, эхо сбивало их столку. Наступила полная дезориентация. Вдруг нечто сорвалось с вершины холма неподалёку от них и понеслось вниз по ущелью. За ним с криками и шумом полетело второе. Сайгаков, наконец пришедших в себя, тут же подхватил страх и понёс подальше от возмутителей тишины. Если честно, то надо признать, сайгаки — это не архары, по горным склонам порхать они не могут. Но у страха глаза очень велики. Страх творит с живыми существами невероятные вещи. Увидев движение сверху и услыхав громкие крики, пришедшее в себя стадо рвануло в сторону и вверх через ближайшую вершину. Рывок был такой резвый, с такой скоростью, что за считаные секунды все они исчезли в предрассветной темноте, как стая встревоженных рябчиков, в общем — архары отдыхают…
Напарник Колька, в точности как сайгак, опешил от такого поворота событий, потому что в тёмной расщелине ровным счётом ничего не было видно. По недоразумению он и решил, что события начнут разворачиваться с рассветом, а пока не грех и покурить. Присел он за камнем, призадумался о жизни и раскурил папиросу «Север». Все его мысли были о проведённой бурной ночи, к тому же раскалывалась голова. Самогон вперемежку с портвейном сделали своё тёмное дело. Ему в этот момент в его больную голову не стукнуло, что дым имеет запах.
«Какой перегар? Николай чувствует, но ято ничего не чувствую. Закуска была приличная. Чего придирается?»
«Средь сладостных нег» и… грохнуло на всю округу. Кольку, как от взрыва мины, подбросило вверх. От огонька папиросы глаза слегка обмякли, мешая разгильдяю разглядеть хоть чтонибудь в ущелье.
«Ни зги. В кого же он стрелял? Может быть, какойнибудь заблудший барашек вышел прямо на него?»
Эхо разносило звук выстрела во все концы ущелья, и только лёгкое облачко дыма на слегка просветлевшем небе указало правильное направление. Колька всмотрелся в темноту и тут явно расслышал истошные крики Николая. Разобрать слова было очень трудно.
— Кооолькаакааа!
Эхо разрывало в клочья, а затем вновь соединяло в непонятные фразы почти все слова Николая. Первые куски слов звучали из одного места, повторялись частями из другого, конец фразы запаздывал и слышался совершенно из другого угла расщелины. В итоге получалась мешанина, путаница, в которой ни слова разобрать было невозможно. Колька полностью растерялся. Ему в суматохе показалось, что дикое стадо сейчас несётся в его сторону и вотвот промелькнёт перед его глазами.
«Ёлкипалки, лес густой! Стрелять срочно. Ружьё, где ружьё, ёлкипалки! Не заряжено? Патронташ, ёлки… да где же, где этот патронташ?»
Сердце колотилось, как молот о наковальню. Руки тряслись, мысли путались. Бедняга находился в «сайгачьей» прострации. В какойто момент, в полном смятении, трясущимися руками, зарядил свою двустволку первыми попавшимися патронами и направил ружьё в темноту, откуда доносился призывный крик Николая.
«Наверное, он гонит подранка на меня. Главное — не пропустить».
Растерянному Кольке никак не удавалось справиться с волнением, руки попрежнему вздрагивали, и сердце не унималось в своём бешеном ритме — бум! бум! бум!
Вот из тьмы чуть проявилось серое пятно. Странные движения были вполне различимы. Существо спотыкалось, падало, вновь двигалось, при этом довольно быстро перемещалось по насту. Голос Николая доносился из глубины ущелья, позади серого существа.
«Только бы не зацепить своего вождя. Вроде далеко, позади чешет, не зацеплю».
Стрелок прицелился в несущееся по ущелью серое пятно. Грохнул выстрел, за ним сразу второй.
— Вот глухой гадёныш! Колька, не стреляй, я тебе говорю, не стреляй.
Николай летел что есть мочи вслед Палкану. Тут вспышка и выстрелы. Сердце в грудной клетке оборвалось. Ему показалось, что там, внутри груди, на мгновение образовалась пустота. Холодком обдало лицо и спину, мысли мгновенно спутались. Он запнулся и полетел носом в снег. Проклиная всё на свете, сплёвывая снежные комья и ощущая мокрые потоки тающего снега под одеждой, Николай, пошатываясь и задыхаясь от изнеможения, поднялся и поплёлся в сторону гореохотника. Воображение рисовало самые страшные картины, в которых Палкан был главным героем и главным пострадавшим.
— Жаль беднягу, очень жаль. Зря я его с собой взял. Кольку, негодяя, олуха этого, придурка очумелого никогда с собой не возьму, ни за что. Вот чучело чокнутое, идиот полудурошный.
Причитая и чуть не плача, Николай медленно подходил к тому месту, где должен был находиться подстреленный Палкан. Одновременно туда же подбежал КолькаВорошиловский стрелок.
— Ну ты, вонючка табачная, морда бесстыжая, какого ты хрена…
Колька остолбенел от такой характеристики собственной персоны, остановился, опустил руки и слушал грозные трели в свой адрес, от неожиданности забыв приподнять кверху отвисшую нижнюю челюсть и закрыть свой рот.
— …палишь, когда тебя не просят. Ты что, оглох совсем или уши дома оставил? Я тебе что ору? Тетеря глухой, пьянь хренова.
От отчаяния несколько минут один охотник поливал отборной бранью другого, без остановки, неистово и беспощадно, как пожарник из брандспойта разгоревшуюся головешку.
— Ты чего это, Коль? Я ведь что? Ты кричишь — стреляй, я стреляю. Что случилось?
— Что случилось? Это ты спрашиваешь, что случилось? Ты Палкана подстрелил, раззява мочёная.
— Да ладно, как Палкана, откуда он взялся? Я же видел — бежит — и стрельнул. Откуда Палкан?
Колька постепенно начал осознавать, что произошло непоправимое. Как это он опростоволосился, вот уж точно охламон.
— Надо же, какая нехорошая история. Коль, ты извини, пожалуйста, в темноте не разглядишь особо, тут ещё ты орёшь. Стреляй! Стреляй! Я и стрельнул, — потерянным голосом проговорил Колька и потупил взгляд.
Николай в тот момент уже не слушал его и только ходил кругами, подсвечивая снег маленьким фонариком и пытаясь отыскать следы кровавой бойни. Результаты поиска были вполне обнадёживающими. На большой площади, которую охотники истоптали, не было ни капли крови.
— Эй, ты, стрелок липовый, дайка своё ружьё! Чем стрелялто? Ах… вот в чём дело.
Николай, держа в руке ружьё своего напарника, вынул стреляные патроны из обоих стволов, латунные гильзы были ещё теплыми, а на тыльной стороне гильз на блестящих капсюлях в свете фонарика виднелась отчётливая цифра 3. Напарник Николая в самой охоте и подготовке к ней многое перенимал от него самого. Поэтому при заряжении маркировал патроны по такой же точно схеме, в которой цифра 3 означала мелкую дробь. Подстрелить из неё можно только куропатку с расстояния в тридцать пятьдесят метров. Николай прикинул расстояние выстрела и понял, что все волнения за жизнь Палкана напрасны.
— Слушай, охотникнедоучка, если и дальше хочешь со мной на охоту ходить, то запомни: не пьёшь накануне охоты, не куришь на охоте и не путаешь сайгаков с куропатками. На, держи свою «пукалку», твоё счастье, что ты такой олух неоперившийся.
Николай бросил ружьё в руки недоумевающего шкодника. Тем временем чуть рассвело. Как я уже упоминал, рассвет в этих местах весьма скор. Однако в руках у Николая не оказалось его знаменитого ружья, он выронил его во время падения, ещё на шее отсутствовал бинокль, где он свалился — не понять. Неудачная охота завершалась ещё и неожиданными поисками. Ружьё и бинокль отыскали почти сразу, следы падения летевшего на спасение были отчётливо видны. Теперь нужно было озадачиться результатами охоты.
— Сходи вверх, там метрах в ста от вершины я по сайгаку стрелял. Они от твоей папиросной копоти через перевал рванули, стрелять пришлось почти вслепую, не знаю, что из этого вышло?
— А отчего дёрнул вниз Палкаха?
— Да от выстрела и дёрнул, как очумелый, ничего не видя и не слыша, ломанулся прямо на тебя — дурака. Я за ним бегу, ору, а ты — палить. Что, не слышал моего крика, тетеря?
— Слышал крик. Да разве в твоём крике разберёшь чего — эхо. Я только и понял — стреляй, стреляй, что оставалось делать? Стрельнул.
Ситуация полностью прояснилась, тёмные пятна стёрлись, и Колька, расстроенный собственными огрехами, поплёлся к вершине на поиски возможного трофея.
Николай тем временем прошёл вниз по следу Палкана и в очередной раз поразился его необыкновенной находчивости и решительности.
От того места, где его застал выстрел, на снегу был виден огромный прыжок в сторону.
— Грамотно от выстрела уклонился, вот зверёныш. И пошёл ведь не от вспышки, а под скалу вне зоны обстрела. Вот партизан, живой, слава богу! Где же он теперь? Местность не знает, из села ни разу не выходил, где его искать теперь, вот незадача?
События для Николая рисовались в более или менее ясную картину. Среди всего этого вдруг раздался громкий и продолжительный свист с вершины холма. Следом за ним радостный крик.
— Есть барашек. Уложил ты его враз, он и не сдвинулся с места! — орал от радости Колька, как будто это была его добыча. К чести сказать, добыча между ними всегда была общая. Эхо доносило до Николая обрывки непонятных слов. Различить можно было только подетски звонкий Колькин голос.
Домой охотники возвращались без особой радости, молча и без типичных для данной ситуации пересказов разных смешных эпизодов, частенько наскоро придуманных по ходу дела. Уж ктокто, а Колька обязательно позубоскалил бы. Но эта охота удачей и не пахла. Через полчаса они подогнали тракторок к самым воротам Николаева двора, и дичь на плече хозяина скоренько перекочевала за ворота, в сам двор. Здесь, почти у самых ворот, Николай едва не наступил на своего блудного пса. Заметил его боковым зрением, запнулся, зашатался, едва не выронил добычу.
— Палкан, бродяга, — от неожиданности сдавленным голосом проговорил хозяин и сбросил с плеча тушу подстреленного сайгака. Тут же схватил в охапку растерянного Палкана. Радости обоих не было предела. Николай прижимал дезертира и прогульщика к себе, а тот радостно лизал его щетинистое лицо, как бы принося извинения за свою минутную слабость.
— Вот барбос непорядочный! — выругался позади этой парочки испереживавшийся Колька. Он чувствовал свою вину в произошедшем, а как поддержать друга, чем можно было помочь в сложившейся ситуации, не приходило ему на ум. Малоопытный и расстроенный, он мучился, но так и не смог придумать, что можно предпринять, а тут такое везение.
— Ты смотри, скоростьто у твоего Палкахи как у спортивного мотоцикла знаменитого Бориса Пахалина. Мы голову ломаем, где его искать, так сказать — «куды бечь». А он до дома подрулить успел, прохлаждается тут, «знать — ОХОТА — наплевать…», к своей миске торопился, наверное. Одно тебе после этого название: барбоспроходимец.
— Давайка заноси тушу, сейчас разделаем и на работу поедем. Василий там один мается, да и Евдоха твоя, наверное, порвать тебя готова. Я обещал ей к девяти на месте быть.
— Ладно, тушу так тушу. А может, и ентаго бродягу разделаем заодно. Уж очень он меня сегодня расстроил.
— Вали, обалдуй, на работу опаздываем. Ты меня тоже расстроил не меньше, что, может быть, и тебя сейчас разделать под дуб да под ясень? Дробью по сайгакам палить, вот чучело… хахаха!
От всего пережитого на Николая неожиданно напал смех. Это произошло, вопервых, изза Колькиных промашек, вовторых, изза счастливого завершения этой необыкновенной охоты. Кольке в этот момент отчегото не смеялось, и он, взвалив сайгака на своё плечо, пошёл в глубину двора.
В этот день печёнка для Палкана была совершенно невкусная, потому что он чувствовал, что виноват. Сегодня от страха он покинул своего хозяина, сбежал без приказа, за всё это ему было очень стыдно. Брезгливо сморщившись, он отошёл от миски и посмотрел на Кнопку, которая, проглотив свой кусок, с немым вопросом во взоре в упор смотрела на него и сладострастно облизывалась. Палкан отошёл в сторону, предоставив коллеге свободу выбора. Благодарная Кнопка не заставила себя упрашивать и в три прикуса справилась с поставленной задачей.
Забегая вперёд, скажу, что Палкан ещё один раз побывал на охоте, но это было и в последний раз. Николай однажды решил приучить его к звуку выстрелов. С этой целью, привязав на поводок, как всегда, к патронташу, вывел его в ближайшую к посёлку балку. Предварительно поговорил с Палканом, решил словами вразумить его, успокоить. Всё получилось лучше некуда. Палкан был абсолютно уравновешен, он очень спокойно наблюдал за приготовлениями Хозяина к стрельбе из двустволки. Поднял стрелок ружьё вверх и выстрелил один раз. Грохотом Палкана слегка придавило книзу. Он осунулся, прижал уши и пригнулся к земле, но бежать не пытался. К тому же поводок был привязан. Николай стрельнул второй раз, всё повторилось. Он взял нож и срезал поводок. Тутто всё и решилось. Палкан, не спрашивая ни у кого разрешения, чесанул в сторону посёлка, только его и видели. Судя по всему, волчья натура взяла своё. Выстрелы для него были враждебны и казались опасными. Николай прекратил подобные опыты, потому что стало очевидно — Палкан пёс не охотничий.
 | Анатолий Кольцов. Под созвездием Большого Пса. Полукровка |