Наш гастрокритик убежден в том, что весь аскетизм и умерщвление плоти не стоят одного хорошего обеда.
Прекрасен тот, кто практикует самоограничение и умеренность. Не больше двух бокалов вина в день, клетчатка, физические нагрузки. А вместо дюжины разноцветных кожаных плащей – собрание сочинений в переплете для сына и каллы для жены. Вот только в самоограничении тоже нужно самоограничение, которым очень многие пренебрегают и, вступив на усыпанную листвой и цветами тропу добродетели, сами превращают ее в вымощенную шатающейся плиткой и посыпанную реагентами дорогу к мраку и неврозам.
Бывает, приезжаешь в загородный дом к уважаемому человеку. Дом этот – на берегу его собственного озера, к крыльцу, отделенному от гостиной одним большим куском стекла, пришвартована лодка, с которой он рыбачит; под домом – два винных погреба, над домом – заросшие сосновым лесом горы, а рядом – шесть гектаров виноградников. Ждешь от него абсолютной благости и спокойствия, но не тут-то было. Потому что уважаемый человек не пьет вина, сидит на бессолевой и безмасляной паровой диете и спит по какой-то специальной системе, суть которой – заставить человека спать как можно меньше, чтобы не тратить драгоценное время. И, пока мы с ним обходим владения, вместо ожидаемых рассказов об урожаях, уловах и о том, как он счастлив, я слышу бесконечно повторяющуюся историю про две пары тинейджеров, которых он встретил в «Ашане» за покупкой пластикового ведра с плавающими в уксусе свиными лохмотьями, двух пакетов майонеза и шести полторашек пива, как они прекрасны, молоды, счастливы, с каким аппетитом, разведя костер, они будут поглощать смазанные майонезом уксусные угли – и как прекрасны эти простые удовольствия, которых он лишен.
Есть случаи и посерьезней. У меня был приятель, который без памяти влюбился в мою бывшую одноклассницу. На жаргоне тех лет она называлась «подвеянной»: зимой и летом ходила в разноцветных индийских штанах, заправленных в сапоги с отделенным большим пальцем, заклеивала холодильник магнитами, на которых Майкл Джексон в образе Ганеши поклонялся распятому лягушонку Кермиту, круглосуточно пила из термоса горячую воду, здоровалась со всеми, кланяясь со сложенными перед грудью руками, и, по всем косвенным признакам, делала в постели такое, что, сняв это на видео, она немедленно разорила бы всю мировую порноиндустрию. Отчасти влюбленность моего приятеля я объясняю именно этим. Ее же поведение – очевидная попытка навсегда оставить в прошлом эпизод, случившийся с ней на уроке литературы, когда в гробовой тишине, сопровождавшей написание сочинения по, кажется, «Леди Макбет Мценского уезда», она с грохотом уронила на пол шприц – судя по стеклянному взгляду, уже абсолютно пустой. Надо отдать ей должное, с содержимым шприца она действительно завязала окончательно и бесповоротно.
Приятель увидел в знакомстве с ней стимул изменить и свою полную разнообразных излишеств жизнь. Он занялся йогой, сел на диету и присоединился к распитию воды из термоса. Через некоторое время он уже сообщал мне, что голодает минимум один день в неделю и неплохо разбирается в энергетической силе камней. Через месяц он отказался от мяса и алкоголя, затем от молока и сахара. Через год он позвал меня помочь ему с какими-то съемками в Ялте. Мол, погуляем, поплаваем, он пофотографирует горы, а я разок-другой отражатель подержу. Отпуск, разумеется, не задался. На мясо и рыбу в моей тарелке он, к счастью, не реагировал, но потребовал, чтобы вино в ресторанах я заказывал только по бокалам и выпивал залпом – что-бы он мог налить себе стаканчик кипятка, отойти и не смотреть, как я засоряю свой организм мрачными энергиями. В один прекрасный день мы в очередной раз потащились в горы. Нагруженные камерами, штативами и фонарями, мы ползли по отвесной горной тропе под палящим солнцем сквозь густые заросли ясенца. Если кто не знает, от прикосновения к цветам этого растения на коже образуются здоровенные волдыри, превращающиеся потом в отчетливые шрамы. Мы обливались потом и еле переставляли ноги. «Знаешь, почему нам так тяжело? – начал мой знакомый. – Прекрасно ведь известно, что человек питается вовсе не едой, а воздухом. И вот мы с тобой потребляем грязный городской воздух, который засоряет все каналы, отнимая у нас силы. Именно поэтому, кстати, двойные подбородки чаще возникают у горожан, нежели у деревенских жителей», – на последней фразе он кивнул в мою сторону, состроив гримасу, в которой даже пришелец из иной галактики прочитал бы однозначное «да-да, это я про тебя, позорище». На этом наше общение, конечно, закончилось. Позже я узнал, что усвоенные у дамы принципы самоограничения он в увеличенных масштабах реэкспортировал ей: после того как она родила второго ребенка, заявил, что создан для исканий, а не для быта, и немедленно исчез. Спустя пару месяцев он материализовался на фейсбучных фотографиях медитирующим на бетонной плите где-то в джунглях с подписью, что он абсолютно счастлив.
Я и сам попадал в подобные ситуации, когда любовная лодка разбивалась о тарелку. Я познакомился с дамой, которая испытывала абсолютную идиосинкразию к луку, чесноку и специям. Причем этих продуктов не только не должно было быть в блюде, но и рядом, в одном холодильнике с продуктами, из которых готовили блюдо, и в руках повара как минимум за полчаса до этого. Медицинские показатели тут были явно ни при чем. «От пряной еды я перестаю себя контролировать», – говорила она, но, судя по ее обычному поведению, носила в кармане компактную капельницу с карри. И дама эта, со всеми своими гастрономическими пристрастиями, предложила провести отпуск в Бангкоке. Все дни проходили по одному сценарию: мы заходили в ресторан, я заказывал еду, она брезгливо зачерпывала ложкой грамма три, осторожно пробовала, зло цокала языком и швыряла ложку на стол. «Нет, ну ты, конечно, ешь, ты же не обязан из-за меня...» – произносила она и вешала над разделяющим нас столом жирное и наполненное предельно конкретным смыслом
многоточие. Я считывал его абсолютно верно и плелся в следующее заведение.
Но закончить историю, конечно, хочется на позитивной ноте и рассказать, как здоровый гедонизм побеждает болезненный аскетизм. Мой хороший знакомый, по совместительству – один из лучших российских поваров, участвовал в гастрономическом фестивале, устроенном в монастыре. Пробовал творения юных кулинаров, критиковал, помогал, давал советы. После чего закатил с их помощью грандиозный обед в монастырской трапезной – дело было в Рождество, так что ни от скоромного, ни от чарочки никто не отказывался. После чего благодарные организаторы попросили фото на память. Повар встал в круг и на автомате ляпнул: «А теперь все говорим «си-и-ськи». Осекся и посмотрел по сторонам: его окружало с полдюжины осанистых монахов с длинными бородами. Которые – спасибо сытному и приятному обеду – тут же заулыбались и басовитым хором начали наперебой успокаивать: «Да ладно, ну что ты, ну это же шутка, мы понимаем, все в порядке!»
Иван Глушков