В американских госпиталях в Афганистане стремительно распространяется жуткая эпидемия, при которой зараженные буквально разлагаются заживо. Болезнь вызывает редкая и стремительно мутирующая бактерией. Необычайно важно немедленно остановить эту заразу, иначе грянет масштабная пандемия с высочайшим процентом смертности. Лекарство можно раздобыть лишь в одном месте на Земле – в мексиканской супер пещере Куэва-де-Луз, где, на невероятной глубине, содержится особая бактериальная субстанция – "лунное молоко". Правительство США посылает туда небольшую экспедицию специалистов различного профиля. Среди них и микробиолог Халли Лиланд. Однажды она уже была в этой пещере и знает маршрут. Смельчакам придется пройти сначала сумеречную зону, потом – темную. И, наконец, проникнуть в самую опасную зону – глубокую. Еще более опасную потому, что в одном отряде с Халли затаился предатель…
Отрывок из книги:
Утром того дня, когда Халли с командой вылетели с авиабазы Эндрюс в Рейносе, в кабинете Лу Кейси Дон Барнард налил себе крепкого черного кофе, отхлебнул глоток и сморщился.
– Ну и отрава…
Кейси, в мятых хлопчатобумажных брюках, поношенных мокасинах и клетчатой рубашке, поднял чашку.
– Флотский кофе. Не дает мозгам уснуть.
Барнард знал о пристрастии приятеля к «флотскому кофе». Раньше тот жил в Аннаполисе и провел пять лет на действительной военной службе, пока не понял, что микробиология ему ближе, чем ядерные технологии. Уволился из ВМС, защитил докторскую, занимался частным предпринимательством, пока не возникло стойкое отвращение, а затем пришел в ЦКЗ, где и трудился вот уже более двадцати лет. Большую часть этого срока он работал с Барнардом. Друг к другу они относились скорее как братья, нежели как начальник и подчиненный.
– По твоей милости мы столько работаем, что помогает только такой.
– Я знаю, и мне жаль.
Барнард достал трубку, повертел в руках, снова сунул в карман жилета.
– Мы на пределе. И дальше, судя по всему, будет только хуже. Тем не менее остановить этот кошмар под силу, наверное, только нам.
Кейси махнул рукой:
– Не часто выпадает шанс поворчать на тебя.
– А как вы, Эвви? – обратился Барнард к Эвелин Флеммер, третьей персоне в тесном кабинете Кейси.
– Я из тех, кто ненавидит спать, сэр. Терпеть не могу терять время в забытьи. Спасибо, что спросили, но со мной все в порядке.
Когда при первой встрече Флеммер назвала его «сэр», он со смехом отмахнулся от столь почтительного обращения. Она покраснела, и у него возникло впечатление (которое со временем ничуть не уменьшилось), что она очень застенчива. «Простите. С привычкой трудно бороться. Мои родители были очень щепетильны в вопросах хорошего тона, сэр», – сказала Эвелин, вздрогнув от последнего невольно вырвавшегося «сэр». Барнард, который сам вырос в Вирджинии, знал, что некоторые родители в южных штатах все еще воспитывают детей как в старые времена, учат почтительно относиться к старшим и вообще проявлять любезность ко всем людям – что само по себе не так уж плохо. При таком воспитании слова «сэр» и «мадам» возникали в речи практически рефлекторно. «Понимаю, – сказал он и спросил: – Вы, часом, не с юга?» – «Ну… в каком-то смысле, сэр. С юга Оклахомы». Барнард улыбнулся и больше об этом не заговаривал.
Эвви Флеммер была одной из лучших научных сотрудников Кейси. Возможно, даже лучшей из всех, кто на него работал. Невысокого роста, плотно сбитая, она одевалась – насколько мог судить Барнард – исключительно в «Джей Си Пенни». Сегодня на ней было коричневое платье длиной ниже колен и всегдашние удобные черные туфли без каблуков. Она не красилась, каштановые волосы стригла коротко, чтобы не тратить время на сушку и укладку. Улыбка редко озаряла лицо Эвелин, а ее смеха Барнард и вовсе ни разу не слышал. Впрочем, назвать ее злой или циничной язык не поворачивался. Просто очень, очень серьезная.
Барнард знал, что темноглазой Эвелин Флеммер тридцать восемь лет, что она не замужем, живет одна. Ее бледная кожа свидетельствовала вовсе не об ирландских корнях, как в случае с Кейси, а о том, что почти каждый час бодрствования она проводит в лабораториях УПРБ.
Через несколько месяцев после ее появления Барнард все больше стал беспокоиться о том, что она практически не выходит из лабораторий, и однажды поинтересовался у Кейси о жизни девушки вне УПРБ. «Какая жизнь? – пожал плечами тот и добавил: – Сперва мне тоже было за нее тревожно, Дон. Но, думаю, Эвви больше всего на свете нравится заниматься наукой. Я за ней приглядываю, у нее все хорошо».
– Завидую вам, – сказал теперь Барнард, поднимая чашку. – Я чувствую себя разбитым, если не посплю часов шесть-семь. А лучше восемь.
– Черт возьми, Дон, мы были такими же в молодости, живыми и энергичными, как Эвви, – отозвался Кейси, похлопывая Флеммер по плечу.
Та покраснела. Барнард знал, что у Кейси и его жены, Адель, никогда не было детей. Как истинные католики, они очень страдали от своего бесплодия. Поэтому Лу имел склонность опекать некоторых более молодых людей, работавших под его началом. Отцовские чувства к Эвви Флеммер он скрывать и не пытался.
Барнарду она тоже нравилась. Не так, как Халли, конечно. Халли – особенная. Она функционировала на более высоком уровне, чем остальные, манила за собой. В ее присутствии Барнард замечал, что его собственный мозг работает быстрее, речь становится изысканнее, чувства – ярче. Однажды на заре карьеры его научный руководитель, теперь уже давно пенсионер, сказал: «Дон, в этом мире есть два типа людей: одни заряжают тебя энергией, другие высасывают твои соки. С первыми – а они встречаются редко – ты возносишься вверх. Вторые тянут вниз». Халли относилась к первому типу. Он скучал по ней каждый день.
– Разве? – Барнард покачал головой. – Сомневаюсь, что когда-то я обладал такой работоспособностью, как вы, Эвви.
– Наверное, обладали, сэр. – Флеммер пожала плечами. – Как же вы тогда достигли таких высот?
– Вы льстите старику.
– В правде нет лести, сэр.
Кейси фыркнул и вновь похлопал ее по плечу. Она опять зарделась.
– Эвви у нас чудесный собеседник, верно? Для ученого, я хочу сказать.
Флеммер отмахнулась от комплимента.
– Ну, прекратите же, доктор Кейси…
Девушка опустила глаза, так что Барнард не видел выражения ее лица, но в голосе услышал нечто, чему не мог подобрать названия. Едва уловимое несоответствие тона и улыбки. Он наблюдал такое и раньше и всегда вспоминал о том, как она застенчива. Разумеется, в определенных случаях похвала приятна, однако порой бывает мучительна, потому что привлекает внимание. Он решил прийти Эвви на выручку и сменить тему.
– Кстати, я зашел, чтобы… – Барнард умолк. Он просто хотел выбраться из кабинета, быть ближе к событиям, попытаться помочь делом. Но сказать такое вслух постеснялся.
– Проверить, как у нас успехи, – подсказал Кейси.
Барнард отхлебнул мутный кофе, проглотил, крякнул.
– Да. И сообщить кое-что. Мы получили из-за границы жизнеспособную культуру АКБ.
– Дьявол в бутылке. – Кейси навострил уши.
– Да. Как вы знаете, еще две лаборатории пытаются синтезировать «лунное молоко» и получить новый антибиотик.
– Не очень-то успешно, насколько я слышал.
– Верно. Хочу, чтобы ты со своей командой попробовал расшифровать генетический код АКБ.
Кейси выпрямился.
– Когда начинать?
– Сегодня.
– Будем работать в две смены. С восьми до четырех и с четырех до двенадцати.
Кейси выглядел уставшим, но откликнулся с готовностью. Флеммер внезапно оживилась, как собака, которую нежданно-негаданно одарили куском свежего мяса. Хороший знак, отметил Барнард. Она не сдается. Если о ком беспокоиться, то о Лу. Вспомни хотя бы об эмфиземе. Как и Барнард, раньше Кейси был заядлым курильщиком – «Кэмел» без фильтра, флотская привычка. В отличие от Барнарда, он не бросил курить до тех пор, пока в прошлом году ему не поставили диагноз – эмфизема легких. Болезнь пока не дошла до критической стадии, но все равно изматывала силы.
– Мы справимся, Дон. – Кейси поднялся, допил остатки кофе. – Правда, Эвви?
И ласково похлопал ее по руке. Опять вспыхнув, девушка энергично закивала.
– Обязательно справимся, сэр. – Она вскочила, расправила плечи, попыталась пригладить волосы. – Когда именно АКБ будет у нас, сэр?
– В течение часа должна прибыть на четвертый.
Четвертый уровень биологической защиты, святая святых, где содержали самые смертоносные патогены.
Барнард помолчал в нерешительности и продолжил:
– Понимаю, не мне вам об этом напоминать… И все же прошу, будьте осторожны. С бактерией такого типа мы никогда не встречались. Для нас она как будто марсианского происхождения. Черт возьми, возможно, она и впрямь с Марса. Вы видели, на что способна эта зараза.
Кейси и Флеммер молча кивнули.
– Необходимо строжайшее соблюдение регламента. Сроки важны, однако послаблений мы себе позволить не можем.
– Понимаем. «Дельта-17» будет закрыта наглухо.
– Ну, вот и хорошо.
Барнард поставил чашку с так и не допитым кофе, встал и пошел к выходу. Его остановил голос Флеммер:
– Сэр, я хочу сказать… вам обоим… Спасибо! Работать с акинетобактерией в критической ситуации – такая уникальная возможность выпадает раз в жизни. Нет слов, как я вам благодарна. За то, что верите в меня.
Это было так на нее не похоже, что Барнард на мгновение застыл на месте. Глаза Флеммер блестели, а голос звучал искренне, не патетически. Вряд ли сам Барнард назвал бы эту работу «уникальной возможностью», однако он понял. Самоотдача – вот что имело сейчас значение. И самоотдача – Барнард знал это – будет полной.
* * *
Вскоре после восхода Боуман остановил группу на границе леса. Перед ними простирался ровный зеленый луг, по обеим сторонам которого высились горные сосны. Слева в двух сотнях ярдов темнел вход в пещеру. Все сгрудились вокруг Боумана, и Халли прошептала:
– Вот она!
– Обалдеть! – прошептал Хейт. – Хоть на «боинге» залетай. Первый раз вижу такой огромный вход.
– Говорила же, пещера необычная.
У края леса, тоже с левой стороны луга, располагался сенот – округлый, заполненный водой провал грунта. Халли встречала такие колодцы; иногда через подземные полости они связаны с основной пещерой. В этот сенот она не погружалась и не знала, есть ли здесь такие проходы.
Стараясь не выходить на не прикрытое деревьями пространство, Боуман повел команду вперед, мимо сенота. Колодец напоминал огромный, диаметром в двести пятьдесят футов, резервуар, стены которого образовывали слои серого известняка – карст, на языке геологов.
– Какая, по-вашему, здесь глубина? – тихо спросил Боуман.
– Сотни футов. А может, тысячи, – ответила Халли.
– У древних куикатеков они служили основными источниками воды, – вмешался Аргуэльо. – Увы, но человеческие жертвоприношения тоже бросали туда. Своими руками травили собственные колодцы. Одна из причин вымирания племени.
Немного погодя они стояли в пещере, достаточно далеко от входа. Из древних глубин рвался холодный поток воздуха.
– Дышит, – с благоговением, словно в храме, проговорил Аргуэльо. – Вот почему куикатеки и другие племена считают пещеры живыми существами.
– Вообще-то, воздух перемещается из-за суточных изменений давления и температуры, – заметил Хейт. – Нет, я не утверждаю, что куикатеки не правы. Но научно это тоже объясняется.
– Да, однако есть еще много чего, – возразил Аргуэльо. – К примеру…
Тем временем в тайнике под камнями Боуман укрыл самонаводящееся оружие и пистолет. Затем выпрямился, отстегнул от шлема прибор ночного видения.
– ПНВ пока не понадобятся. Чем меньше весу, тем лучше. Давайте припрячем их здесь.
Через пять минут все были готовы.
– Отныне начинаем строго блюсти правила экономии энергии. То есть для каждой задачи используем один нашлемный фонарь. Все остальные отключить, чтобы не разряжались батареи. – Боуман посмотрел на Халли. – Пора идти. В нашем состязании с бактериями у АКБ большое преимущество. Поведет Халли. У нее есть карта, составленная по заметкам из предыдущих экспедиций, она уже здесь бывала. За ней иду я. Потом Эл, Рафаэль и Рон – в таком порядке. Постоянно держите в поле зрения идущего впереди и сзади вас. Вопросы?
Вопросов не было.
– И еще. На подходе к вертикальным спускам или участкам, требующим погружения, делаем остановку, продумываем план и лишь потом трогаемся.
– Сегодня вы сколько планируете пройти? – спросил Эл Канер.
– Пока не сможем двигаться дальше. Еще вопросы?
Заговорила Халли:
– Проверьте, до конца ли застегнут костюм. Обратите особое внимание, плотно ли он прилегает на запястьях, щиколотках и шее.
– Так рано? В них жарко. Я думал, застегнемся где-нибудь подальше, – озабоченно произнес Аргуэльо.
– Они понадобятся очень скоро.
Халли повела группу вниз по почти отвесному склону. Как всегда в начале экспедиции, она думала не только о предстоящем спуске, но и о том, чтобы успеть выбраться назад. На формирование таких пещер уходят миллиарды лет. И когда египтяне строили свои пирамиды, и когда дальние предки Халли ходили по земле, опираясь на кулаки, эта пещера уже существовала.
На входе в такое место непременно испытываешь радостное возбуждение и вместе с тем – беспокойство. Ветер, стремительные потоки воды, образующие целые реки, и тяжелая влажная темнота – Халли понимала, почему для коренных жителей пещеры живые. И дело не только в камне, воде и ветре. Здесь явно присутствует нечто еще. Будучи ученым, Халли все же оставалась человеком широких взглядов. Двести лет назад подняться в небо было несбыточной мечтой, о микробах ничего не знали, а больных врачевали кровопусканием, порой залечивая до смерти. Для Халли единственным несомненным фактом было то, что мир и человеческие знания о нем будут и дальше меняться, а значит, то, что подразумевается под словом «невозможное», и есть сама невозможность.
Она не могла ни выразить, что чувствовала, ни даже подобрать название, однако ощущение не пропадало. Чи Кон Ги-Хао – чем не имя?
* * *
Свод пещеры возвышался до семидесяти футов – зал огромный. Впрочем, Халли доводилось видеть и больше. В некоторых мог вполне разместиться Центральный вокзал Нью-Йорка. Она повела группу мимо каменных глыб размером с коттеджи – спелеологи называют их «обломками», – упавших со свода миллиарды лет назад. В любую минуту такие же могут сорваться снова – все равно, что идти по минному полю, только мины не под ногами, а над головой.
Спуск стал не таким крутым, и все же каждый шаг делали с великой осторожностью. Мир сузился до размера прыгающего под ногами голубого кружка света.
Халли остановилась.
– Еще раз проверьте, все ли манжеты на костюмах прилегают плотно.
Она повернулась и пошла по умеренно покатому склону. Через пятьдесят футов свет нашлемного фонаря упал на темную, недвижную поверхность – явно не скальную породу. Халли ступила. Поверхность озера не пошла рябью, как вода; густая и вязкая, по консистенции похожая на пахту, бурая жижа заколебалась.
Стиснув зубы, Канер процедил:
– Несет разлагающимися трупами, горелым дерьмом и гниющими отбросами.
– На твоем месте я бы говорила потише, – мягко предупредила Халли. – Взгляни наверх.
– Святая Мария, – ужаснулся Аргуэльо. – Вот это да… Ни разу не видел такой огромной колонии.
– Как думаете, сколько их тут? – Даже голос Боумана звучал удивленно.
– Если учесть размер зала – миллион, не меньше.
В пятидесяти футах над их головами свод пещеры был покрыт устроившимися на ночлег вампирами – с потолка будто свисала огромная серая борода. Покрытые шерстью тельца летучих мышей были похожи на крысиные, а уши – как у чихуа-хуа. В свете фонарей розовые мордочки скалились, обнажая белые острые зубы.
– Говорят, древние вожди инков носили накидки из шкурок вампиров, – произнес Аргуэльо с благоговейным страхом. – Как им удается… э-э… какать, вися вверх тормашками?
– Они на мгновение меняют позу, опорожняются и вновь принимают обычное положение. – Халли покачала головой. – Поразительная акробатика.
– Значит, мы бредем по озеру из гуано, – отозвался Аргуэльо.
– Наверняка кишит бактериями и вирусами. – Голос Канера, пораженный и одновременно испуганный.
– Ничего, Эл, скоро мы отсюда выберемся. Другого пути нет.
– Отвратительная дрянь. – В голосе Боумана никакого любопытства, только брезгливость.
– Могло быть и хуже, – безразлично произнесла Халли и стала ждать реакции.
На наживку клюнул Канер:
– Куда еще хуже?
– Летучие мыши только что вернулись на насест с ночной охоты. Вот-вот их маленькие кишечники заработают. Начнется ливень из кровянистого гуано.
– Пожалуйста, пойдемте быстрее, – забеспокоился Аргуэльо.
– Да, но все же не так быстро. Дно здесь неровное. Можно упасть и нахлебаться гадости.
– Боже правый, только не это! Давайте скорее. – Даже крутой Хейт и тот встревожился.
Еще через пять минут Халли почувствовала, как дно пошло вверх, и вскоре она стояла на скалистом берегу «озера», наблюдая, как выбираются остальные. Наконец все собрались – по грудь измазанные густыми, зловонными фекалиями.
– Вонючая бригада. – Хейт по-кроличьи дергал носом, безуспешно пытаясь увернуться от запаха.
Канеру было не до смеха.
– Что дальше?
– Теперь примем душ. Идемте.
Халли подвела их к маленькому водопаду, стекающему с уступа переливающейся золотым и рубиновым цветами породы. По очереди, не снимая шлемов, они стояли под этим природным душем, пока прозрачная студеная вода не отмыла дочиста комбинезоны. Халли приняла «душ» последней.
– Как называется это место? – спросил Хейт.
– Озеро Мышиного Дерьма. Как же еще?
– Идемте! – резко оборвал Боуман. – Халли, ведите нас отсюда.
Она посмотрела на него, немного помедлила и кивнула. Несмотря на грубость, что-то в этом большом человеке ее привлекало. Она вспомнила игру в «гляделки», как он ей подмигнул… Именно этим и отличалось его поведение от поведения сотрудника спецслужб. Парень не прост, а значит, жди сюрпризов. Которые – она испытала это на себе – могут быть приятными и не очень. Однако какими бы ни были сюрпризы, с ними было лучше, чем вообще без них.
* * *
Тропа вновь стала круче. В конце концов она привела к громадному входу почти прямоугольной формы, двадцать на тридцать футов, в каменной стене, верха которой не достигали огни фонарей. Здесь весь воздух, поднимавшийся из бездонных глубин пещеры, сжимался и дул сквозь отверстие с такой силой, что Канер ухватился за золотистый сталагмит, чтобы устоять на ногах.
– Я бывал во многих пещерах, – сказал он, – но не помню, чтобы где-нибудь дул ветер такой силы из бреши такого размера.
– Знаете, что говорят о пещерах? Дышит – значит, живет, – вымолвил пораженный Хейт.
– Что на той стороне? – Боуман направил луч фонаря в полость, пытаясь рассмотреть рельеф.
Следуя правилу спелеологов не светить в глаза собеседнику, чтобы не ослепить, Халли навела фонарь ему на грудь.
– Место, где погибло множество людей.
Она повела группу дальше, через валуны, мимо бездонных шахт, сквозь «сады» разноцветных спелеотемов – белых и красных и черных сталактитов и сталагмитов. Некоторые по толщине не уступали стволам деревьев – исполинские, уходящие ввысь колонны. Другие, более молодые сталагмиты торчали шипами из пола Куэва-де-Луз.
Темнота здесь была абсолютной. Она обрела вес, как вода при погружении, и поглощала лучи фонарей быстрее, чем любая темнота на поверхности. Давила на тело и разум. Были и другие физические проявления присутствия пещеры. Ее дыхание, осязаемое, сильное, дуло в грудь и в лицо, заполняло ноздри. Теперь в воздухе не ощущались запахи нечистот и разложения; впрочем, ароматами поверхности земли тоже не пахло. Воздух из самых недр пещеры имел медный привкус свежей крови и других, не знакомых миру света вещей.
Вот настоящее сердце тьмы, думала Халли. Храни нас, Чи Кон Ги-Хао.
* * *
Они вошли в узкий, петляющий коридор, затем, как по дымоходу, упираясь руками и ногами в противоположные стены, спустились по вертикальному желобу и попали в зал, где вполне могло бы уместиться футбольное поле. Почти в центре лежала серая каменная плита размером с автобус. Следуя за Халли, группа пробралась через булыжники и обломки породы к громадной плите, вокруг которой клубился пар от небольшого ручья – ответвления главной реки пещеры.
– Ну и камешек, – произнес Хейт, направив фонарь на плиту и тщательно ее рассматривая.
– Есть кое-что поинтереснее. – Халли опустила фонарь к подножию плиты, осветив край каменной платформы.
– Боже правый… Это похоже на… – Канер не договорил.
Зато договорил Боуман:
– На кости. Человеческие кости. Верно, Рафаэль?
– Да. У древних куикатеков было много богов. Люди полагали, что человеческие жертвы помогут добиться милости этих богов. Особенно Чи Кон Ги-Хао.
– Кости-то все маленькие, – выдавил Хейт.
– Они верили, что самые убедительные жертвы – это дети, – печально проговорил Аргуэльо. – Их души чисты, а значит, более действенны.
– Как им удавалось забраться на такую глубину? – уже с профессиональным интересом спросил Хейт. – Как минимум два часа идем после сумеречной зоны.
– Выстраивались в ряд от поверхности земли до места убийства, каждый нес в руках факел, – объяснил Аргуэльо.
– Почему именно здесь?
– Этого мы не знаем. Одно несомненно – они считали, что такие места обладают великой силой.
Боуман уже давно переминался с ноги на ногу.
– Давайте продолжим путь. Там, наверху, гибнут добрые люди.
Группа двинулась вперед за подпрыгивающими кружками бело-голубого света. Немного погодя они вошли в ритм, и Халли охватили раздумья. В пещерах мы все меняемся. Как эта пещера повлияет на нас?
Затем нисхождение вновь стало опасным. Это не напоминало ни спуск по тропинке, ни карабканье по валунам и склонам на поверхности, и не только из-за того, что в пещере царил полный мрак. Здесь, внизу, все вокруг было мокрым. Никаких тропинок и дорожек – лишь бесконечные, круто уходящие вниз каменные глыбы и обломки породы. Нужно ухитриться и устоять на вершине валуна, продвигаться вперед, не упав в пространство между камнями. Без спокойствия и мужества тут не обойтись – подчас, чтобы преодолеть расстояние между двумя камнями, требовалось перепрыгнуть с одной гладкой округлой поверхности на другую такую же, через огромную разверзшуюся пустоту. Иногда приходилось спускаться по почти отвесным стенам, ни одна из которых не превышала, правда, двадцати пяти футов, но и этого было достаточно, чтобы покалечиться или разбиться насмерть.
* * *
Чем ниже они спускались, тем сильнее Халли ощущала, как возвращаются знакомые навыки. Среди камней она мысленно прокладывала путь на несколько ярдов вперед. На вертикальной поверхности руки и ноги будто самостоятельно отыскивали удобные места, пальцы составляли одно целое с выступами и впадинами стены. Идущим позади казалось, что Халли почти парит – так плавно и равномерно она двигалась.
Боуман, несмотря на огромный рост, не отставал, хотя его движения не отличались размеренностью. Следом за ним шел Канер, не так грациозно и расторопно, как Халли, однако легко и уверенно – опыт исследования пещер здорово ему помогал. Труднее всех пришлось Аргуэльо – вскоре он вспотел и стал браниться. Замыкающий Хейт мог идти намного быстрее, если бы не двое пожилых людей впереди, но он, казалось, был всем доволен, осматривал окрестности и даже мурлыкал себе под нос какой-то аппалачский напев.
Халли дошла до гигантского сталагмита – выше и больше в обхвате, чем колонны Парфенона, – раскрашенного минералами красного, желтого и черного цвета. Структура поднималась от пола вверх до самого свода. Даже на фоне этой бробдингнегской пещеры спелеотем выделялся своими размерами. Этого указателя она давно ждала.
– Давайте здесь остановимся.
– Зачем? – Раздраженный, нетерпеливый голос Боумана.
– Затем, что если не остановитесь, сорветесь вниз с пятисотфутовой высоты.
– Та самая стена, о которой вы рассказывали?
– Вот именно. Идите сюда, только осторожно. Посмотрите.
Остальные ждали в стороне, пока они с Боуманом подошли к краю обрыва. Свет фонарей обнаружил гигантский каньон, настолько глубокий, что лучи не доставали дна.
– До дальней стены тысяча семьсот восемьдесят девять футов. – Халли направила лазерный дальномер на противоположный край каньона, затем вниз. – Глубина пятьсот двадцать три фута.
– Какая красота! – К ним подвинулся Канер и провел лучом по красно-коричневым, до блеска отполированным стенам. – Какой же поток воды понадобился, чтобы выточить эту бездну! Немыслимо… – В его голосе слышался благоговейный страх.
– Делаем перерыв? – Аргуэльо уже сбросил рюкзак. – Я бы перекусил. И попить не помешает. На установку тросов уйдет час, не меньше. Так?
– Мы не будем устанавливать тросы. Помните, я говорил об этом в УПРБ? – Боуман обвел фонарем вокруг, оценивая обстановку.
– Я забыл. Но все равно быстренько перекушу.
Аргуэльо принялся за батончик «Херши» с миндалем. Халли хотела было сказать, что паек нужно экономить, экспедиция только началась, но потом решила поговорить с Аргуэльо с глазу на глаз, когда будет возможность.
Хейт с восхищением предвкушал спуск.
– А я не забыл. Умираю от любопытства, что такое вы достанете из рукава.
– Вообще-то, из рюкзака. – Боуман снял рюкзак и стал в нем рыться. – Я не раздал вам это до спуска в пещеру, чтобы не нарушать режим секретности. – Он вручил каждому по пакету, напоминавшему застегивающийся на молнию набор туалетных принадлежностей. – В противном случае вы уж точно несли бы их сами. Снимите рюкзаки, взгляните на экипировку. Задержимся ненадолго.
В своем пакете Халли обнаружила пару перчаток, по-видимому, из толстого неопрена – как в гидрокостюмах для водолазов, – и еще два предмета из того же материала, похожие на черные галоши, которые в стародавние времена использовали для защиты парадной обуви. Халли просунула левую руку в одну из перчаток и от неожиданности подпрыгнула.
– Эй! – воскликнула она. – Боуман! Что происходит?
Перчатка шевелилась, будто живое существо. Увеличилась, облепила руку, сдавила, как манжета тонометра. Затем движение прекратилось. Ладонь словно обросла еще одним слоем мышечной ткани.
– Не волнуйтесь. – Боуман улыбался, явно радуясь ее замешательству. – Больно не будет. Все работает, как задумано.
– Как, черт побери, она это сделала?
– Все надевайте перчатки, и я объясню.
Послышались удивленные возгласы, от Madre de Dios Аргуэльо до Хейтова «офигеть!».
– Эту экипировку нам доставили из ДАРПА. – Боуман непринужденно натянул перчатки, явно делая это далеко не в первый раз.
– Сверхсекретная спецслужба? – Хейт крутил кистями рук, как боксер перед боем.
– Да. Управление перспективных исследовательских программ министерства обороны. Занимаются высокорискованными и высокозатратными разработками.
– Например?
– Малозаметный летательный аппарат. Антигравитационный проект. «Суперцелитель» – биотехнология, ускоряющая процессы заживления. Продолжать можно долго. Но вы меня поняли.
– Больше похоже на научную фантастику, – произнес Аргуэльо, натягивая перчатку.
– Об этих штуковинах расскажите. – Хейт, сжав кулаки, делал удары в воздухе.
Нашлемный фонарь Боумана взмыл вверх и опустился.
– Требовалось разработать систему, позволяющую бойцам подниматься и спускаться по отвесным поверхностям.
– Погодите-ка, – встревожился Аргуэльо. – Вы ведь не предлагаете нам спуститься с их помощью в пропасть?
– Как они работают? – заинтересованно спросила Халли.
– В ДАРПА их называют «инструментами Z-мена», а мне больше по душе «гекконово снаряжение». Сначала в ДАРПА попробовали присоски, но те оказались недостаточно мощными. Затем исследовали, как ползают по стенам гекконы и пауки.
– Волшебство, – тихо произнес Аргуэльо.
– Нет, скорее наука. Обнаружилось, что некоторые ящерицы и пауки используют нечто, называемое ван-дер-ваальсовыми силами. В общем, здесь применена очень сложная нанотехнология. Я пробовал подниматься с этими штуковинами и могу сказать – они работают, а это главное.
– Секундочку. – Даже Хейт засомневался. – Стены в котловане из мокрого камня. Эти штуковины не смогут плотно прижаться к такой поверхности.
– Рон, тут работает не присасывание, а скорее межмолекулярное взаимодействие.
Халли, Канер и Хейт, по крайней мере, хоть что-то слышали о ван-дер-ваальсовых силах во время учебы в аспирантуре и на медицинском факультете. Аргуэльо же смотрел на свои перчатки, как на пару змей.
Интересно, подумала Халли, как он заставит нас поверить, что эти штуки помогут спуститься с пятисотфутовой стены? Хорошее испытание для лидера.
Хейт заговорил неожиданно резко, без малейших отголосков южного акцента:
– Уил, большую часть жизни я занимаюсь исследованием пещер и скалолазанием. Я все еще жив, потому что очень серьезно отношусь к снаряжению. А стало быть, никогда не пользуюсь тем, чего не понимаю, особенно экспериментальными штуковинами в духе Бака Роджерса.
– Полностью согласен, – кивнул Боуман. – А теперь послушайте меня. Полагаю, все знают, как работают лазеры?
– Они организуют беспорядочную энергию света в связный, сфокусированный луч, – рассеянно произнес Аргуэльо, безуспешно пытаясь снять перчатки.
– Эти инструменты действуют так же, – сказал Боуман. – Они организуют неупорядоченную энергию молекулярных связей – те самые ван-дер-ваальсовы силы – в правильные лучи. При встрече с другой неупорядоченной молекулярной энергией, например на стеклянной поверхности, между ними создается притяжение.
– Как между магнитами? – Халли тоже попробовала снять перчатки – все равно что пытаться содрать собственную кожу.
– Да. Только гораздо мощнее.
– Но как они будут работать на мокрой породе? – В голосе Хейта все еще слышалось недоверие.
– Еще лучше. Влага активизирует поток ван-дер-ваальсовых сил. А слегка неровная поверхность лучше гладкой, потому что имеет бо́льшую площадь контакта.
– Как они приняли форму рук? – спросил Аргуэльо. – И почему их невозможно снять?
– Тоже благодаря ДАРПА. – В голосе Боумана появились нотки раздражения, однако он продолжил: – Эта технология называется «перемещение посредством сжатия кожи». Ученые создали ряд материалов – в их числе эластичный пластик, – способных изменять форму, чтобы двигаться. Например, по поверхностям других планет, которые могут быть непроходимыми для обычных транспортных средств. – Он направил свет фонаря на Канера, потом на Аргуэльо. – Так не снимешь. Они объединяются с поверхностью, а не просто принимают ее форму.
– Значит, они в буквальном смысле сливаются с телом? – подозрительно спросил Хейт.
– В каком-то смысле. А теперь смотрите.
Боуман подошел к ближайшему вертикальному участку скалы футах в двадцати от группы. Натянул поверх обуви «галоши», и они тут же сели как влитые. Невероятное зрелище: черный материал будто внезапно ожил, изменил форму, облепив ботинки. Боуман прижал правую ладонь к стене, чуть выше головы, затем левую. Потом поочередно поставил на стену ступни. Послышался едва различимый звук, нечто среднее между шипением и хлопком: Боуман прикрепился к стене и стал карабкаться вверх. Казалось, он просто ползет по полу, только пол вертикальный.
– Дракула, – прошептал Хейт.
Халли не понравилось сравнение.
– Человек-паук, – сказала она.
Как ни назови, а то, что представил им Боуман, было великолепно. И не только благодаря «гекконову снаряжению». Будучи альпинисткой, Халли знала, сколько требуется сил, чтобы преодолеть отвесную стену.
Боуман поднялся вверх футов на тридцать. Недолго передохнул, освещенный четырьмя фонарями остальных членов группы, затем его руки и ноги описали половину большого круга. Он остановился, зависнув над ними вниз головой, как огромная красная ящерица в своем ярком комбинезоне, потом завершил круг и вновь принял вертикальное положение.
– Вот. Первоклассная штука!.. Что необходимо знать: сильно давить не стоит. И не нужно ставить на стену всю стопу, нескольких квадратных дюймов контактной поверхности достаточно. Похоже на перемещение по ледовым склонам на передних зубьях кошек: отрываетесь, подтягивая ногу вверх и отводя от основания. По горизонтальной поверхности приходится ходить так же, хотя, как вы могли заметить, это в лучшем случае неудобно.
– И что теперь, Уил? – Аргуэльо смотрел в сторону обрыва.
– Теперь потренируйтесь. – Он взглянул на часы. – Минут десять. Выберите себе стенку.
У подножия отвесного участка Халли надела галоши. Затем, сделав глубокий вдох, медленно подвела руку к точке на фут выше головы и в нескольких дюймах от стены ощутила притяжение, как между магнитом и сталью. Поразительно… Чем ближе она подносила ладонь, тем сильнее становилось притяжение. Перчатка прикоснулась к скале и вновь зашевелилась, изменяя форму, соединяясь – на молекулярном уровне – с поверхностью. Халли попробовала слегка потянуть вниз, затем, когда перчатка не двинулась с места, понемногу перенесла вес тела на руку. Соединение было неимоверно прочным – ладонь будто срослась со скалой. Осторожно набирая высоту, Халли обнаружила, что физических усилий требуется намного меньше, чем она предполагала: вызванное страхом напряжение прошло, и теперь она работала большими ножными мышцами, не пытаясь вскарабкаться только при помощи рук. Скоро они с Хейтом уже двигались легко и свободно, как пара гигантских пауков. У Канера ушло немногим больше времени, но в итоге он тоже стал уверенно лазать вверх и вниз по стене.
Зато у Аргуэльо дело никак не шло на лад. Несмотря на усилия, раскрасневшийся и мокрый от пота, он не мог взобраться выше чем на пару футов. Как только одна ладонь или ботинок отрывался от поверхности, он тут же терял контроль над всеми остальными и неуклюже падал.
Боуман, скрестив руки на груди, наблюдал. Немного погодя подошел ближе.
– Я вам помогу, Рафаэль. Не тянитесь сразу слишком высоко. Так невозможно задействовать самые мощные ножные мышцы. И угол для отрыва от стены не тот.
Аргуэльо подозрительно взглянул на Боумана, однако последовал его подсказкам: поставил руки чуть выше шлема, затем нашел подходящее место для ног. Двигался он нерешительно, словно ждал, что опять упадет, но вскоре вскарабкался на двадцать футов выше Боумана. Глянув вниз через плечо, улыбнулся:
– Получилось!
Он продвинулся в одну сторону, в другую, еще несколько раз поднялся и спустился и наконец стал рядом с Боуманом.
– Как только поймешь, что к чему, даже интересно.
– Молодец, Рафаэль. Вы здорово смотрелись наверху.
Аргуэльо покачал головой:
– Это ваша заслуга. Если бы не вы, у меня ничего бы не вышло.
– Для этого я здесь и нужен.
– Эй, а у этого места есть название? – крикнул с высоты Хейт.
– Спелеологи любят придумывать имена, Рон, – откликнулась Халли. – Эту стену прозвали «Не вздумай падать».
 | Джеймс Д. Тейбор. Глубокая зона |