Средний класс, оказывается, нужен, очень даже нужен, и желательно прямо сейчас...
В очередной раз объявлена задача даже не найти средний класс (в его существовании не следовало больше сомневаться), а увеличить его объем примерно до 60% населения страны. Чтоб все было, как у людей. У них, положим, 60-80%, а у нас - 18-60 (по другим подсчетам - не больше 4%); хоть одна-то цифра должна совпадать. И чтобы эти самые 60% гарантировали, наконец, и легитимность, и долговечность режима.
Сколько денег в вашем кошельке?
Но, как положено в демократическом обществе, в сей же момент поднимает голос оппозиция, причем, как положено у нас, теоретический спор тут же приобретает политическую окраску. Да нет у нас никакого среднего класса. И быть не может. Если вы сложили все доходы граждан, а потом поделили на количество голов, а потом сосчитали число голов, у которых полученная цифра как раз и составляет величину дохода, то вы получили граждан со среднестатистическим доходом, а никакой не средний класс.
- Послушайте, - говорили одни, — «у них» пропуск в средний класс составляет 50-70 тысяч долларов годовых, у нас такими деньгами может похвастаться жалкая горсточка людей, еще не олигархов, но уже не простых граждан, и, уж во всяком случае, не «средних». О каком среднем классе вы говорите?!
Всякие сопоставления такого рода, когда приводятся только абсолютные цифры, внушают сомнения. У нас и «у них» совершенно разная сумма и структура семейных расходов.
Вот Игорь Березин, руководитель масштабного исследования «Стиль жизни среднего класса», которое идет с 2001 года, «раскладывает» доход немецкой семьи на составляющие: «Если мы говорим, что семья среднего класса, например в Германии, имеет доход в 4500 евро, то есть по 1500 на человека в месяц, то необходимо помнить о некоторых вещах. Во-первых, о том, что из этих 4500 евро более 1000 уйдет на уплату подоходного налога. Во-вторых, о том, что почти тысяча уйдет в различные фонды: страховой, пенсионный и тому подобное. Аренда жилья или выплата по закладной на недвижимость вместе с коммунальными платежами за трехкомнатную квартиру в 120 квадратных метров во Франкфурте или Берлине «сожрет» третью тысячу. Плюс бензин (по доллару за литр) и обязательная страховка автомобиля - пять сотен евро в месяц. Итого - сухой остаток - 1000 евро. Гуляй на всю катушку. А от каких обязательных платежей надо очистить доход российской семьи в 1000 долларов? От 13% подоходного налога (ну, пожалуйста, не кидайте в меня гнилыми помидорами!) и от 100 долларов на жилье со всеми консьержами и Интернетами. Ну, еще 50-70 на все, что связано с автомобилем. Сухой остаток - 700-750 долларов»...
Тревожный взгляд на «Мицубиси»
Вообще-то средний класс - это скорее образ жизни, чем цифры дохода. То есть доход должен быть достаточным, чтобы стал возможен определенный образ жизни. Чтобы на остаток от неизбежных трат можно было хотя бы время от времени позволять себе «лишнее», которое часто и составляет главную усладу и даже смысл жизни.
Надо признать, мы сильно продвинулись в этом направлении. В последнее десятилетие автомобиль -импортный! - перестал быть предметом непозволительной роскоши. Бесконечные звонки на радио «Эхо Москвы» к автомобильному обозревателю Пикуленко с вопросами, что лучше купить за 700 тысяч? А за полтора миллиона? - это и есть звонки прямо от среднего класса, не так ли? Олигархи вряд ли будут советоваться с Пикуленко по поводу покупки автомобиля, у бедных вряд ли такие заботы. Еще в одном мы стали гораздо ближе к «ним», чем по уровню доходов и структуре расходов: раньше нам не хватало всего, а теперь только одного - денег.
Опять расчет Березина: « Уже более 50 лет на Западе в качестве критерия социального соотнесения используется доля семейного бюджета, расходуемая на продукты питания. Или - шире - на «базовый пакет»: на питание, жилье и товары первой необходимости. Те, по которым не возникает вопроса - покупать или не покупать. Это лекарства, средства гигиены, белье и тому подобное Так вот, менее 12-15% на питание или менее 33% на «базовый пакет» тратят богатые. Более 35% на питание и 66% на «базовый пакет» тратят бедные. А средний класс тратит 16-33% своих доходов на питание или 35-65% на «базовый пакет». Остальное - пространство ограниченного и осознанного потребительского выбора. Сегодня в России менее 15% бюджета тратят на питание 1—2% семей. Их семейный доход превышает 1000 долларов в месяц на каждого члена семьи. На долю этой группы приходится около 15% совокупного потребления товаров и услуг. 16-33% бюджета тратят на питание 30-40% семей. Их семейный доход составляет от 150 до 1000 долларов в месяц на каждого члена семьи. Это и есть отдаленный аналог западного среднего класса. И именно на долю этих семей приходится 60-65% совокупного потребления. Потому они и интересны компаниям потребительского сектора».
Так искомый средний класс в России все-таки есть или нет?
В нас до сих пор сидят страх и неуверенность в завтрашнем дне, и не без оснований. Многие боятся, что наши доходы скоро не смогут обеспечивать нас даже крышей над головой, не говоря уж о платном высшем образовании для детей, платной медицине, - о том, чтобы самостоятельно с этих самых доходов скопить что-то на достойную старость, и речи быть не может. Но если западного человека еще недавно страх перед кризисом, возможностью потерять работу заставлял пополнять счет в банке, россиянин, обученный многолетней склонностью государства время от времени обирать своих подданных, торопится потратить все, что попало в руки, и по возможности сейчас же. И это (отсутствие у представителя российского среднего класса солидного и постоянно пополняемого счета в банке) тоже засчитывают в доказательство его - среднего класса - принципиального отсутствия.
Входят ли страх и неуверенность в будущем в определение среднего класса - точнее, дают ли они повод отрицать его наличие?
Средний класс по Веберу и после него
- Послушайте, - говорят другие обществоведы, - какой у нас средний класс, если обязательный пропуск в него - диплом о высшем образовании, с помощью которого человек и получает искомый уровень и образ жизни. У нас же дипломов намного больше, чем достойных заработков. И заметьте: критерий дохода не совпадет с критерием образования, поскольку массовая интеллигенция с высшим образованием -всякие учителя, врачи, мелкие служащие - сидит с доходом заметно ниже среднего. Или вы средним классом считаете исключительно топ-менеджеров?
А третьи обществоведы нашли выход из щекотливого положения теории в наших реалиях. Они объявили, что у нас не один, «как у людей», средний класс, но целых два: один выделяется по доходам, другой - по уровню образования. Это и есть, по их мнению, наш чисто русский путь развития.
- Да каких там два, - отвечают им обществоведы с социологическим уклоном. - У нас их великое множество. И по образованию, и по доходам людей, «годных» в средний класс, вы найдете среди офицеров и ученых, преподавателей вузов и квалифицированных рабочих, инженеров и зубных техников. Их ничто не объединяет: ваш средний класс размазан по всей структуре населения, по слоям людей разных профессий, с разными интересами, разным образом жизни, разными ценностями. Какой же это класс?
И действительно, по марксистским меркам - никакой. И не только у нас. Известный экономист Т. Молева в статье «Россия в поисках среднего класса» пишет: «В индустриально развитых странах... к среднему классу принято относить врачей, преподавателей и учителей, инженерно-техническую интеллигенцию (включая всех служащих), среднюю и мелкую буржуазию (предпринимателей), высококвалифицированных рабочих, руководителей (менеджеров)». Трудно представить себе классовое единство столь разных людей - и по профессиям, и, очевидно, по образу жизни. Ни тебе классового самосознания, ни способности сообща отстаивать общие же интересы, ни самих этих общих интересов.
Но автор самого понятия «средний класс», великий социолог Макс Вебер, писал вовсе не о классе, а о слое, точнее, о средних слоях, считая, что их, как минимум, несколько, не приписывая им единства мнений и готовности к общей политической деятельности. Определял он эти слои по наличию некоторой собственности, не слишком значительной, но способной дать человеку независимость и возможность жить по собственному разумению; к такой собственности Вебер относил также интеллектуальный и образовательный капитал, который позволял человеку чувствовать себя независимым не в меньшей степени, чем собственное дело, предприятие, капитал в материальном выражении. То есть рядом с предпринимателями возникают фигуры ученых, преподавателей, врачей, адвокатов и так далее. Относился Вебер к этим слоям с большим почтением, как к «лучшим людям» общества, на которых оно и держится.
Тут у нас впервые возникает слово, которое можно считать ключевым: независимость. Оно не означает в данном контексте, что человек независим ни от кого и ни от чего. Но у него есть права, границу которых он прекрасно знает, а все, что внутри этих границ, готов отстаивать - и, что еще важнее, имеет такую возможность. Границы определяются по-разному в разных странах, но они везде неприкосновенны.
И в любом современном государстве они все вместе: люди разных профессий, интересов, живущие в городах больших и маленьких, мелкие и средние предприниматели, специалисты самого разного профиля - считаются опорой государства, порядка, поскольку им есть что терять и они кровно заинтересованы в стабильности.
По крайней мере, такова официальная точка зрения, побудившая власти взяться за укрепление средних слоев общества и увеличение их объема. Но вышедшие на митинги «молодые леди в норковых шубах» демонстрировали вовсе не готовность грудью защищать стабильность постсоветских порядков, скорее наоборот.
Мещанин и/или «креативщик»?
Дореволюционная и советская интеллигенция относилась к средним слоям совершенно иначе: и та, и другая терпеть не могли «мещанство», ставившее семейное благополучие выше борьбы за светлое будущее человечества и готовое отстаивать неприкосновенность собственного садика и огорода с ружьем, заряженным солью, в руках. Это происходило не только в России: не меньше презирали и даже ненавидели собственных мещан французские, немецкие, американские интеллигенты (именно поэтому, решая свои собственные проблемы, они слишком многое прощали Сталину и Мао). Они донесли до нас это отношение в великой литературе и прекрасном кинематографе. От романтизма к штампу более позднего происхождения «среда заела» прибавлялось «до смерти», что и было предметом высокого искусства. Пахло прямо классовой ненавистью - хотя все это, при нынешнем подходе, разворачивалось внутри одного и того же слоя (слоев) общества. Нынешние панегирики «средним слоям», которые каждая партия в каждой стране жаждет перетянуть на свою сторону, звучат на этом историческом фоне слегка странно.
Очевидно, сильно изменились представления о природе и человеческих качествах среднего класса. Это фиксировали и серьезные теоретики-обществоведы. Если на стадии индустриального развития основу средних слоев общества составляли мелкие и средние предприниматели, связанные с производством, на первой стадии постиндустриального общества - предприниматели, связанные со сферой услуг, то на стадии развития общества знания их основу составили «белые воротнички», специалисты, профессионалы, порождающие новые идеи. В их жизни образование и интеллектуальная работа занимают принципиально иное место. Предприниматель может и не блистать знаниями, особенно академическими, достаточно того, что он оплачивает полезную для себя работу специалистов. Но как-то со временем выяснилось, что интеллектуал и сам может торговать своими идеями, и еще с размахом; что и без предпринимательства он всегда будет востребован и труд его будет хорошо оплачен; что он сам сможет во многом диктовать удобные для себя условия труда и выстраивать свой индивидуальный, неповторимый образ жизни.
Но и прежние мещане - не слишком образованные, жадноватые, любители сплетен, яростные блюстители общественных нравов вплоть до ожесточенной травли всех, кто им непонятен, - совсем не исчезли. Они с некоторым ростом благосостояния начинают составлять ощутимую по величине группу, и поскольку нынче неприлично появляться в обществе без диплома о высшем образовании, все они оснащены какими-нибудь дипломами.
Так и в наши дни проживают, как минимум, два «средних класса» (не считая других серьезных различий). Один - носители устоев, яростно отстаивающие традиции современные носители «нормальности». Другой - «новые» социальные слои, в которых каждый самостоятельно определяет свой биографический проект, реализуя в нем прежде всего принцип нестандартности своего жизненного пути, и о том, насколько ему удалась жизнь, судит исключительно по степени исполнения этого проекта самого себя.
Но это значит, что в жизни среднего класса образование начинает играть принципиально новую роль.
Рождение на развалинах
Было когда-то в феодальном сословном обществе правило майората: чтобы родовые поместья не дробились между многочисленными потомками серьезных фамилий, наследником становился лишь один из них - старший сын. А что было дальше с остальными?
У младшего сына — в отличие от старшего - не было поместья, зато был выбор. Он мог пойти в священнослужители: предполагался некий, иногда довольно существенный, вклад в огромное церковное хозяйство деньгами или землей, который облегчал ему церковную карьеру. Мог пойти на военную службу, и родовой клан тоже поддерживал его продвижение на этом поприще. Наконец, он мог пойти в университет и приобрести там профессию, которая могла бы хоть как-то - иногда весьма неплохо - обеспечить ему пропитание. За «младшими» некие средства приходили и в университеты.
Вообще-то именно с этого все и началось: университеты, подпитываясь младшими детьми «хороших семей», порождали интеллигентские сообщества, часто не терявшие друг друга из вида всю жизнь. Их соединяло слишком многое: один язык (не только в латыни дело, хотя и в ней тоже), близкие интересы, странная на взгляд окружающих работа.
Потом сословное общество рухнуло, а университеты и университетские сообщества остались. Более того, они стали новым мощным двигателем социальных карьер и инструментом нового расслоения общества: твое положение все меньше определялось происхождением, все больше - образованием. Хозяйства индустриальных стран росли и усложнялись, они нуждались в профессиональной инфраструктуре управления, юридического и финансового обеспечения и так далее - разбогатевший чистильщик обуви, основав производство и тем самым воплотив американскую мечту, в конце концов непременно попадал в зависимость от собственного менеджмента, от спецов-профессионалов.
На чем держится современный средний класс во всем мире? Социолог Александр Согомонов отвечает: на хорошем образовании. Образование представляет собой поле, на котором только и мог появиться и может множиться современный средний класс. Но и само образование питается деньгами и людьми среднего класса. Они порождают потребность друг в друге, друг друга обосновывают и поддерживают: «средний класс» является чуть ли не единственным полигоном для развития образования как общественного института. Исторически «средний класс» выкристаллизовался на обломках старорежимной сословной иерархии благодаря революции в системе образования и педагогической философии современного общества... Образование, с одной стороны, исторически сконструировало идею «среднего класса», с другой - создало благоприятную для него же социокультурную среду обитания. Современная система образования - источник формирования и главный гарант сохранения и воспроизводства пространства социальной срединности. Поэтому ценности и нормы «среднего класса» являются отраженным состоянием преобладающих культурных тенденций... в системе образования».
Младшие дети «хороших семей» не составили среднего класса - их для этого было слишком мало. Остается вопрос, можно ли считать таковым не только выпускников университета, но и состоятельных горожан, профессионалов своего ремесленного, торгового или финансового дела, которые сами «университетов не кончали», и детей туда не посылали, передавая свое дело из рук в руки. Во всяком случае, были они относительно независимы, жили в самоуправляемом профессиональном сообществе и порой могли отказать королю в дополнительном налоге. Историки называли их третьим сословием и, вглядываясь сквозь столетия, видели в них революционеров и могильщиков феодализма.
Но чем ближе к нашему времени, тем настойчивее потребность развитых и развивающихся обществ в спецах хорошей университетской выучки. Все они так или иначе состоят на службе - в университете, фирме, больнице, исследовательском центре, так что их независимость можно бы и поставить под сомнение. Даже университетские профессора стонут под игом управляющих ими администраторов. Стонут, но подчиняются, поскольку административная стратегия определяет прибыль университета в целом и зарплату профессоров в частности. Тем не менее хорошие профессионалы не боятся безработицы: она им заведомо не грозит; они прекрасно знают себе цену, как и нанимающие их организации, — цену и репутационную, и связанную с ней сумму заработка.
На пороге очередной педагогической революции?
Можно ли сказать, что постиндустриальная эпоха в значительно большей степени востребует креативную часть среднего класса, чем любую другую? В это определенно верит Александр Согомонов. Он считает, что сегодня « научить профессии» уже не может никакое высшее учреждение, если иметь в виду конечный продукт — полного профессионала. «Ибо профессия - это скорее уже не результат образовательных технологий (в красивой и удобной для рыночного потребления упаковке), а длительный — и, может быть, бесконечный — информационно-интеллектуальный процесс... Университетское образование - лишь информационный старт в жизни потенциально возможного профессионала, освоение же навыков профессии, проникновение ее «духом» и корпоративной этикой происходит всегда за пределами университетских стен».
И далее: «Фундаментальное знание формирует современное мышление. Профессия без современного мышления не может существовать. На наших глазах создается огромное количество новых профессий. Но кто их создает? «Головастики», обладающие фундаментальным, излишним, абсолютно никому не нужным знанием».
Европа пережила резкое падение уровня образования, и школьного, и высшего, с превращением его в массовое. Проблема была более или менее (скорее, правда, менее, чем более) решена выделением среди высших заведений узкого сегмента, в котором давалось образование элитарное. При сохранении свободы рыночной конкуренции флагманы как-то подтягивали остальных, поскольку каждый университет рвался во флагманы. И порой прорывался.
Теперь, судя по всему, образованию снова придется подстраиваться под требования рынка, которому нужны «головастики», и во все большем количестве. А. Согомонов считает, что лучше всего с этим справятся университеты почти утраченного классического фундаментального типа, в котором знания - скорее самоценность, чем инструмент успеха. «Фундаментальное знание, академические исследования, бескорыстный научный поиск - все это в конечном счете формирует культурную идентичность университета как общественного института, приоритетно не ориентированного на производство пользы ни в каком ее виде».
Что в новых условиях будет конституировать эти новые-старые университеты? Нестандартность как принцип построения системы образования. «Новый средний класс берется сам определять для себя образовательные цели, задачи и педагогические средства и тем самым существенно принижает фактор власти (и прежде всего вмешательства государства в образовательный процесс)».
Такая перестройка всей системы образования особенно трудна будет для России, которая очень хочет соответствовать «высокой современности», но одновременно с переменным успехом пытается покончить с наследием тоталитарной политической системы и привычками централизованного планового управления. Тем более, что главный и заказчик, и исполнитель такой перестройки образования во всем мире - новый средний класс.
Тот самый, который в России то ли есть, то ли нет - так, «приятная утопия».
(с) Ирина Прусс