Его блеск не меркнет со временем. Испокон веков оно восхищало людей — задолго до тех времен, когда на Земле появились деньги и тем более мировые финансовые кризисы. Но как оно попадает в руки к людям? И сколько «грязи» прилипает к нему по пути в ювелирные магазины?
Оно холодное, чистое, тяжелое. Оно долговечное — пшеница может сгнить, нефть может сгореть, а железо заржаветь. И только оно, золото, остается неизменным.
Блестящий металл сулит безопасность и стабильность. Его скупают инвесторы, когда акции и облигации не гарантируют постоянного дохода. После терактов 11 сентября 2001 года в США золото подорожало в семь раз. Той осенью центробанки стран мира скупали золото тоннами. У ювелирных магазинов выстраивались очереди, слитки начали продавать даже через автоматы.
Но у драгоценного металла есть и другая, грязная сторона. Ведь он — не только символ богатства и благополучия. Зачастую это и тяжелый труд старателей, которые с риском для жизни добывают его чуть ли не на ощупь в темных шахтах.
Золото проходит через руки перекупщиков, пересекает границы, его переплавляют, очищают, отливают в слитки. Поэтому в отличие, например, от вина или оливкового масла происхождение его остается неизвестно для конечного покупателя. Золото — оно всегда золото, Aurum, элемент номер 79 в Периодической таблице Менделеева.
Но судьбы старателей и покупателей невидимо связаны: когда одни решают, что золото ценнее денег, другие тут же устремляются в шахты и на прииски. Тогда не остается времени на защитные каски и технику безопасности; тогда к тяжелым работам привлекают даже детей. В ход идут бульдозеры и вредные химикаты.
Тогда начинается золотая лихорадка.
У золотой лихорадки тоже есть оборотная сторона — этот драгоценный металл обладает разрушительной силой. Наверное, нет на планете другого такого места, где эта сила столь беспощадна, как на золотых приисках в джунглях региона Мадре-де-Дьос в Перу.
Добыча. Золотой рудник в Перу
Бальтасар стоит на дне ямы с грязной водой, которую он сам же и вырыл. На нем лишь тренировочные штаны. Вокруг — сгнившие стволы поваленных деревьев. За спиной — отвесная стена, впереди — гора красно-коричневой гальки. Бальтасар включает «чупадеру» — самодельный насос с четырехцилиндровым мотором и шлангом. Монотонный грохот насоса молодой мужчина слышит весь день напролет. Когда его смена закончится, в яму спустится другой старатель. Насос будет тарахтеть до утра.
Рядом с его ямой — еще один раскоп. А за ним еще и еще, и еще... Насколько хватает глаз. Таких, как Бальтасар, здесь называют «минеро информаль», что в переводе с испанского значит «свободный старатель». У них нет ни лицензий, ни защитных касок, ни сапог, ни перчаток. А работают они на свой страх и риск. Ночует Бальтасар прямо рядом с ямой, под пластиковым навесом. Свою фамилию он называть не хочет. Он говорит, что пришел сюда, спустившись с Анд, в поисках лучшей доли. Ему 31 год, но выглядит он моложе. Бальтасар — типичный пример старателя-нелегала, которых в этой деревне около 20 тысяч. Он спустился сюда с высокогорья, где нет никакой работы.
Работа, еда, сон, поездки домой. Старатели в Мадре-де-Дьос немногословны. Отец Бальтасара пропивал все деньги и избивал жену. Бальтасар не мог больше видеть, как плачет мама. И когда друзья рассказали ему о золоте Мадре-де-Дьос, он сказал: «Поехали!» Это было пятнадцать лет назад. Тогда унция чистого золота (31,1 грамма) стоила примерно 300 долларов.
Если повезет, то с помощью «чупадеры» можно намыть 30 граммов золота в день. Три четверти забирает себе хозяин насоса. Остатки Бальтасар делит с тремя другими старателями, работающими в том же раскопе. Ему остается не больше двух граммов в день, которые он продает перекупщикам примерно за 70 евро. Это вполне солидный доход для страны, в столице которой средняя зарплата не превышает 400 евро в месяц.
Способ добычи золота здесь примитивен: насос выбрасывает взвесь с золотоносным песком на край карьера. Оттуда он стекает вниз по деревянному желобу, на дно которого уложен коврик с искусственным ворсом. В нем и застревают частички золота, перемешанные с песком.
Оно не блестит, рука почти не ощущает его веса, за него не дадут ни канистры бензина, ни бутылки водки. Чтобы получить деньги за добытое золото, его нужно отделить от песка. Старатели высыпают песок с частичками породы в ржавую бочку и заливают его ртутью из пластиковых бутылок. На ртути не экономят — чем больше, тем лучше. Потом один из старателей залезает в бочку и босиком месит ядовитую смесь до тех пор, пока ртуть и золотые песчинки не соединятся в комочки. Отделив пустую породу, Бальтасар выпаривает ртуть на открытом огне. Теперь у него в руках кусочек золота, пригодный для продажи, хотя в нем все еще много примесей.
А ртуть смоет в реку дождь. Ее испарения токсичны — они разрушают печень и почки, а в большой концентрации могут быть опасны для жизни. По разным оценкам, с 1995 по 2007 год золотоискатели Мадре-де-Дьос выпарили в атмосферу около 330 тонн ртути.
В лагере старателей повариха сварила на костре густой суп. Бальтасар обедает, сидя у края раскопа. Он говорит, что семь лет назад купил дом на родине, в Куско. «Вкалываю тут пару месяцев, потом еду домой и живу там, пока денег хватает», — рассказывает он. Потом снова возвращается на прииск.
Раньше золотоискатели появлялись в Мадре-де-Дьос только весной, когда разливались реки и вода приносила с собой золотоносный песок. Но это было в те незапамятные времена, когда за унцию чистого золота давали какие-то смешные 35 долларов.
Первая «золотая лихорадка» разразилась здесь в 1970-х из-за нефтяного кризиса и революции в Иране. Цена на золото подскочила, и все больше горцев начали спускаться с Анд в Уэпетуе — нелегальный лагерь старателей в джунглях. Вскоре золотоносного песка перестало хватать на всех. Но ведь река несла сюда этот металл тысячелетиями, и все это время он оседал в прибрежных пластах земли. Значит, его нужно было просто выкопать. Новички принялись рыть берега бульдозерами, все больше расширяя русла.
После терактов 11 сентября 2001-го охотники за золотом валом повалили в Мадре-де-Дьос. Вместе с ними сюда пришли наркотики, оружие и проститутки. Будучи не в состоянии конкурировать с бульдозерами и самосвалами, «свободные старатели» стали отступать в глубь джунглей. А поскольку в Мадре-де-Дьос русла рек находятся близко друг к другу, то начались бои за территорию.
Между двумя самыми крупными поселениями старателей два часа езды на машине. За окном — истерзанная бурая земля. Из-за перекопанных берегов вода в реках грязная; гибнет рыба, которая нерестится во время весеннего паводка как раз у затопленных берегов. В поисках золота старатели вторгаются и на земли туземных племен, многие из которых не поддерживают контактов с внешним миром.
А еще гибнут люди. По оценкам Сезара Аскорры, генерального секретаря благотворительного католического общества «Каритас» в Мадре-де-Дьос, в карьерах Уэпетуе в среднем каждый день погибает старатель. В других местах статистика смертности еще выше. Золотоискателей заваливает землей, когда обрушиваются неукрепленные стены шахт и карьеров. Они захлебываются, когда ныряют в грязную жижу, чтобы прочистить насос. Умирают от малярии, желтой лихорадки и лихорадки денге. Они убивают друг друга, сражаясь за участки, богатые золотом. Кровавых конфликтов между индейцами и золотоискателями за последние десятилетия было немало и в других странах Южной Америки. Но даже и без насилия вторжение «черных старателей» на территории туземных племен разрушает их традиционный уклад жизни.
Не слишком ли дорого по сравнению с небольшим количеством добытого драгоценного металла? Ведь объем незаконной золотодобычи в Мадре-де-Дьос, разрушающей природу, составляет 20 тонн в год. Не так уж много по сравнению с двумя с половиной тысячами тонн, которые ежегодно добывают во всем мире. Впрочем, «черные старатели» орудуют повсюду, где моют золото: в Боливии, Колумбии, Конго, Индонезии. Поскольку инструменты у них примитивные, драгоценный металл они добывают буквально по крупицам. Но «черных старателей» так много (по некоторым оценкам, от 13 до 20 миллионов во всем мире), что на их долю приходится около 12 процентов мировой золотодобычи. В денежном выражении при нынешней цене золота это 13 миллиардов евро.
Львиную долю драгоценного металла добывают, конечно, международные концерны: пятнадцать компаний контролируют почти половину мировой золотодобычи. Их прииски оборудованы современной техникой, добыча золота буквально поставлена на конвейер. Но и им земля не хочет добровольно отдавать свои сокровища, и компании, ведущие масштабные разработки, тоже вредят природе.
Крупнейшие рудники, например Янакоча в Перу или Грасберг в Индонезии, — это карьеры диаметром несколько километров и глубиной сотни метров. Вместо ртути здесь используют не менее ядовитый цианид. Время от времени на рудниках случаются забастовки — рабочие протестуют против тяжелых условий труда.
Но большие концерны загрязняют окружающую среду гораздо меньше, чем миллионы нелегальных старателей. И местные власти не в силах с ними бороться.
В администрации рудников Мадре-де-Дьос работают всего восемнадцать сотрудников, а «черных старателей» в регионе — десятки тысяч. Раскопы, где они моют золото, находятся в непроходимых джунглях — на территории, равной по площади всей Австрии. И ведет туда одна-единственная дорога.
Скупка. Глухая деревня в тропиках
Продавать свое золото Бальтасар отправляется в место, которого нет ни на одной карте и к которому не ведет ни одна дорога. Здесь нет канализации, но есть электричество. Эта дыра называется Дельта-Уно. Как только на мировом рынке поднимаются цены на этот металл, поселение разрастается.
Лачуги из гофрированного железа, в небе кружат черные грифы. Здесь нет ни одного каменного дома, ни одной таблички с названием улицы, ни одного представителя власти. Здесь нет законов. И уж, конечно, никто из местных скупщиков золота не скажет, куда оно уходит отсюда. В лучшем случае, ваш вопрос проигнорируют, а в худшем — из хижины выйдет громила, молча задерет рубашку, и вы увидите у него на поясе пистолет.
Чтобы поговорить с кем-то из скупщиков нужно трястись два часа на машине до Уэпетуе — того самого поселения старателей, которое возникло во время первого «золотого» бума. В Уэпетуе есть мэр, несколько школ и отделение полиции.
Здесь живет скупщица золота Нелли Ортис. Ее контора называется «Ройал Голд». На полу сверкающая плитка, свежевыкрашенные стены, ослепительно чистая офисная мебель. «Тех, кто приезжает в Мадре-де-Дьос и остается здесь, вполне устраивает жизнь в свинарнике», — говорит Ортис. На вид ей лет сорок пять, волосы заплетены в косу, суровый взгляд. Среди знакомых Нелли Ортис есть старатели, которые начинали с нуля, а теперь владеют множеством концессий. Нелли и сама приехала сюда без гроша в кармане, когда в Уэпетуе еще не было ни улиц, ни электричества. Поначалу ее постоянно грабили. Ортис говорит, что почти все старатели спускают заработанные деньги на выпивку и шлюх — поэтому здесь такой хаос.
Ортис покупает у золотоискателей от одного до полутора килограммов золота в день, а потом сбывает его с наценкой 10-15 центов за грамм. Ежедневная прибыль — примерно 120 евро. А может, она и лукавит: в конторе Ортис трудятся несколько сотрудников, сама хозяйка сидит за полированным рабочим столом перед плоским монитором, муж обут в новехонькие дорогие кроссовки, а одна из полок заставлена бутылками шампанского.
Глядя на дорогое шампанское в такой глухомани, как Уэпетуе, начинаешь понимать, какую силу приобретает золото, как только старатели выпускают его из рук. Каждую неделю Ортис отправляет скупленный драгоценный металл в виде «доре» — так называют слитки грубо очищенного золота — в Лиму, где находятся штаб-квартиры компаний «Металор» и «Просесадора Судамерикана». Там его очищают и отправляют на экспорт. Было бы интересно выяснить, куда они продают драгоценный металл. Но «Просесадора Судамерикана» не отвечает на запрос, а в «Металор» не отрицают, что покупают золото в Мадре-де-Дьос, но отказываются от дальнейших комментариев «из соображений безопасности».
Так перуанское золото уплывает за границу. По сути дела, продолжается та самая грабительская традиция, заложенная испанским конкистадором Франсиско Писсарро, завоевателем Перу. В 1533 году всего в тысяче километров от Уэпетуе конкистадоры получили в качестве выкупа за правителя инков Атауальпу шесть тонн золота и 12 тонн серебра — больше, чем добывали тогда во всей Европе за год. Испанское завоевание Америки стало первой в истории «золотой лихорадкой».
Но если заглянуть в историю еще глубже, то выяснится, что вымирание лесов в Мадре-де-Дьос и экономические кризисы на другом конце планеты — «заслуга» другого исторического деятеля, жившего две с половиной тысячи лет назад там, где сейчас находятся западные провинции Турции. Это лидийский царь Крез, первым начавший чеканить золотую монету. Придуманная им валюта из чистого золота была надежнее любых других средств платежа вроде камешков или ракушек. Поэтому неудивительно, что золотые монеты очень быстро оказались в обращении по всей Греции и Малой Азии.
Остроумное решение Креза использовать таким образом золото, которого в Лидии было очень много, стало важнейшей вехой в развитии мировой экономики. Александр Македонский, Римская империя, Византия — одно за другим государства начали пользоваться этой системой, развивать и расширять ее. Так золото стало абсолютной мерой всех материальных ценностей.
Слитки. Аффинажный завод в Швейцарии
Все золото со всех месторождений мира рано или поздно оказывается там, где его очищают, смешивают и готовят к продаже на мировом рынке. Предприятия, на которых золотой «полуфабрикат» превращают в чистое золото, называются аффинажными заводами. Один из крупнейших в мире — «Валкамби» — в швейцарском городе Балерна. Здесь строгие порядки. Женщина, проверяющая документы, сидит за бронированным стеклом; на выходе из цехов стоят металлоискатели.
Каждый день грузовики доставляют сюда тонны «полуфабриката» в виде грубых колод, уложенных на обычные деревянные поддоны. Прежде чем начнется разгрузка, колоды должны пройти трехступенчатую проверку. Потом в цехах роботы и люди разливают расплавленное золото в формы, прокатывают его, прессуют, ставят клейма. На каждом столе — горы золотых слитков, пластин, полос и россыпи монет.
Генеральный директор «Валкамби» Михаэль Мезарик взирает на мир золота из своего кабинета с видом на Альпы. Ему 53 года, взгляд голубых глаз холоден и расчетлив, руки похожи на могучие тиски. Завод покупает сырье в Гане, Мексике, Боливии и Перу, а готовую продукцию продает разным клиентам: слитки — банкам, монеты — казначействам, заготовки — часовым заводам.
Очистка золота стоит недешево: «Мы получаем его в виде слитков с примесью примерно 35 других металлов», — объясняет Мезарик. В мире только 60 аффинажных заводов, продукция которых соответствует стандарту Good delivery Лондонской ассоциации участников рынка драгоценных металлов (LBMA). Только такой продукцией можно торговать на международном рынке.
Сердце завода — цех с восемью стальными 800-литровыми резервуарами, наполненными «царской водкой», то есть смесью соляной и азотной кислоты. Это единственная жидкость, способная растворять золото. Неочищенное золото опускают в окислитель на восемь-десять часов. При подаче тока частички оседают на титановой пластине. Его чистота теперь составляет 999,9 промилле.
Такая электролитическая установка стоит почти три миллиона евро. «Чтобы завод получал прибыль, эти ванны должны быть постоянно заполнены», — говорит Мезарик. Дело в том, что унция высокочистого золота стоит почти столько же, сколько унция неочищенного. И завод должен перерабатывать его тоннами, чтобы получать прибыль. Поэтому в эти ванны загружают все золото, которое есть на заводе: из Перу, Боливии, Ганы. Даже самый опытный химик не сможет определить, из какого золота отлит готовый слиток.
«Мы не обрабатываем золото из Мадре-де-Дьос, — утверждает Мезарик. — Мы покупаем сырье только там, где не используется детский труд, где у рабочих есть социальные гарантии, а утилизация химических отходов строго контролируется».
При очистке золото теряет все характеристики, по которым можно определить его происхождение: цвет, характер примесей металлов. Из 170 тысяч тонн золота, которые, по некоторым оценкам, человечество добыло за всю свою историю, почти ничего не пропало. Из золота делают украшения и часы, каждый может обнаружить его в электронной схеме своего мобильного телефона.
Показательный пример из эпохи наполеоновских войн: в 1797 году, опасаясь вторжения французских войск, англичане начали в спешке менять банкноты на золото. Когда запасы Банка Англии иссякли, парламент постановил, что отныне никакие деньги нельзя менять на золото. Вместо этого банкноты получили статус наличных денег, который раньше был только у золота. Теперь Банк Англии мог печатать столько купюр, сколько хотел. Впервые в истории центральный банк (как бы мы его назвали сегодня) включил печатный станок. Английский фунт стерлингов начал стремительно обесцениваться, а цены, наоборот, стали расти. Дефицитное золото становилось все дороже, но банк не спешил выключать печатный станок. Только в 1821 году, когда инфляция все-таки пошла на убыль, парламент решил снова привязать фунт к золоту. Теперь уже золотой стандарт стал законом, что было по тем временам внове. С этого момента Банк Англии был обязан менять любые купюры, находящиеся в обращении, на золото.
Поскольку Британия была в ту эпоху экономической супердержавой, уже к 1880 году все крупные государства приняли этот стандарт. Никогда еще преклонение перед золотом не приобретало таких масштабов, как в последующие десятилетия.
Хранилище. «Золотой дом» в Мюнхене
Промзона на окраине Мюнхена. Здесь находится «Золотой дом» — храм золотого тельца, где и заканчивает свой путь золото. Соотношение его сторон: длина 42 метра, ширина 24 метра, высота восемь. Именно таков размер гипотетического слитка из всего золота, добытого в мире на момент постройки здания. Архитектор Райнер Фрайтаг решил увековечить золото максимально четко и символично. Здесь находится штаб-квартира компании «Про Аурум», которая продает золотые слитки и монеты частным лицам. В 2011 году доход компании превысил один миллиард евро. В подвалах за бронированной дверью находится святая святых «Про Аурум»: помещение, простое, как система координат. Его стены — это стальные прямоугольные дверцы ячеек, которые открываются особым ключом. В самой маленькой ячейке помещается около трех миллионов евро золотом.
«Посмотрите, насколько с 1971 года увеличилось количество денег, находящихся в обращении», — говорит Роберт Хартманн, один из управляющих «Про Аурум». Для него золото — это цифры, графики и диаграммы: «Люди понимают, что покупательная способность денег падает, поэтому они теряют к ним доверие». В 1971 году президент США Ричард Никсон отменил Бреттон-Вудскую систему, по которой все валюты были привязаны к доллару по фиксированному обменному курсу, а Федеральный банк США гарантировал обмен американского доллара на золото по курсу 35 долларов за унцию.
Но когда в США в годы вьетнамской войны началась инфляция, Никсон решил перестать менять деньги на золото. Федеральный банк больше не должен был обеспечивать золотом свежеотпечатанные купюры. С тех пор во всем мире включают печатный станок, как только начинаются трудности в экономике.
А сейчас? Роберт Хартманн знает средство против кризисов, против всех этих бунтов, устраиваемых безработной молодежью. «Это же очень опасно!» — возмущается менеджер. Он часто упоминает в разговоре свою семью. А ведь любому отцу хочется, чтобы его дети были здоровы. Экономика для Роберта Хартманна — все равно что больной ребенок. «У нас есть нужное лекарство, — считает он. — Это средство нужно прописывать «больному» в дозах по 100 или 1000 граммов. Чтобы лекарство было эффективным, его количество нужно ограничить: ни один эмиссионный банк мира не может наколдовать дополнительный запас золота, когда в бюджете дыра».
Можно сколько угодно печатать евро и доллары, но заплатить золотом можно только в том случае, если оно действительно есть. Золото не зависит от человеческого легкомыслия. Поэтому люди ему и доверяют.
И неважно, как безрассудные решения, принимаемые на мировом рынке, сказываются на тех, кто работает в рудниках и шахтах по всему миру. «Про Аурум» покупает золото у всех крупных поставщиков. «Главное, чтобы это было золото 999,9 пробы с сертификатом Good delivery, — говорит Хартманн. — Наши клиенты должны без проблем продавать приобретенное у нас золото по всему миру». А откуда оно родом, клиентам неизвестно. Да никто этим и не интересуется. «Когда речь идет о собственном кошельке, — говорит Хартманн, — большинство забывают о благородных идеях».
Вот это и есть путь золота. Из мутной коричневой взвеси в тропических лесах Амазонки, сквозь ртуть, современные технологии, перекупщиков, грузовики, самолеты и финансовые рынки, реагирующие на любые колебания в считанные доли секунды, возникает нечто абстрактное — графическая кривая на экране монитора в кабинете Хартманна. А поскольку сильные мира сего доверяют драгоценному металлу, эта кривая неукоснительно стремится вверх.
Потому что золото существовало уже тогда, когда никаких акций и банков не было в помине. Потому что оно будет существовать и тогда, когда нынешняя финансовая система уйдет в историю. Потому что люди никогда не смогут им насытиться — в прямом смысле слова.