Бесстрашные рыбаки, богатый миссионер, заколдованный дворец диктатора Мобуту, уникальный гербарий... Чтобы понять, как живет Демократическая Республика Конго, надо отправиться с караваном барж по одноименной реке.
Сели на мель! Первая из шести барж нашего каравана застряла на песчаной отмели посреди реки. До ближнего берега — два километра. Команда каравана «Ма Унгано» (шесть барж и буксир-толкач) вконец измотана. Одни матросы бесцельно бродят по палубе, другие, словно оцепенев, застыли среди грузов. Альбер-Анри Бюизин, хозяин и капитан буксира, громко ругается. Когда-то давно он был советником президента страны Мобуту. Но в 1997 году диктатор бежал из страны, не в силах отразить наступление повстанцев, которых поддерживали правительства соседних Руанды и Уганды. И теперь бывший советник президента подрабатывает судоходством.
И вот буксир уже несколько часов снует вокруг застрявшей баржи. Остальные пять посудин отбуксированы к берегу. При выходе из Киншасы наш 170-метровый караван состоял из четырех барж и буксира. Но восемь дней назад в Мбандаке нас догнала моторная пирога с толстяком на борту, который оказался полковником в штатском.
Полковника звали Рамзее, и Вхместе с хозяином нашего буксира он когда-то сопровождал Мобуту в поездке по Нилу. Рамзее сообщил, что у одной из деревень выше по течению из-за поломки двигателя застряли две баржи из другого каравана. «Они в опасности», — уверял Рамзее. По его словам, пираты подкупили трех военных, чтобы те помогали им грабить проплывающие по реке суда. «Надо забрать эти баржи, иначе груз будет потерян», — сказал на прощание полковник.
Через два дня мы добрались до этой деревни, где нас радостно приветствовали матросы с застрявших посудин. А вот местные жители были разочарованы. Похоже, они и есть те самые пираты, и ждали они не «Ма Унгано», а подкупленных военных. После присоединения обеих барж к нашему каравану он подрос до 210 метров и ползет вверх по Конго с большим трудом. Общий вес груза уже превышает 2000 тонн, скорость — всего 3,8 километра в час.
И вот мы сели на мель. Чтобы освободить баржу, Бюизин пытается размыть песок с помощью гребных винтов. Дело идет туго. Лишь во второй половине дня наконец удается освободить баржу. Команда ликует. «Да здравствует капитан!» — восклицает матрос-«салага» Седрик. Он в команде совсем недавно и даже не получает жалованья.
Накануне вечером мы причалили к очередному острову — одному из сотен кусочков суши без четко очерченных берегов. Кажется, что тропическая зелень растет прямо из воды. Но на этом острове живут речные кочевники.
Папа Байака, восседая на стуле перед своей соломенной хижиной, пытается растолковать заезжим иностранцам, почему так мало конголезцев занимаются сельским хозяйством: «Рыбак сразу находит в сетях результат своего труда. А крестьянам надо вырубать деревья, распахивать землю, сажать маниок и ждать урожая».
Как изменилась жизнь за последние двадцать лет? Старик говорит, что раньше в реке было больше рыбы, зато сегодня ее можно продать дороже. Ему 62 года, но выглядит он на все восемьдесят. Впрочем, средняя продолжительность жизни в Конго — всего 55 лет. Байака, как и любой долгожитель, словно лучится спокойствием.
Такое же отношение к жизни и у старухи, назвавшейся «первой жительницей» острова. «Если я проголодаюсь, заброшу сеть. И сразу поймаю рыбу, пусть даже маленькую. Я ее сварю и разделю с детьми. Если повезет, в сеть попадется вторая рыба. Я ее завялю и продам кому-нибудь с судна вроде вашего».
Четырнадцатый день. Давид Аарон везет на «Ма Унгано» 294 бочки бензина из Анголы. Они предназначены его брату, торговцу из Кисангани. На самом деле Давида зовут Офанда, а свое нынешнее имя он получил в секте «Возрождение». Бочки с бензином легко украсть — достаточно просто столкнуть их в реку, и сообщники подберут их и перепродадут. Поэтому Давид почти не спит, охраняя свой груз. А если и позволяет себе прикорнуть на часок, то укладывается прямо на бочки. Неудивительно, что с каждым днем он выглядит все более изможденным.
Зато он ведет дневник. «Чтобы рассказать об этом путешествии жене и дочери, а потом и нашим пока не родившимся детям», — объясняет он. Каждую ночь он детским почерком заносит в тетрадь очередную запись о своем большом приключении, типа «Сегодня я ел рыбу».
Кроме бензина Дэвид везет и настоящее сокровище — саженец мангового деревца. Это подарок брату, у которого есть сад в Кисангани. «Через десять лет дерево начнет плодоносить, и тогда мы с семьей придем к брату пробовать манго», — делится планами Давид.
Какая это редкость — гражданин Демократической Республики Конго, строящий планы на десять лет вперед! Прямо-таки роскошь, учитывая все те сюрпризы, которые страна преподносит своим гражданам.
Семнадцатый день. Невыносимое пекло. По телу струится пот, мозг тает, над головой летают мухи цеце. Нашу повариху и переводчицу Бернадетт они жалят уже во второй раз.
Двадцатый день. Команда не верит, что мы сели на мель из-за какого-то простого невезения. «Ничего не происходит случайно, — уверен матрос Фредди Китаба. — Колдуны». Другие поддакивают: ясное дело — колдовство. «Это дело рук вчерашних пьяниц», — шепчет Китаба.
Действительно, накануне четверо пьяных молодых людей хотели привязать свою лодку к нашему буксиру и присоединиться к каравану. Матрос Бомпети по прозвищу Спартак — гора мускулов — решил приструнить пьянчужек. Ссора переросла в драку. Когда один из мужчин попытался взять «Ма Унгано» на абордаж, Спартак саданул ему по голове шлангом, а потом добавил огнетушителем. Это быстро помогло — хулиганы отстали.
Но проклятия были слышны еще несколько минут. И теперь все матросы уверены, что те четверо — сыновья и племянники известных колдунов. И что в лесу у них состоялся сход, на повестке дня которого был один-единственный пункт: мы!
Вечер. Тема беседы: колдовство. Вступительная часть — бегемоты. Она предназначена только для меня, невежественного «мунделе», как здесь называют белых людей.
Анри, матрос с бородкой правоверного мусульманина, рассказывает: «К востоку отсюда есть одна деревня, — он показывает на джунгли по правому борту. — Там жил колдун, который каждый вечер отправлялся на лодке к речной отмели. Раздевшись догола, он нырял в воду и превращался в бегемота. Порезвившись в реке, он через час возвращался к лодке, превращался в человека и одевался. Но однажды вечером кто-то украл его одежду. И колдун навсегда остался бегемотом».
Двадцать первый день. Город Лисала, родина президента-диктатора Мобуту, правившего страной с 1965 по 1997 год. На песчаном берегу — аккуратный ряд вытащенных из реки лодок, голые детишки плещутся в воде, их матери стирают белье. Город? Скорее, утопающая в зелени деревня. Хижины лепятся к склону холма среди манговых деревьев и кокосовых пальм.
В Лисале мы выгружаем груз для господина Канте — одного из немногих успешный людей в стране. Канте родом из Мали, нашел себе в Конго жену и занялся бизнесом, возродив бывшие бельгийские каучуковые плантации. Свой первый расцвет «каучуковый» бизнес пережил в далеком 1900 году, когда в мире начался автомобильный бум и появился спрос на шины. Сегодня Канте пожинает плоды другого «бума»: из его каучука делают презервативы, потребность в которых постоянно растет из-за эпидемии СПИДа.
На холме — главная местная достопримечательность. Дворец Мобуту, который «народ» подарил вождю к его 60-летию. Это было в 1990 году, Бюизин тогда по поручению диктатора контролировал строительные работы. Но, прибыв на торжественное открытие дворца, Мобуту отказался войти в резиденцию. «Дворец заколдован», — объяснил он.
Сегодня здесь размещается школа. Учеников в ней сейчас нет. В потолке зияют дыры, от стен отваливается штукатурка, школьную доску подпирают жерди. На доске учитель вывел мелом: «Нет розы без шипов!» Розы цветут у заросшей садовой террасы. Здесь Мобуту устраивал приемы, отсюда он наслаждался видом на свою яхту, там же и ночевал.
А Бюизин почти четыре года жил на борту его яхты — тогда еще не капитан, а советник президента. По вечерам они вместе смотрели по телевизору новости, которые всегда начинались одним и тем же роликом: правитель Мобуту восседает на облаке, которое медленно опускается на реку. «Человек реки» — так прозвали Мобуту в народе. Он любил реку больше, чем страну.
Самая северная точка излучины Конго — Бумба. Здесь русло реки снова поворачивает к экватору. Так как бассейн Конго занимает климатические зоны по обе стороны нулевой широты, объем воды в реке постоянный. Благодаря этому условия для судоходства здесь намного лучше, чем на Ниле или Нигере, русла которых находятся только в Северном полушарии.
Но выше по течению от Лисалы суда на реке встречаются редко. Причиной тому — экономическая разобщенность Конго. Динамичный восток страны, где говорят на суахили, лучше интегрирован в экономику соседних Уганды, Танзании и Руанды. Многие жители страны, которая с такими природными ресурсами и пахотными землями могла бы прокормить всю Африку, по-прежнему винят во всех своих бедах прежних колониальных правителей. Пассажиры со встречных судов кричат нам: «Белые, валите отсюда! В Конго больше нечего красть!»
Но это не совсем так. На смену европейцам и американцам пришли китайцы. Они строят новые дороги, мосты, больницы — в обмен на право на добычу меди и кобальта. Калькуляция 30-летнего контракта такова: затраты — около шести миллиардов долларов, прибыль — до 150 миллиардов.
Многие оскорбления с других судов адресованы нашему капитану лично. Ведь он мог бы запросто разместить на шести баржах полторы тысячи пассажиров, но отказывается делать это «из соображений безопасности». К тому же он просит 50 долларов за билет от Киншасы до Кисангани — вдвое дороже других.
Утро в порту Бумбы начинается с очередных ругательств. Безумная старуха на берегу тычет пальцем в нашу сторону и кричит что-то на языке лингала. Бернадетт переводит: «Бюизин — вор, а я — его шлюха».
Бернадетт не заслуживает таких обвинений. В столице она руководит правозащитной организацией, помогающей беспризорникам. На 270-м километре пути Бернадетт грустно вздыхает. Бюизин показывает на ржавые контейнеры на берегу: там когда-то был лагерь для беспризорников. «Моя идея, — говорит он. — Однажды ночью я приказал провести облаву на рынке Киншасы, и некоторых из 500 задержанных беспризорников привезли сюда. Эксперты из Тайваня учили их ловить рыбу и обрабатывать землю. Хороший был проект».
Но многие конголезцы согласны со старухой на причале: во всем виноваты европейцы. Фредди Китаба, самый начитанный из матросов на барже, уверен: «злое око Запада» зорко следит за тем, чтобы его страна не выбралась из нищеты: «Именно по приказу Клинтона был убит лидер нашей революции Кабила». М-да... На борту баржи то и дело слышишь странные новости.
Тем удивительнее главная новость дня: вчера в Бумбе на белого наехал один из немногих здешних автомобилей. И полиция лишь с трудом спасла водителя от гнева толпы. Потому что потерпевшим оказался бельгийский миссионер — отец Карлос.
Белый, которого любят в Конго? Баржа встает под разгрузку. Полчаса тряски на ухабах на «толеке» — велосипеде-такси — и взору предстает католическая миссия Бумбы. Здесь и больница с хирургическим и родильным отделениями, и детский сад, и начальная школа, и гимназия.
Отец Карлос Роммель встречает нас на веранде своего пасторского дома. Этому остряку 75 лет, и, судя по его комплекции, он любит поесть. После вчерашней аварии у него распухла правая нога, но это не беда. Святому отцу нравится рассказывать истории, а лучшая из них — его жизнь.
«Мой отец основал во Фландрии банк, а потом выгодно его продал. Четверть прибыли унаследовал я. Миллионы».
В далеком 1963 году 25-летний Карлос Роммель, дальний родственник немецкого фельдмаршала времен Второй мировой, отправился в Африку. «Я мог бы просадить все деньги в казино. Но мне показалось разумнее сделать все это, — святой отец обводит рукой окрестности. — Я хочу умереть там, где меня любят».
Чего он хочет? «Материального и духовного развития» своей паствы? «Все это уйдет со мной, — говорит он. — Ничто не спасет Конго от гибели. Из страны уходят последние иностранные инвесторы. Благотворительным организациям надоели постоянные поборы. Большие социальные проекты часто служат прикрытием для эксплуатации шахт».
Тогда зачем тратить свое время и деньги на Бумбу? Пастор надолго замолкает. «Здесь обряд причастия приобретает для меня особый смысл, — задумчиво произносит он. — Я преломляю хлеб, даю его пастве и говорю: «Берите, ибо это моя жизнь, которую я вам дарю!» Такие моменты облегчают мне существование. Я принес свою жизнь в жертву Бумбе. Это дает мне покой».
До Кисангани осталось несколько дней хода. Мы уже доставили по адресу половину грузов, отцепили в Бумбе две баржи. Железная «змея» теперь ползет быстрее. Слова «зелень» явно недостаточно, чтобы описать миллиарды оттенков зеленого, которые предстают взору. Матросы «Ма Унгано» решают эту проблему просто: всю растительность они называют одним словом на языке лингала — «матити». Джунгли на берегу? Матити. Водяные гиацинты? Матити. Салат на тарелке? Тоже матити.
Бюизин считает тропический лес важнейшим достоянием Конго. И проклинает лесозаготовительные концерны, уничтожающие джунгли, прорубая в матити просеки в поисках деревьев ценных пород.
Еще в годы правления Мобуту он пытался превратить берега Конго в охраняемые районы. Хотел устроить на побережье и островах заповедники. Слоны, жирафы и буйволы, гориллы, шимпанзе, бонобо, антилопы бонго и окапи — в джунглях по берегам Конго обитают более 400 видов млекопитающих, свыше тысячи видов птиц, произрастают около десяти тысяч видов растений. Аргумент Бюизина в пользу заповедников прост: это бы позволило развивать экотуризм.
Но ни Мобуту, ни его преемника эти идеи экотуризма не увлекли. Зато утром нам предлагают купить крокодила. Трехметровая рептилия, лапы которой привязаны к туловищу, а морда стянута шнуром, лежит на дне лодки, которая причаливает к барже. Охотник просит за крокодила 800 долларов. В лодке другого торговца лежат несколько убитых обезьян, которых он предлагает матросам. Бюизин взрывается: «Вы что, убить нас хотите?!» Через обезьянье мясо людям передаются лихорадка Эбола и другие смертельные болезни.
Но особо отвратителен мясник, торгующий летучими собаками. Найдя клиента, он достает зверька из клетки и убивает его, прокусив шею.
Пять часов дня, Янгамби. На мопедах-такси мы несемся по заросшему лесом плато, возвышающемуся над рекой на сто метров. Здесь когда-то базировался крупнейший в мире на-учно-исследовательский центр тропического сельского хозяйства, где работали 250 бельгийских ученых. Сегодня тут живут три десятка конголезцев. Ни электричества, ни воды. «И денег тоже нет, — говорит ботаник Эласи Рамазани Китима. — На науку правительство выделяет 0,02 процента госбюджета». Он пытается спасти местный гербарий. «У нас коллекция из 150 тысяч засушенных растений, основанная еще в 1898 году», — говорит он.
Рамазани пришивает к картону очередной засушенный лист. И наклеивает на картонку пожелтевшие бумажки с идентификационными данными, составленными бельгийским ботаниками. После этого Рамазани наклеивает на каждый лист штрихкод. Два года назад Национальный ботанический сад Бельгии подарил хранителям гербария сканер. Уже двадцать тысяч образцов растений отсканировано и заархивировано в электронном виде. Хранилище заставлено железными шкафами — 150 тысяч старых листов и 12 тысяч новых. Но вот незадача: «Мы не можем больше сканировать гербарии, потому что у нас не осталось наклеек со штрихкодами. Пакет с наклейками из Европы застрял на таможне в Кисангани. Начальник таможни требует 6000 долларов». Вот уже пять месяцев работа в Янгамби стоит.
До Кисангани — два дня. На 1690-м километре маршрута мимо каравана проплывает раздутый труп. Матрос дрожит рядом со своими бензиновыми бочками: «Дурное знамение!» Если навстречу попадутся и другие трупы, то это может означать, что в Кисангани снова начались расправы.
На носу баржи Седрик замеряет глубину реки. Труп? Ну да. И что он о нем думает? «Да ничего. О трупах лучше помалкивать, а то наживешь себе проблемы. Приплывут полицейские, и придется давать им взятку».
Мертвый дрейфует мимо, живые продолжают путь. В том числе и две торговки рыбой, которые возвращаются в Кисангани. Эжени и ее дочь Жизель живут в районе Чопо. В 1999 году, когда разразилась «трехдневная война» между Руандой и Угандой за контроль над алмазными месторождениями Кисангани, линия фронта проходила прямо через их дом. Многие жители Чопо бежали, а она осталась. Незадолго до Кисангани к каравану подходит лодка, в которой сидят двое сыновей Эжени. Они перегружают в лодку корзины с копченой рыбой. На берегу их ждут таксисты, которые отвезут ее в город. Так торговки избегут встречи с таможенниками.
27-летняя Жизель рассказывает про события 2002 года. Главарь повстанцев генерал Нкунда — конголезский тутси и союзник Руанды — казнил на мосту две сотни человек. «Большинству отрубили головы. Генерал приказал выпотрошить трупы, прежде чем сбросить их в реку. Так они сразу пойдут на дно».
Жизель с матерью пересаживаются в лодку. Слева по борту появляются городские пейзажи Кисангани. С капитанского мостика открывается вид на бывший Стэнливиль. Руины, пальмы... А вот и отель «Регина».
Вилла «Регина», отель Хамфри Богарта. Жемчужина, описанная нобелевским лауреатом Видьядхаром Найполом в романе «Излучина реки». И место съемок знаменитого эпизода из «Африканской королевы» — фильма, за который Богарт получил свой единственный «Оскар». Одна из сцен: Богарт в роли капитана Чарли Олната бросает недокуренную сигарету в грязь. И толпа чернокожих кидается за окурком...
Через пару дней разгрузка баржи «Ма Унгано» почти завершена. На пристани собран груз для обратного рейса в Киншасу: старые автомобили с угандийскими номерами, почти все они краденые. Капитан Бюизин машет на прощание с верхней палубы и улыбается.