В 1913 году в Петербурге, в доме генерала Богдановича, под паркетом одной из комнат обнаружили свернутый трубкой пакет, проложенный восковой бумагой. Шнурок, стягивающий сверток, и сургучная печать указывали на принадлежность находки к веку минувшему. В пакете оказалось письмо, якобы написанное Анастасией Матвеевной Рылеевой, матерью поэта-декабриста Кондрата Рылеева, казненного вождя восстания на Сенатской площади.
Находка наделала много шума, и только. Сведений об экспертизе так и не появилось. Тот год был заполнен торжествами в честь 300-летия дома Романовых, потом началась война — тут уж не до загадок истории. Затем по стране пронесся смерч революции.
В общем, письмо осталось неисследованным, но — не забытым. В 1960-х его опубликовали в одной из книг о тайнах истории. Но опять же всерьез письмо изучать не стали, поэтому вопрос о подлинности так и остался открытым. Тем не менее оно весьма любопытно.
Послание Анастасии Рылеевой, написанное в 1824-м, обращено и к сыну, и к потомкам. В нем она рассказывает удивительную историю о том, как вымолила жизнь своему маленькому Кондратию.
Не везло Анастасии Матвеевне и с детьми, она похоронила четырех младенцев — одного за другим. Когда родился Кондратий, священник, знавший ее горести, посоветовал женщине выбрать младенцу в крестные первых встречных, из народа, дабы те стали охранителями мальчика. В результате крестными оказались нищенка и солдат-инвалид, имя которого и дали младенцу. Когда Кондратию исполнилось три года, он смертельно заболел. Доктора опустили руки. Несчастной матери оставалось уповать только на Бога.
В отчаянии Анастасия Матвеевна пала перед иконами. Она вспомнила, как четыре года назад так же лежала на могилке своего умершего младенца и просила у Господа дитя — живое и здоровое. Теперь бедная женщина просто не понимала, зачем ей был дарован сын, раз ему суждена столь быстрая смерть. Она стала взывать к Богу, изливая скорбь: это была не молитва, а вопль отчаяния. Уже на грани безумия несчастная женщина воскликнула: «Господи! Ты учил нас молиться «Да будет воля Твоя!», но теперь я прошу Тебя хоть раз утвердить мою волю! Пусть будет по-моему!»
И тут произошло чудо, которое Анастасия Матвеевна описала в своем удивительном письме.
.. .Она впала в забытье, и тут ей явился ангел-хранитель со свечой в руке, будто сошедший с иконы. В тишине раздался его голос, проникнутый укоризной:
«Опомнись! Не моли о выздоровлении сына. Бог всевидящ. Он знает, зачем должна угаснуть эта жизнь...»
Бедная женщина все равно настаивала на спасении младенца. «Но будет страдать и твой сын, — сказал ангел. — Хочешь, я покажу тебе все, что его ожидает...»
«Хочу, — воскликнула отчаявшаяся мать, — но и тогда я буду молить Бога о жизни моего сына! Да будет воля моя!»
И ангел словно поплыл перед нею через комнаты, которые разделялись занавесами.
В первой комнате мать увидела выздоровевшего сына, спокойно спящего в кроватке, во второй он уже сидел за книгой, в третьей — в военном мундире шел по улице какого-то иностранного города, в четвертой он уже был на гражданской службе, в пятой комнате при большом стечении народа Кондратий произносил пламенную речь, которую все слушали с восторгом.
Наконец ангел подвел женщину к следующей завесе и так грозно посмотрел на нее, что та содрогнулась.
«Сейчас ты увидишь ужасное, и это ужасное ждет твоего сына. Если ты зайдешь за эту завесу, все предначертанное свершится. Если смиришься, я поведу крылом, свеча угаснет. А вместе с ней и жизнь твоего ребенка. Он будет избавлен от мук. Хочешь ли ты видеть то, что скрыто за этой завесой?»
Женщина воскликнула с отчаянной смелостью: «Бог милосерден, сказал ты. Он пощадит нас. Веди, да будет воля моя!»
Ангел отдернул завесу, за которой была виселица. Мать вскрикнула от ужаса и... очнулась.
Сын сладко спал в своей кроватке. Счастье матери было так велико, что она забыла о страшном видении. Шли годы, сын вырос, окончил кадетский корпус и отправился в заграничный поход с армией, изгнавшей Наполеона.
В Дрездене он задержался у своего двоюродного дяди, коменданта города. И вскоре юный прапорщик стал досаждать местному светскому обществу, сочиняя хлесткие эпиграммы. Дошло до того, что дядя приказал Кондратию покинуть город, в гневе пригрозив военным судом и расстрелом. На что юнец дерзко бросил: «Не пугайте, кому быть повешену, того не расстреляют».
Мать, услышав эту историю, пришла в ужас.
«Неужели, когда он младенцем метался в жару на пороге смерти, задыхаясь от удуший, его душу мучили те же страшные видения?» — подумала она.
Но Анастасия Матвеевна не знала еще более зловещего эпизода. В Париже Рылеев посетил знаменитую гадалку Ленорман. Взглянув на его ладонь, она отказалась гадать. Юноша настаивал. Тогда прорицательница сказала, что он умрет насильственной смертью. Кондратий стал допытываться, убьют ли его на войне или на дуэли. «Нет-нет, гораздо хуже, больше я вам ничего не скажу». В отличие от загадочного письма матери, этот эпизод можно считать достоверным фактом, ибо Рылеев описал его в своем дневнике.
Шли годы. Анастасия Матвеевна со страхом видела, как сбывается пророчество. Сын приводил в дом друзей, мать узнавала их, и еще ужаснее сжималось ее сердце, ведь он был уже в предпоследней комнате.
Летом 1824 года Анастасия Матвеевна собиралась ехать в свое маленькое имение. Друг Рылеева, декабрист Николай Бестужев, позже вспоминал, что при расставании с сыном ее мучили трагические предчувствия, «будто он обречен на какую-то гибельную судьбу». Бедная женщина отчаянно взывала к Бестужеву, просила его повлиять на Кондратия, чтобы тот бросил свои опасные замыслы. «Конечно, Бог волен взять его от меня каждую минуту, но зачем же накликивать беду самому!» — восклицала встревоженная мать.
И тут Рылеев не выдержал и произнес страстную речь, признавшись, что он член тайного общества и готов умереть на благо Отчизны. «Вы сами отдали меня на военную службу, в опасность ежечасной смерти, — обращался он к матери. — Значит, Вы готовы были жертвовать мной! Я нашел себе более достойное дело для самопожертвования — низвергнуть деспотизм». После этих слов Рылеев попросил материнского благословения.
«Я поняла, что это конец. Но я прижала тебя к сердцу своему и благословила. Да будет воля моя и на то!» — писала мать в том письме. По словам Бестужева, Анастасия Матвеевна тогда с горечью произнесла: «Предвижу, что ты вызываешься умереть не своею смертью. Но я не переживу тебя».
Воспоминания Бестужева содержат косвенный намек — мать что-то знала о судьбе сына.
Приехав в деревню, Анастасия Матвеевна решилась излить свои страдания на бумаге и взялась за перо. В результате появилось таинственное письмо.
«Коня, сын мой, два раза я вымаливала жизнь твою у Бога. Сохранит ли он ее теперь... Я пишу эти строки потому, что не смею рассказать тебе все, не смею смущать твое сердце материнским страхом. Да будут ясны и смелы каждый твой шаг и каждое помышление. Но ты сам или кто-нибудь другой развернет когда-нибудь эти листки, знайте, что все написанное мною — святая правда!»
Похоже, мать не собиралась отправлять его сыну, она предоставила это судьбе: либо Кондратий найдет письмо сам в деревне, либо его найдут другие — когда-нибудь.
Через месяц Анастасии Матвеевны не стало. Если письмо и существовало, сын не стал разбирать ее бумаги. Он был поглощен куда более «важными делами».
До восстания декабристов оставался год с небольшим.
...Неизвестно, какими путями через 90 лет письмо оказалось в доме генерала Богдановича, подлинно ли оно — Бог ведает, однако нужно отметить: если письмо — подделка, то очень качественная. Тот, кто его сочинял, был хорошо знаком с биографией и психологией Рылеева, с воспоминаниями о нем.
Действительно, с самого детства Кондратий отличался «самоубийственными» наклонностями. Во время учебы в кадетском корпусе он часто брал на себя чужую вину и подвергался жестокому наказанию: мальчиков секли порой до потери сознания. Однако, оправившись от побоев, снова начинал грубить офицерам-воспитателям. Никто не мог постичь причин, однако такой стоицизм вызывал уважение однокашников.
Попав на службу в глухую провинцию, Рылеев целыми днями писал стихи и составлял прожекты борьбы с деспотизмом. «Пусть даже меня повесят, но мое имя займет несколько строк в истории», — говаривал молодой офицер. Эти слова Рылеева потом часто вспоминали товарищи, которые не без оснований считали его одержимым.
Уже тогда сослуживцы видели, что он явно играл с судьбой, со смертью, и прямо предупреждали: доиграешься, нельзя Бога гневить, брось дуэли, брось прожекты.
На этом фоне большое недоумение вызвала его женитьба. Возникал вопрос: зачем он женился при таких стремлениях?
Страстно влюбившись в юную дочку провинциального помещика Наташу Тевяшову, он пригрозил ее добросердечному отцу застрелиться в случае отказа и вынул пистолет, приставив к виску. И здесь не обошлось без опасных игр.
Однако влюбленный муж, вскоре ставший отцом, не отказался от своих наполеоновских планов. Получив отставку, он переехал в Петербург, вышел на тайные общества и вскоре стал вождем Северного общества декабристов, сделавшись двигателем и душой заговора.
Вскоре Кондратий Рылеев приобрел известность как поэт и вместе с Александром Бестужевым стал издавать альманах «Полярная звезда», где отважился опубликовать свою хлесткую оду-эпиграмму на Аракчеева, всесильного временщика Александра I. Судьба Рылеева висела на волоске, он спасся буквально чудом. Воистину, «кому быть повешенным, тот не утонет»... Аракчеева убедили не признавать обвинений, дабы не выставлять себя в глупом виде, ведь его имени названо не было. Хотя все, конечно, поняли, о ком речь.
Уже тогда «благонамеренные» коллеги по перу увидели в Рылееве фанатика революционной идеи. Причем они вынуждены были признать, что его фанатизм был врожденным, так же как и стремление найти правду.
В отличие от большинства декабристов, у него не было «достойного» либерального общества — в армии его окружали заурядные служаки. Такой же была и его родня: Рылеев происходил из бедных дворян.
Из книг он тоже не мог заразиться республиканскими идеями, поскольку практически не знал иностранных языков, а значит, и западной литературы «о свободе, равенстве и братстве».
И тем не менее он стал вождем.
«Фанатизм силен и заразителен, и потому неудивительно, что... необразованный Рылеев успел увлечь за собою людей, которые были несравненно выше его во всех отношениях», — писал консервативный журналист Николай Греч.
Действительно, его ближайшие друзья и соратники, братья Бестужевы, были куда образованнее. К примеру, Николай Бестужев являлся историографом русского флота. Однако он искренно любил и уважал Рылеева. И не только за «революционное горение», но и за высокие моральные качества. Одно время Рылеев был судьей в уголовной палате и заслужил в Петербурге репутацию защитника «униженных и оскорбленных». И конечно, большое уважение вызывала его готовность отдать жизнь за честь.
Самым эффективным способом защиты чести тогда считалась дуэль. Рылеев слыл одним из самых отчаянных дуэлянтов, семейная жизнь не укротила его пыл. Однажды он стрелялся с бывшим женихом сводной сестры на очень близкой дистанции. Его пуля, ударив в ствол противника, отклонила выстрел, и в результате Рылеев был ранен... в пятку.
Да, «кому быть повешену, того не застрелят»...
Горячий Рылеев бросался защищать и честь друзей. Как-то Александр Бестужев вызвал на дуэль офицера, надерзившего его матери. Тот отказался. Тогда Рылеев, встретив обидчика на улице, «исхлестал его глупую рожу карвашем».
Безусловно, склонность к жестоким дуэлям тоже свидетельствовала о самоубийственных наклонностях.
Мало того, он подстрекал к смертельным поединкам и других. Тогда широко прогремела дуэль его двоюродного брата Константина Чернова, вдохновителями которой стали Рылеев с Бестужевым. Они помогали Чернову сочинять письма к обидчику — аристократу Владимиру Новосильцеву, который, пообещав жениться на сестре Чернова, ретировался из-за протестов матери — спесивой богачки. Рылеев всячески распалял Чернова и даже сам требовал объяснений у Новосильцева. Став секундантом кузена, он подписал убийственные условия, по которым противники стрелялись на расстоянии восьми шагов. Причем в случае промаха должны были стрелять повторно — «до крови».
Рылеев, не колеблясь, отправил кузена на верную смерть, ибо помимо моральных аспектов ему был важен политический подтекст поединка. Бедный дворянин Чернов стрелялся за честь сестры с аристократом Новосильцевым, приближенным ко двору.
Похороны Константина Чернова превратились в молчаливую политическую манифестацию. Благодаря усилиям членов Северного общества во главе с Рылеевым, гроб скромного офицера провожала огромная толпа народа. И это было отмечено властями.
Без Рылеева даже само восстание декабристов было бы сомнительно. Его самоубийственная энергия, его пыл зажигали и поднимали соратников и солдат. Большинство прекрасно сознавало, что восстание обречено. Однако Рылеев вдохновлял друзей идеей «зажечь искру против самовластия», подать пример потомкам. «Ах, как славно мы умрем!» — восклицал он на Сенатской площади 14 декабря.
После ареста Рылеев стремился взять всю вину на себя, утверждая, что без него ничего бы не случилось.
Однако лицемерный Николай I соблазнил эту наивную поэтическую душу своими благими намерениями. И Рылеев поверил, будто царь хочет сохранить ему жизнь.
А жить ему хотелось, радости в предвкушении «вожделенной» смерти не было. Одно дело — играть со смертью и делать самоубийственные заявления на свободе, когда ты волен сам распоряжаться своей жизнью, а другое дело сидеть в каземате под угрозой казни и знать, что твоя жена и маленькая дочь брошены на произвол судьбы. И все же он не пал духом. Вот его последние стихи, нацарапанные на оловянной тюремной тарелке:
Тюрьма мне в честь, не в укоризну,
За дело правое я в ней,
И мне ль стыдиться сих цепей,
Коли ношу их за Отчизну.
Приговоренный к повешению, поэт-декабрист мужественно встретил смерть, к которой шел всю жизнь.
В последние часы, когда его заковывали в кандалы для казни, Кондратий Рылеев писал жене: «Бог и государь решили мою участь: я должен умереть и умереть смертию позорною. Да будет Его святая воля!.. Подивись, мой друг; и в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что я не могу выразить тебе. Прощай, велят одеваться».
И спокойно отправился в последний путь на эшафот. «Он не только не устрашался смерти, но встречал ее с какой-то гордой радостью», — писал очевидец.
Кондратий Рылеев сорвался с петли и был повешен снова. Предначертанное сбылось 13 июля 1826 года.
Сокровенная судьба декабриста запечатлелась в послании матери. Подлинно оно или нет, но в нем заложена глубокая религиозно-философская истина: «Не проси слишком сильно, не бейся головой о стену. Если Бог не дает, Он знает почему. Как бы не было хуже». Этот постулат встречается во многих религиозных, философских сочинениях.
Рассуждая с эгоистических позиций, нужно признать, что Анастасия Матвеевна Рылеева получила свою долю материнского счастья, более того, она не увидела страшного конца сына. Да, она жила с тяжелой ношей, однако все равно уповала на милосердие Божие. Была б она счастливее в одиночестве? Конечно, нет.
Да, Анастасия Матвеевна вымолила счастье для себя. Но ничего не дается просто так. За ее дерзостное желание «Да будет воля моя!» пришлось страдать невестке и внучке. Самого Рылеева страдальцем назвать трудно, ибо он с самого детства сознательно готовил себя к красивой гибели.
После казни декабриста его жена и дочь остались в нищете и были вынуждены принимать унизительные подачки царя. В личной переписке они не смели упоминать имя отца и мужа. Наталия Михайловна постоянно болела от безысходной тоски. Немногие отваживались общаться с вдовой казненного. Дочь Рылеева, Анастасия, по милости царя закончила институт и вышла замуж за офицера, которому вскоре пришлось покинуть службу из-за непрезентабельной жены. Супруги уехали в деревню, посвятив себя хозяйству и воспитанию детей. Лишь после смерти Николая I дочь казненного, которой было далеко за тридцать, смогла вздохнуть свободнее и заговорить об отце. Ее мать, увы, не дожила, страдания унесли ее в могилу. Такова была расплата за желание свекрови и бабки.