Недавно мы с коллегами Антоном и Николаем спорили о том, каким должен быть хороший отдых.
Со стороны наша беседа напоминала спор слепого с глухим. Я рассказывал, как божественно прекрасны вечера в теплом сухом климате, когда ты сидишь полулежа в кресле на открытом балконе, в руке у тебя стакан, а в голове - как в нашей районной библиотеке - тихо и пусто. Антон и Николай смеялись, обзывали меня мешком и валенком.
Дело в том, что эти лысеющие юнцы, не обремененные детьми и ипотекой, давно объездили мир в поисках острых ощущений. Они и яхтсмены, и кайтеры, и парапланеристы. Опускались в кратер действующего вулкана и искали в джунглях заброшенный город. На двоих - пять переломов и две почти смертельные инфекции. Жениться бы им надо, да только оба - непонятно зачем - женаты.
"Господа, - не выдержал я. - Вы олухи. Хотите знать, что такое экстремальный туризм? Такой, на фоне которого меркнут ваши жалкие попытки раскрасить серые будни?”
"Ну, - еще громче рассмеялись господа. - Давай, расскажи нам, как ты ходил в парк кормить уток".
"Господа, - сказал я как можно более снисходительно, - экстрим - это не Припять, не Перу и не автостопом по Ирану. Экстрим - это когда вы самостоятельно отдыхаете с тремя детьми, один из которых годовалый младенец, другой - подросток в стадии начинающегося пубертата, а третий - двух с половиной лет - находится в та ком возрасте, когда все время прыгает, орет и просится на руки”
Я посмотрел на Антона и Николая - они все еще смотрели на меня с нескрываемой жалостью.
"Сначала, - продолжил я, - со всеми детьми, рюкзаками, колясками, сумками и огромным чемоданом вы несетесь в аэропорт, потому что, само собой, опаздываете. Не бывает такого, чтобы вы не опаздывали в аэропорте тремя детьми. Само собой, половину вещей вы оставите дома. Конечно, самых необходимых. Зато в чемодане может неожиданно оказаться гигантский робот. Или вентилятор, как повезет. Само собой, в аэропорту выяснится, что ваш рейс задерживают и вы не успеваете на стыковочный. У чемодана в этот момент должна сломаться ручка, а кто-нибудь из детей обкакается.
Антон и Николай призадумались. "Дальше все бегом-бегом-бегом, - рассказывал я. - Имейте в виду, эта процессия - дети, рюкзаки, коляски и огромный чемодан - обладает большой инерционной силой. То есть если вы пролетели мимо выхода, то развернуться сможете километра через два. Кто-то натрет по дороге ногу. Кто-то залезет в фонтан. Кто-то запрется в туалете и не сможет выйти.
Достаточно запугав коллег, я перешел к историям и деталям.
"Например, - вспомнил я, - пока мы осматривались в арендованной валенсийской квартире, средний ребенок залез в тумбочку и перевернулся вместе с ней. Потом старший искупался в море вместе с деньгами и документами. А младший сожрал косточку от сливы вместе со сливой. В Интернете знающие люди успокаивали: "Прежде всего не паникуйте. Сразу вызывайте скорую". Потом средний, поднимаясь по лестнице, позвонил в дверь соседям с третьего этажа. Не зная испанского, объяснить местным жителям, не понимающим по-английски, что мы от них ничего не хотим, - то еще упражнение для пантомимы. Ночью также выяснилось, что спать на кровати невозможно. Слишком громкий стук издают дети, падая на красивый плиточный пол. Так прошли первые сутки".
Тут я взял паузу, чтобы слушатели все это переварили.
"И только тогда, господа, - продолжил я, - когда табор спит и не просит есть, пить, какать, приставку, машинку, на руки, а ты сидишь полулежа в кресле на балконе, в руке у тебя стакан, а в голове тихо и пусто, понимаешь, как прекрасна жизнь".
И ни Антон, ни Николай не посмели мне возразить. Только поинтересовались судьбой косточки. Она вышла через три дня.
(с) Евгений Крузенштерн