Философ-марксист Сергей Ильченко представил свою новую книгу «Другим путём» на Московской международной книжной выставке-ярмарке. Он рассказал о применимости марксизма к современному обществу, о будущей победе коммунизма и о том, какую роль в ней сыграет зарождающийся креативный класс.
В основу предлагаемой читателю книги легли статьи Ильченко, написанные в разное время и переработанные специально для нового издания. Книга открывает серию работ, которые, по замыслу издателей, должны войти в «Библиотеку профсоюзного активиста».
Любой независимый профсоюз находится сегодня на острие социального конфликта. Его активистам постоянно сталкиваются с множеством вызовов, верный ответ на которые моно дать только видя стратегические перспективы своей борьбы и свое место в глобальных социальных процессах. Именно такая, очень широкая картина социальной борьбы и её исторических перспектив и дана автором в центральной работе сборника: «Коммунизм: каким ему быть?».
Опираясь на наследие Маркса, но, вместе с тем, подвергая его критической проверке на прочность с позиций современного опыта, автор шаг за шагом отходит от привычных штампов. Роль и место СССР в мировой истории и причины распада Союза, понятие общественной формации и революционность пролетариата, перспективы Мировой революции и представление о коммунизме как о бесклассовом обществе - все это, и многое другое, подвергается им критическому разбору и переосмыслению. Конструкция, выстроенная в итоге, выглядит весьма логичной и последовательной. Она, несомненно, опирается на идеи Маркса - но вместе с тем выходит далеко за рамки их канонического прочтения. Пролетариат выступает лишь как инкубатор креативного класса - принципиально новой социальной общности, которой и принадлежит историческая роль могильщика капитализма. Что же до коммунизма, то он предстает перед нами вовсе не сытым и бесконфликтным раем - а, напротив, ареной новых классовых битв, ожесточенность которых далеко превзойдет нынешние социальные конфликты.
Остальные работы, вошедшие в сборник, посвящены частным вопросам, так или иначе затронутым автором в центральной статье.
На вопрос о том, что рядом с Карлом Марксом на обложке книги «Другим путём» делает российский оппозиционный лидер Алексей Навальный, Сергей Ильченко ответил: «Всякая настоящая левая идея исходит из первейшей необходимости демонтажа существующей номенклатурно-феодальной системы. Именно поэтому Навальный воспринимается нами как сугубо положительный феномен в нынешней российской и, шире, постсоветской политике. Здесь не столь важна личность, которая может быть хорошей или не очень, здесь важна абсолютно чёткая настроенность Навального на слом нынешней системы власти».
* * *
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ:
Призрак коммунизма ушел, но он ещё вернется
В земные страсти вовлеченный,
я знаю, что из тьмы на свет
однажды выйдет ангел черный
и крикнет, что спасенья нет.
Но простодушный и несмелый,
прекрасный, как благая весть,
идущий следом ангел белый
прошепчет, что надежда есть.
Булат Окуджава
Со времен Карла Маркса, большая часть левых утратила революционный дух. Идейные потомки тех, кто сражался на баррикадах, довольствуются ныне скромной ролью капли смазки в шестеренках Системы, становясь, по сути, органичной её частью. Но это ещё не «конец истории», вовсе нет. Шестерни продолжают вращаться: мир закономерно и неизбежно подходит к рубежу, за которым нас ждет ренессанс марксизма и новая эпоха социальных революций.
Сегодня типичный «левый радикал» плотно сидит на грантовой игле, и уже по этой причине безнадежно выпадает из пространства социальной революции. Иной раз, хотя и довольно редко, реалистично оценив своё, но чаще оставаясь во власти сладких постмодернистских грез, картинно-безбашенные салонные революционеры, в едином строю со светскими иконами по-треблядства и популярными исполнителями, окруженные секс-дивами и трансвеститами, ведут мировое шоу, идущее нон-стоп. Здесь находят отдохновение, и справляют большие и малые духовные нужды усталые менеджеры и их эмансипированные самки. Театрализованное ниспровержение всех основ, какие только известны зрителям, приятно щекочет им нервы, и создает у каждого отдельно взятого винтика, пожизненно заключенного в деловой костюм и в рамки корпоративной субординации, приятную иллюзию праздника непослушания. Роль бунтующего народа, уже вполне традиционно, отведена богемной массовке: гламурной, няшно бисексуальной, в меру манерной, но в самой глубине души - безмерно благонамеренной.
Ни в этом зале, ни на сцене никто и на мгновение не желает, чтобы грубая и скверно пахнущая революция случилась всерьез и ворвалась в этот зал. Во-первых, это опасно и негигиенично, а, во-вторых, было бы редкостным свинством по отношению к спонсорам праздника и к хозяевам арендованного помещения. Нет уж, увольте! Все должно развиваться, пускай и на грани фола, на самом краю, пусть даже на последней черте, за которой - бездонная пропасть, но все-таки в рамках буржуазных приличий!
Что же до ситуации за пределами мест обитания избранной публики, то ее хорошо иллюстрирует поведение мусульманских диаспор в Западной Европе. Вопреки распространенному заблуждению, они весьма активны на выборах, но при этом вовсе не склонны создавать собственные партии, дабы вести борьбу за право строить мечети, иметь четырех жен или носить хиджаб. Западноевропейские мигранты поголовно голосуют за левых - точнее, за иждивенческие ценности, подменившие марксизм. Они голосуют за большие пособия для бедных, которые нужны им, чтобы поменьше работать. И этот их выбор работает на укрепление капитализма куда эффективнее, чем вся протестантская этика вместе взятая.
Но величайшая историческая заслуга капитализма состоит в том, что он упростил отношения между людьми, сведя их к материальному интересу, суть которого способен постичь каждый и сделав идеалом Светлого Будущего, не малопонятный и недоступный Рай, а гораздо более достижимое общество потребителей. Стремление к этому идеалу породило производство невиданных доселе масштабов. Высокий уровень потребления сделал возможным, в принципе, даже отказ от потребительской системы ценностей и переход к новым, гуманистическим целям и приоритетам. Конечно, до тех пор, пока речь идет о свободном выборе, а не о жесткой предопределенности, массы, в основном, предпочитают и будут предпочитать потреблять материально, нежели расти духовно. Но мир быстро меняется, сужая пространство, где ещё возможен этот старый выбор и одновременно создавая новые измерения и иные альтернативы.
Эволюция левого движения за последние полтораста лет с поразительной точностью повторила эволюцию христианства. Возникнув на волне стихийного протеста палестинской бедноты и распространившись по всей Римской империи как учение, дававшее даже рабам почувствовать себя людьми, оно поначалу было гонимо, но затем оценено, приближено к власти и поставлено ей на службу. В новой роли, как и левое движение полторы тысячи лет спустя, христианство было подвергнуто приручению и селекции. Бунтарей, стоявших во главе катакомбных общин, сменили солидные господа, занявшиеся канализацией недовольства низов. Инструментарий, используемый тогда, удивительно схож с тем, что в ходу и сегодня: массам скармливают примитивный и выхолощенный продукт, не требующий для усвоения ни малейших усилий, но помещенный в яркую упаковку. Нежелательные идеи, выходящие за рамки дозволенного начальством, объявляются апокрифами и изымаются из оборота. Скептиков и излишне умствующих, как полторы тысячи лет назад, так и сегодня, либо преследуют и уничтожают, либо осмеивают, выставляя в невыгодном в глазах толпы свете и изолируя в маргине. Все дискуссии максимально отрываются от реальной жизни и направляются по накатанным рельсам в заранее подготовленный тупик, а новые идеи и критика старых канонов объявляются опасной ересью. В итоге, с интервалом в полторы тысячи лет, и христианская, и марксистская фразеология стали инструментами управления в руках имущих сословий, заинтересованных в сохранении собственного положения.
Но реформация сломала старые правила игры - и буржуазия стала новым субъектом истории, сыграв в ней, по словам Маркса, «чрезвычайно революционную роль». Подобная метаморфоза ждет и мировое левое движение - а её результаты, вероятно, для многих будут полной неожиданностью, притом, не всегда приятной.
Посткапиталистический прогноз Маркса сводился, в принципе, к идеалу античного полиса: общества равных, где рабство преодолено механизацией труда, а обилие социальных связей делает свободное развитие каждого обязательным условием свободного развития всех. Затем, столкнувшись с практикой, эти туманные образы были вытеснены на периферию общественного сознания. На смену им пришли ситуативные задачи и лозунги: накормить голодных и обучить неграмотных. Появление СССР, объявившего своим проектом будущего полный отказ от капитализма, привело к соревнованию двух ценностных систем, в котором преимущества потребления закономерно оказались конкурентоспособнее. Лозунг Хрущева «Догоним и перегоним Америку» был, по сути, белым флагом капитуляции, после которого крах СССР стал лишь вопросом времени.
Увы, время левых в XX веке еще не настало - и это обрекло их на неизбежное вырождение и поражение. Это понял ещё Ленин, который, говоря о возможности построения социализма в отдельно взятой стране, вовсе не подразумевал отдельно взятую Россию, надеясь на революцию в отдельно взятой Германии и последующий российско-германский союз. Позднее, уже после провала и этого плана, в своих последних работах, Ленин прямо говорил о госкапитализме как о единственно возможном в сложившейся ситуации варианте. Этот путь развития и был реализован в СССР, притом, с серьезным заделом на будущее: советское общество 70-х было одним из самых образованных в мире. Но, будучи все же, первую очередь -унизительно бедным, и лишь во вторую - умеренно просвещенным, причем именно просвещенность обостряла в общественном сознании ощущение собственной бедности и униженности, советское общество не смогло противостоять потребительским соблазнам.
Во многом сходная судьба постигла и западных левых. Идеалы Маркса были абстрактны и далеки от реальности, в то время как уступки буржуазии, напуганной перспективой бунта, оказались конкретны и обильны. Шаг за шагом левых прикормили и развратили, органично включив в существующую систему на вполне определенных социальных ролях: для забавы фрондирующих буржуа, утешения низов, и раздачи индульгенций «прогрессивному» капиталу, на содержании у которого они сегодня и находятся.
Но левая идея не умерла, и не утратила перспектив. В эпоху самой радикальной из всех известных в истории волн глобализации, западный гуманистический дискурс, уходящий корнями в тот самый, уже почти позабытый всеми проект идеального полиса, мало-помалу укореняется в роли общемирового. Это происходит даже там, где Запад объявлен врагом номер один, как, к примеру, в позднем СССР или на нынешнем мусульманском Востоке. За многообразием форм проступает единое содержание, суть которого -протест, не столько даже против неравенства: социального, экономического, расового, сколько против отсутствия новых горизонтов и невозможности вырваться из бесконечного круга рутинной работы и рутинного же потребления. В угоду ли толпе, или ради политических дивидендов форма этого протеста может сильно меняться от случая к случаю. Но суть его остается прежней: капитализм исчерпал свой ресурс модернизации. Он уже не в состоянии заполнить идеологический вакуум, предложив масштабный и привлекательный футуристический проект. Циклические кризисы неизбежно влекут за собой и циклы левого ренессанса, периодически возникающие развилки возможностей, требующие выбора между капитализмом и коммунизмом как между двумя альтернативными представлениями об идеале.
К одной из таких развилок мир и подходит сейчас: наша планета стала слишком тесной для мировой экономики, целиком построенной на капиталистических принципах. В ближайшие 20 лет нас ожидает либо переход к иным приоритетам, либо стабилизация капитализма в нынешнем виде, что возможно только ценой радикального уменьшения населения Земли. Несомненно, что крупный капитал предпочтет второе - первому, и его шансы на успешную реализацию задуманного очень велики. Но есть и надежда на то, что поблекший призрак коммунизма вернется, обретет прежнюю мощь и овладеет умами и сердцами.
Впрочем, его земное воплощение наверняка будет сильно отличаться от картин, созданных воображением Маркса и его ближайших последователей. Вы никогда не задумывались над тем, что советское малосемейное общежитие для рабочих, где-нибудь на промышленной окраине большого города - это реализованный на практике фаланстер Шарля Фурье?
КОММУНИЗМ: КАКИМ ЕМУ БЫТЬ?
Распад СССР, перспективы современного капитализма, природа левого движения и революционные классы с точки зрения неортодоксального марксиста.
Моим сыновьям - с надеждой,
что они не только прочтут, но и
поймут эту работу.
От автора
Перед левыми, как в бывшем СССР, так и в мире в целом, остро стоят две задачи: самоидентификация и завоевание общественного внимания, из сферы которого они оказались практически вытеснены. Решение обеих задач требует ясного понимания общей ситуации в мире, места в нем левых сил и их перспектив. Между тем, левое движение сегодня сплошь и рядом демонстрирует неготовность ясно обозначить свои позиции по важнейшим вопросам, увидеть возможных союзников и последовательно дистанцироваться от правых, безраздельно господствующих на информационном поле. Более того, само понятие левого движения оказалось в значительной степени размыто. Сегодня к «левым» причисляет себя даже часть откровенных националистов и клерикалов.
Доступная же массам политическая дискуссия на постсоветском пространстве сведена, по сути, к противостоянию двух идеологий: неолиберальной и консервативной. Адепты неолиберализма, идейно наследующие Западу времен Холодной войны, объявляют себя сторонниками демократии и свободного рынка. Они говорят о закономерном провале социалистического эксперимента в СССР, и о равенстве между социализмом и фашизмом. Приверженцы консерватизма - наследники поздней КПСС, обличают лицемерие и агрессивность Запада. По их версии, крах социализма вызван стечением субъективных обстоятельств, масштаб репрессий в СССР преувеличен недобросовестными историками, а те, что были - порождены объективной необходимостью, и потому оправданы. Консерваторы также утверждают, что именно и только они и есть настоящие коммунисты, марксисты и ленинцы [см. примечание 1].
Это противостояние, эксплуатирующее разнополюсные мифы об ушедшем СССР, успешно отвлекает внимание общества, как от реальных проблем сегодняшнего дня, так и от адекватного понимания нашей новейшей истории. При этом, несмотря на громогласное взаимное обличение, обе стороны в этом споре в равной степени стоят на антимарксистских, антикоммунистических и антидемократических позициях. Более того, их позиции имеют, по сути, и общую основу. И неолиберальные социал-дарвинисты, и консервативные неосталинисты «в чистом виде», и всевозможные их гибриды: «православные патриоты» и «православные коммунисты», «государственники», «имперцы», «национал-либералы», «евразийцы», «национал - большевики» и прочие, иной раз довольно экзотичные идеологические химеры, исходят из общего утверждения о реализации в СССР социализма, как общественной формации. Это положение неверно в принципе, но его вброс в дискуссию дает эффективный инструмент блокирования и вытеснения с политического поля всякой действительно левой, марксистской и демократической идеологии - а потому и пользуется неизменной поддержкой со стороны любых буржуазных властей.