«Младенческие опыты женщины» – новое сочинение признанного мастера современной прозы Ирины Муравьевой. Эту маленькую, но ювелирную вещь можно смело ставить в один ряд с «Другими берегами» В. Набокова, потому что в ней – благоуханные берега детства, отталкиваясь от которых, писатель плывет в Большую литературу. Мир первых чувств: любви, ревности, страха, жалости, стыда – дан полнозвучно, полновесно, импрессионистически точно. И оказывается, что секунду предельного счастья можно взять в руки, как птенчика с нежным, неистово заколотившемся сердцем. «Младенческие опыты женщины» – это книга о становлении женственности, поэзии, судьбы.
Отрывок из книги:
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
В жизни простого человека очень много загадочного. Это ведь только кажется, что он — простой человек, на самом деле каждый из нас — вылитый Бермудский треугольник. Я родилась в клинике на Пироговке и отлично помню, что день этот был солнечным и теплым по-летнему. Одна старушка даже побежала полоскать белье на Москва-реку, но ее отогнал милиционер. Как раз в это время я и родилась. Вернее сказать, появилась. Откуда я появилась? Если верить фактам, то из материнского живота, а если не верить, то вот вам и первая загадка. Появившись, я первым делом посмотрелась в зеркало. Зеркала в родильной комнате не было, но была зеркальная поверхность у какого-то тазика. И я заглянула в нее и расстроилась. Во-первых, на моей голове не было ни одного волоса — ни черного, ни белого, во-вторых, у меня был отвратительный цвет лица: такой красный, будто я все утро парилась в бане, в-третьих, фигура оказалась безобразной: толстая, с короткими ногами, вся в складках. Я увидела, что похожа на бульдога. От этой мысли я горько заплакала и получила короткий и звонкий шлепок от незнакомой женщины с выпуклыми глазами. Тогда я сказала себе, что никаких ударов больше не потерплю: слишком унизительно. Продолжая плакать, я взглянула в окно. За окном два белоснежных голубя свирепо дрались за какую-то крошку. Моя нагота испугала меня. В комнате был доктор — мужчина средних лет очень приятной наружности, он мыл руки под краном и старался не смотреть в мою сторону: ему тоже было неловко. Через пару минут меня завернули в застиранную и много раз чужими младенцами ношенную тряпку. Это немедленно вызвало злобу, и я тут же поняла, что в здравом рассудке и твердой памяти никогда не буду донашивать вещи с чужого плеча.
«И перелицованного не желаю! — сверкнуло внутри. — Лучше смерть!»
