Почти каждый из рассказов тянет на сюжет полнометражного фильма. Так появились на свет первые сборники моих опытов в прозе. Теперь перед тобой, читатель, другие истории: новые и старые, по каким-то причинам не вошедшие в другие книжки. Чем написаны эти истории? Скорее всего, инстинктом самосохранения. Как во времена доброй старой прозы, автор пытался создать мир, в котором можно выжить, и заселил его людьми, с которыми не страшно жить.
Рассказ из сборника:
Пришли к нему переписчики в 1979 году. Большую подробную перепись населения затеяла тогда советская власть. Вот пришли к нему молодые ребята-комсомольцы с планшетами и стали спрашивать: кто и когда?
А он, надо признаться, даже в это ясное утро был под хмельком, веселый, игривый до полного безобразия.
Фамилию, имя выдал, не юродствуя: «Коган Осип Давидович».
Спросили о годе рождения. Он тихо, склонив голову, признался, что родила его мама только год назад, потому что он чувствует себя настоящим младенцем, особенно после хорошего приема горячительных напитков.
Потом опрошенный стал занудно объяснять бедным ребятам, что художнику, как и женщине, всегда столько лет, насколько он себя чувствует.
Переписчики терпеливо выслушали Когана, а потом списали год его рождения с паспорта.
– Национальность? – спросили они.
– Скрипач, – поднявшись и гордо выпятив грудь, ответил Осип Давидович.
– Такой не бывает, – осторожно заметил один из переписчиков: юное создание непонятного пола с румянцем на всю щеку.
– Как раз такая и бывает, – возразил Коган и снова пустился в долгие разъяснения своей установки, но при этом ловко накрыл стол и предложил комсомольцам выпить по рюмочке в честь предстоящего Рождества.
Отсюда читатель может сделать вывод, что от всего своего еврейства герой этого рассказа сохранил одну фамилию. Это, между прочим, тоже не пустяк, если вспомнить, сколько подобная фамилия могла принести неприятностей ее обладателю.
Причем даже у папы Когана был во время войны шанс паспортные данные сменить вполне законным образом. Папу забрасывали к партизанам, в тыл, и в документах полностью истребляли даже намек на еврейство, по вполне понятным причинам.
Давид Коган внешне на еврея был мало похож, а его сынок так тот и вовсе унаследовал из неизвестного источника вполне славянскую внешность. И это несмотря на то что мама Осипа была не просто еврейкой, а дочерью раввина из города Мариуполя.
Осип Давидович с детства проявил особые способности к музыке. Скрипку он неплохо освоил уже в десятилетнем возрасте и еще в музыкальной школе стал получать различные призы, участвуя в областных и общесоюзных смотрах юных талантов.
Когану прочили блестящее будущее после консерватории в Питере, куда он и отправился после школы. Но тут случилось с будущим виртуозом непредвиденное: он загулял, причем так круто, что в пьяном виде вместе с какой-то шпаной угнал машину «Волга» и прокатился в ней до первого фонарного столба.
В итоге юный скрипач получил перелом голени и срок по приговору суда: два года.
Выводов из случившегося Коган не сделал. Тюрьма его не испугала и не исправила. Правда, законы Коган старался впредь не нарушать, но придумывал тысячи приемов ухода от прозы жизни, то и дело придаваясь веселым изобретательным загулам.
Он не разбил сердце бедной маме и серьезному папе. Родители просто махнули рукой на сына-гуляку. Была у Когана тихая сестренка Роза. Вот этим ангелочком они и утешились.
Девицы любили Когана безмерно. С Осипом не было скучно. Он любил праздники в этой жизни больше самой жизни, да еще и умел зарабатывать деньги, был щедр и никогда не считал копейки.
И Коган любил женский пол, но жениться его никто так и не пригласил. Все дамы будто понимали сразу, что для развлечения и секса этот парень подходит, а вот для прозы будней и деторождения нужно искать другого партнера.
Так пробыл Коган холостяком до тридцати пяти лет, но тут одна женщина по имени Марта, забеременев от Когана, решила прибрать его к рукам.
Да и Осипу Давидовичу вдруг пришло в голову обмануть самого себя. Он решил, что созрел для тихой, семейной жизни, и покорился воле беременной от него, но нелюбимой женщины.
Так Коган стал отцом семейства, но пробыл в этом качестве всего лишь полтора года. Надо сказать, что жить молодожены стали в семье Марты. Семейка эта оказалась настолько пошлой и глупой, что вскоре скрипач затосковал смертельно и стал вести себя так, как и до женитьбы себя вел.
Даже рождение дочери Фаины не смогло заставить уже немолодого гуляку обуздать свой бурный характер. Да и сама Марта быстро поняла, что ей был нужен ребенок, а не муж – похабник, гулена и пьяница.
В один прекрасный день, точнее, в ночь чемодан Когана просто выставили за дверь. Намек он понял, явившись утром с очередного праздника жизни, и не стал тревожить сладкий сон обителей квартиры.
Супруги быстро развелись, и веселый скрипач с радостью вернулся к своей прошлой, загульной жизни лысеющего повесы.
Папа Марты был большим начальником и очень состоятельным человеком. Папа не скупился на содержание дочери и внучки, но категорически потребовал, освободив беспутного отца от уплаты алиментов, чтобы «грязная тень Когана не касалась стен его дома».
Осип Давидович принял условия игры. Он даже переехал в соседний город К. и стал, не без успеха, трудиться в привокзальном ресторане этого населенного пункта.
Ресторан славился на всю округу своей кухней. И теперь многочисленные посетители смогли оценить не только харчо и шашлыки этого заведения, но и виртуозную скрипичную игру лауреата премии Шарлоты Домье Осипа Когана. (Эту Шарлоту он, конечно, выдумал.)
Шло время. Герой нашего рассказа пил, гулял, толстел и играл на скрипке. О своей случайной жене и случайном ребенке он вспоминал крайне редко.
Тут настали в России другие времена. Открыли границы, и народ, по мере возможности, стал искать счастье за кордоном.
Коган, как уже отмечалось, считал себя скрипачом, а не евреем. Израиль волновал его меньше, чем качество канифоли и настрой его инструмента. (Здесь я должен отдать Осипу Давидовичу должное: скрипку свою он любил, берег пуще ока и музыке был предан всей душой.)
Итак, Осипу Давидовичу, недавно отпраздновавшему свое пятидесятилетия совсем не хотелось менять прописку, но его давно забытая жена Марта решила отправить свою дочь в Израиль на учебу.
При оформлении документов потребовалась подпись отца. Марта разыскала Когана и без лишних слов положила перед ним этот документ для подписи.
Встретились они в ресторане, где вот уже пятнадцать лет работал Осип Давидович.
Коган внимательно прочел документ, потом спросил:
– Кто такая Борисенко Фаина Осиповна?
– Твоя дочь, – сухо ответила Марта.
– Я такой не знаю, – отодвинул бумагу бывший муж. – Я знаю Коган Фаину Осиповну.
– Не юродствуй, – сказала Марта. – Подпиши здесь. Мне некогда. У меня поезд через час.
– Я не знаю никакой Фаины Борисенко, – упрямо повторил Коган.
– Послушай, – Марта с трудом взяла себя в руки. – Ты же в курсе, я снова вышла замуж, его фамилия Борисенко. Вот мы и решили, что не нужно Фенечке мучиться с твоей характерной фамилией. Сам помнишь, как тогда было…
– Не знаю я никакой Борисенко, – повторил Коган и залпом выпил еще одну стопку коньяку.
– Престань пить, – брезгливо поморщилась Марта. – Как ты вообще живешь?
– Плохо, – признался Осип Давидович.
– Болеешь?
– Болею.
– Тебе нужны деньги?
– Нет, деньги мне не нужны, – сказал Коган.
– А что тебе нужно?
– Мне нужна дочь по фамилии Коган, – сказал Осип Давидович, наливая себе в рюмку очередную порцию коньяка.
– Ты – чудовище! – поднялась Марта. – Все эти годы тебе было плевать на дочь! Ты ни разу, ни разу не видел ее! И вдруг! Ты мстишь мне. И сам не знаешь за что.
– Почему, знаю, – сказал Коган. – За тот чемодан у двери. Больно уж получилось некрасиво… А тот – Борисенко, – ты с ним тоже развелась?
– Года через три, – вздохнула Марта. – Слушай, Фенечка все равно замуж выйдет и возьмет фамилию мужа. Не понимаю твоего упрямства.
– Покажи мне ее фотографию, – попросил Осип Давидович.
– Я не захватила… Ах нет, вот тут – паспортная…
– Красивая, – сказал Коган, впервые увидев на маленьком квадратике фотобумаги взрослую дочь.
– Даже очень, – сказала Марта. – И не порть ей жизнь. Подпиши – и дело с концом.
– Твой поезд, – напомнил Коган и вернул фотографию дочери. – Ты опоздаешь.
Так началось сражение за его подпись. На деталях останавливаться не буду. Скажу только, что даже бандитов подослал к своему бывшему зятю отец Марты.
Крутые ребята в кожанках поймали Когана поздно вечером, за объездными путями, долго били, а потом сказали, что убьют, если он не подпишет требуемую бумагу. Тогда и проблем не будет. От покойника, само собой, подпись никто не потребует.
Коган кивнул, попросил документ, взял его окровавленными пальцами и аккуратно порвал ровно на четыре части.
Бандиты удивились такому упорству ресторанного лабуха, но бить его больше не стали.
В конечном итоге пришлось фамилию в нужном документе выправить на прежнюю – Коган. Сделать это было непросто, но деньги родителя Марты, как обычно, помогли решить и эту проблему без промедления.
Родитель этот, человек простой и бесхитростный, сказал так: «А твой пьяница, похоже, прав: здесь жить нужно с одной фамилией, а там – с другой».
Примерно через год после отъезда дочери и сам Осип Давидович надумал отправиться в Израиль на постоянное место жительства.
В консульском отделе посольства его попробовали отговорить. Сказали, что в таком возрасте и с такой профессией ему будет трудно начать новую жизнь с нуля.
– Почему с нуля. Я к любимой дочери еду, – сказал Коган. – Она у меня уже год, как в Израиле, а больше никаких родных на свете не имеется.
Чиновник из консульства молча подписал его документы.
Теперь Осип Давидович живет в центре Израиля. Работает по профессии, играет на скрипке в одном из «русских» ресторанов. Пить стал меньше, особых развлечений не ищет.
Примерно раз в три недели садится Коган в автобус и отправляется к Мертвому морю. Там он выходит на одной из остановок и поднимается наверх, к кибуцу, где учится его дочь.
Идти в гору тучному человеку трудно. Осипа Давидовича мучает одышка. Он часто останавливается и отдыхает, любуясь тихим, величественным пейзажем красной пустыни…
Потом он занимает одно и то же место, на скамейке, у школы дочери. Свои походы он совершает по расписанию и точно знает, когда в школе заканчиваются уроки.
Он ждет появления дочери в стайке шумных девиц и парней. Он следит за ней, стараясь делать это незаметно. «Свидание» длится не больше двух минут. Собственно, ради этих двух минут он и совершает долгое путешествие. Иногда школьники останавливается недалеко от Осипа Давидовича, о чем-то горячо спорят. Коган так нервничает, что не разбирает обычных русских слов. Он только радуется счастливой возможности еще какое-то время побыть рядом с дочерью.
Каждый раз, по дороге к кибуцу, Коган думает, что он наконец решится подойти к ней. Однажды даже скрипку с собой взял, решив, что обставит первое знакомство красиво: поднимется, шагнет навстречу дочери и исполнит что-нибудь замечательно-виртуозное.
Красавица застынет в изумлении, а он опустит смычок и скажет:
– Фаина, здравствуй, я твой отец!
Но он так и не решился совершить и сказать задуманное. Коган боялся того, что последует за первой его фразой. Он почему-то решил, что сказанное дочерью в ответ может стать точкой в его судьбе. И тогда не станет даже этих двух минут родства и надежды.
 | Аркадий Красильщиков. Рассказы о русском Израиле |