Дорогой читатель! Производственный цикл журнала устроен так, что каждый текст я пишу с тем же чувством, с каким комсомольцы 1970-х — был у них такой обычай — сочиняли на очередной свойственной им стройке письмо комсомольцам XXI века, а потом торжественно закладывали его под какую-нибудь достопримечательную плиту. Могу предположить лишь, что ты существуешь (хотя комсомольцы 1970-х тоже были уверены — письмо дойдет до адресата, и вот что вышло). А что у тебя на уме, о чем рассказали тебе с утра по радио, что видишь ты, открывая браузер или включая вечерние новости на ТВ, - даже предположить не берусь. То, что называется на языке кремлевских политтехнологов «повесткой дня», в современной России выглядит примерно как заставка «Веселая карусель» к мультфильмам — горячие животрепещущие темы мелькают с головокружительной скоростью (и тоже движутся по кругу). Не успеют все вокруг разобраться, стоит ли сжигать геев, как начинается дискуссия, стоит ли убивать жирафов, разбор морального облика Шендеровича сменяется обсуждением персонального дела Плющенко, а потом — майдан, Яровая, Вторая мировая, геи, евреи — напрашивается рифма «гремучие змеи», как знать, может быть, к выходу номера какие-нибудь радикальные арт-активисты запустят пресмыкающихся, допустим, в студию программы «Вечерний Ургант» — что ж, тогда обсудим и змей. Одно можно предсказать со стопроцентной уверенностью — о чем бы ни велись эти споры, хоть про змей, хоть про Сталина, хоть про Олимпиаду — они будут идти со страшным остервенением, взаимными оскорблениями, чисткой списков друзей в фейсбуке, колонками про то, что «именно такие защитники змей и ведут Россию к гибели» - и забудутся на следующий день, когда карусель сделает еще полоборота и подвернется новый повод.
Принято считать, что в этом мельтешении и сопутствующем ему озверении виноват фейсбук — его интерфейс будто самим диаволом приспособлен заставлять человека ежеминутно определяться, да или нет, за или против, свой или чужой — и врываться в комменты, размахивая воображаемой шашкой — чтобы потом начисто стереть из памяти эту войнушку при следующем отматывании ленты. Впрочем, глупо было бы пенять на коварный интерфейс — струганый дедовским рубанком сайт «Единой России» или насквозь патриотичные студии канала «Россия» функционируют по тем же законам: сегодня бросаемся на этих, завтра кидаемся на тех, каждое действие вызывает мгновенное противодействие, каждая акция — предельно острую реакцию.
Термин «эпоха реакции» принято понимать в том смысле, что есть время разбрасывать камни — а потом наступает время их собирать, каждое раскручивание гаек приводит к их закручиванию обратно. Реакция — это Бенкендорф, Победоносцев, Суслов; это фраза «Россию нужно подморозить», неизбежно звучащая в финале каждой оттепели, это серые шинели и кирзовые сапоги, это душители свобод, которые притесняют еще не оформившееся гражданское общество - или, если хотите, здоровые патриотические силы, которым удается наконец приструнить гнилых либералов. Но может быть, эти слова надо расшифровывать гораздо более буквально, в самом простом житейском смысле: эпоха реакции — это когда все и на всё слишком болезненно реагируют, вечно и по любому поводу обижены и непрерывно ищут виноватых. Это когда на любую фразу типа «а неплохое вышло открытие Олимпиады» ты в секунду получаешь ответ «сколько тебе заплатили, путинская шлюха», а на любое утверждение вроде «и в Лондоне открытие было хорошее» — «вы, либералы, вечно стремитесь облить грязью все русское». Эпоха реакции — это означает, что реакции становятся неадекватными и чересчур однозначными: от любой неловкой шутки в твиттере веет расстрелом, каждое сомнение приравнивается к бегству через линию фронта. Реакция — это не только СК и ФСБ, это та часть тебя, которая, отчаявшись добиться гармонии и все устроить по уму, заставляет кидаться на каждого встречного, видя в нем причину твоих несчастий.
Реакция — она же не без повода реакция, это естественное последствие некоторого растянутого во времени события — для красоты назовем его эрозией надежд. Надежды, понятно, у всех разные — кому-то просто хотелось жить в уютном городе и работать на интересной работе, не связанной с воровством из бюджета, кому-то мечталось о технологических революциях и прорывах в мир будущего, кому-то было важно, чтобы митингующих (не важно, за что) не винтили на улицах и не били потом в отделениях. Одним надо было, чтоб сильная Россия запускала в космос ракеты и все бы ее боялись. Другие были согласны на то, чтоб хотя бы спортсмены побеждали на Олимпиаде. Есть и такие — вероятно, их большинство — кому достаточно, чтобы росла постепенно зарплата и можно было бы купить телевизор получше и чтоб заделали яму на выезде со двора. И вот еще года три-четыре назад было ощущение, что хотя бы некоторые из этих мечт, при всей разности масштабов и векторов, как-то будут постепенно сбываться, а сейчас какую из надежд ни возьми — кажется, будто она пришла в негодность и не заводится. Страна застыла в промежуточном состоянии — у нее как будто не хватает сил ни для возрождения тоталитарного величия, ни для постепенной гуманизации: ракеты взлетают, но сразу падают, спортсмены балансируют где-то между третьим и четвертым местом. Опять же как-то подозрительно начинает не хватать денег — кому на яхту, кому на стартап, кому на то, чтоб яму во дворе залатали. И еще есть смутное ощущение, что судьба дала стране несколько удивительно удачных лет — когда и деньги в бюджет шли рекой, и народ не волновался, и у начальства все, в общем, получалось — а этот ресурс потратили на пиар, товары лакшери-сегмента и, в лучшем случае, Олимпиаду. И теперь так гладко все уже не будет — события осени-зимы 2011-го сорвали резьбу с какой-то важной гайки, и вместо игры с разными типами надежд властям придется выстраивать баланс разных степеней недовольства. И от этого всем немножко нервно и хочется немедленно найти виноватого — то ли Путин все так подстроил, то ли народ со своей вековечной забитостью, то ли европейцы со своей гейской заразой, а может, либералы, продавшие родину за бигмак, или разрушители скреп, или убийцы жирафов, а скорее всего — вот эта мерзкая лживая тварь, пришедшая в ком менты.
Но как бы ни было мерзко находиться внутри эпохи реакции, утешают две вещи — во-первых, мерзко более-менее всем, даже тем, кто постоянно грозится сжигать либералов, шить из геев абажуры или что-нибудь в этом роде: они точно так же травят свою душу бесконечной и бесплодной борьбой с то и дело меняющимся и, как правило, придуманным врагом. А во-вторых, эта эпоха неизбежно закончится. Комсомольцы 1970-х не дадут соврать. Как говорила посетителям еще одной веселой карусели Мэри Поппинс - нужно просто подождать, пока не переменится ветер.
(с) Юрий Сапрыкин