Как внезапный срыв погубил Филипа Сеймура Хоффмана — гениального американского актера.
Верный собственным принципам, лучший актер своего поколения в то утро был настолько далек от Голливуда, насколько это возможно. 1 февраля Филип Сеймур Хоффман пришел в заполненный людьми парк в центре Манхэттена. Его там часто видели: он гулял со своими детьми, облаченный в неизменные мешковатые брюки и помятый свитер. Он выглядел располневшим, и на фестивале «Сандэнс» примерно за неделю до того открыто говорил, что хочет сбросить несколько фунтов. Позже Хоффман выпил пару эспрессо в любимом местном кафе — рядом не было никого, так ему больше нравилось. Он не слишком высоко ценил атрибуты славы. Незадолго до этого актер приехал на интервью в центре Манхэттена на велосипеде, обливаясь потом. Затаскивая велосипед в лифт, отмахнулся от визажиста: «Чего ради? Все равно это ничего не изменит».
Хоффман просто был Хоффманом. Голубоглазый, самой обычной внешности, коренастый парень, часто вскидывавший голову с рыжеватыми волосами, он был актером, который на протяжении двух с лишним десятилетий выводил на киноэкран одного незабываемого персонажа за другим. В каком бы фильме Хоффман ни играл, вы всегда выходили из кинотеатра, вспоминая его героя: медбрата из «Магнолии», печального гея-звукорежиссера из «Ночей в стиле буги», злобного сноба из «Талантливого мистера Рипли», женоподобного секретаря из «Большого Лебовски», даже покойного рок-критика Лестера Бэнгсаиз «Почти знаменит» или укурка из «Смерча», который охотился за ураганами. Хоффман мог походить на доброжелательного бармена, но он умел так вживаться в своих персонажей, зачастую несчастных или отчаявшихся, как мало кто из актеров его поколения. Он заставлял свою внешность работать на себя. «Для нашей эпохи, когда больше не осталось такой вещи, как нетривиальность, Фил был необычным киноселебрити, — говорит его друг и коллега-актер Итан Хоук. — Сегодня все выглядят великолепно и щеголяют бицепсами. И тут появляется Фил, который встает и говорит: «Эй, у меня тоже есть что сказать! Это может быть неприглядно, но это правда». Именно поэтому он был нам так нужен».
К началу февраля 46-летний Хоффман все еще сохранял беспокойную энергию юности. У него только что вышли два фильма — «Особо опасен» Антона Корбайна и криминальная драма «Божий карман» режиссера Джона Слэттери, — и он должен был появиться в двух следующих «Голодных играх», запланированных к выпуску на конец следующего года. «Он больше не хотел играть меланхоличных неудачников, чья жизнь проходит впустую, — говорит драматург Стивен Эдли Гиргис, давний друг Хоффмана. — Он любил и гордился этими персонажами, но хотел покончить с ними и уже начал над этим работать».
На следующее утро все планы пошли прахом. Мими О’Доннел, его бывший партнер и мать его троих детей, написала сообщение Давиду Бар Кацу — драматургу, одному из близких друзей Хоффмана. В тот день актер должен был зайти за детьми, но так и не появился. Вместе с Изабеллой Уинг-Дэйви, помощницей актера, Кац отправился в его квартиру, открыл дверь ключами Уинг-Дэйви и увидел жуткую картину: мертвый Хоффман в шортах и футболке лежал в ванной комнате со шприцем в левой руке.
Позже полиция сообщила, что на месте трагедии было найдено почти пятьдесят пакетиков для наркотиков, в том числе с героином — некоторые были использованы, некоторые остались нетронутыми. Кац опровергает эти утверждения. «Я не видел ничего похожего, — говорит он. — Я не верю этому отчету, потому что я был там. Я не заглядывал в ящики, но Фил никогда ничего не клал в ящик. Он всегда клал все на пол». Полиция объявила, что причиной смерти стала передозировка.
Новость была поистине шокирующей, не в последнюю очередь потому, что воспроизводила голливудские клише, с которыми Хоффман так упорно боролся. Актер публично признал, что имел проблемы с наркотиками, но они были актуальны более двадцати лет назад, и в последнее время с его карьерой все было в порядке. Беседуя с Rolling Stone в 2005 году, Хоффман — в перерыве между кусками жареного цыпленка— рассмеялся, когда его спросили, кто его по-настоящему знает. «Никто, никто меня не знает. Никто меня не понимает. Это одна из тех вещей, которые приходят с возрастом. Кажется, что все тебя понимают. Но меня никто не понимает».
В мае прошлого года казалось, что у Хоффмана все под контролем, что он непобедим. Он получил «Оскар» за главную роль, удивительно достоверно сыграв американскую литературную икону в «Капоте» (2005), и номинации за три роли второго плана (в том числе за образ религиозного мошенника Ланкастера Додда в «Мастере» Пола Томаса Андерсона; Андерсон в свое время специально написал для Хоффмана роль Фила Пармы в «Магнолии»). Участие в эпопее с «Голодными играми» поддерживало его материально. В 90-е Хоффман вместе с другом-акте-ром Джоном Ортисом основали Labyrinth Theater Company. Театр на девяносто мест и компания друзей из мира искусства стали его вторым домом, находившимся всего в нескольких минутах ходьбы от настоящего дома в Вест-Виллидж. Хоффман был всеми уважаемым патриархом труппы (а некоторое время и художественным руководителем) и в мае прошлого года поставил спектакль «А Family For All Occasions». Его увлеченность работой не ослабевала.
Однако внутренне Хоффман переживал трудный период. О ранних проблемах с наркотиками актер впервые объявил в эфире «60 Minutes»: «Я принимал все, что удавалось раздобыть». Тогда он сумел завязать и начал посещать собрания лос-анджелесского общества анонимных алкоголиков. «Он считал, что не обязательно умирать со шприцем в руке, чтобы быть великим художником», — говорит Гиргис. Беседуя с RS, Хоффман даже шутил по поводу своих будущих вымышленных мемуаров о веселых временах, которых никогда не было: «О, это было потрясающе. Молодость, лето, южная Калифорния. Все мы красивые и счастливые. Все на героине. Повсюду шлюхи и кокс». Затем добавил: «Придумаю что-нибудь в таком роде. Это будет невыносимо. Хороший способ как следует над собой посмеяться».
К началу года Хоффман имел в запасе пятьдесят четыре кино- и телевизионных фильма — удивительный результат для человека, который пришел в индустрию всего двадцать лет назад. Давний друг актера, сценарист и режиссер Тодд Луизо все еще поражается тому, сколько Хоффман успел за это время — возможно, ему помогла победа над наркозависимостью. «Как он это сделал? Он был трудоголиком. Он перенаправлял склонность к аддикциям в работу».
Некоторые из близких друзей актера заметили первую царапину на его сверкающих доспехах два года назад, когда он с обычной горячностью погрузился в роль Вилли Ломана из «Смерти коммивояжера» в постановке Майка Николса. Такую роль можно получить только раз в жизни, и Хоффман набросился на нее, каждый вечер разыгрывая на сцене моральное опустошение. Однако напряженность дневной работы в сочетании с тем обстоятельством, что он не мог поужинать вместе с детьми и уложить их спать, делала Хоффмана несчастным. «Эта пьеса мучила его, — говорит Кац. — Он был постоянно несчастен, пока она шла на сцене, а когда все закончилось, сказал мне, что хочет на время оставить театр». Примерно тогда же Хоффман сказал другу, что воздерживался от алкоголя так долго — целых двадцать три года, что теперь может рискнуть и попробовать пить «в меру». К тому же, он получил травму, которая вызвала злоупотребление болеутоляющими, а таблетки, в свою очередь, привели его обратно к героину. Актеру пришлось отправиться на десятидневный курс детоксикации.
Падение продолжилось прошлой осенью: О’Доннел забрала детей и выехала из их квартиры, оставив Хоффмана одного, и в декабре он снова отправился в реабилитационную клинику. В прессе появились фотографии, на которых актер выглядел очень неряшливо и сидел в одиночестве за барной стойкой, а один из сотрудников школы, где учатся дети Хоффмана, рассказал, что однажды тот привел их на занятия и был при этом «не в лучшем виде». Вечером 1 февраля, поговорив с О’Доннел, Хоффман, как сообщают, пошел в местный супермаркет, снял в банкомате 1200 долларов и отдал их двум мужчинам с сумками через плечо. Как подозревает полиция, эти люди и снабдили его героином.
Что бы ни спровоцировало краткий, но фатальный срыв Хоффмана, друзья утверждают, что это был не глобальный кризис, а недолгий рецидив, оказавшийся смертельным. «Зависимость всегда пыталась вернуться к нему. Это она внушила ему мысль, будто наркомания грозила ему только по молодости, а теперь он взрослый человек, и у него невероятная сила воли, — говорит Кац. — Зависимость обернула против него то, что он хорошо себя знал: говорила, что он слишком хорошо в себе разбирается и не сможет снова стать тем юнцом. Ему было за сорок, и он говорил себе: «За всю взрослую жизнь я не выпил ни стопки и ни разу не принимал наркотиков». Возможно, он считал, что сможет справиться с этим по-взрослому, что это просто способ расслабиться».
В последний раз Кац видел Хоффмана примерно за неделю до смерти. «Он выглядел неплохо, — говорит он. — Думал о пьесе, которую хотел поставить, ходил на встречи. Фил никогда не говорил: «Я не могу с этим справиться, мне нужно закинуться, чтобы собраться с силами». Он почти выкарабкался».
(с) Дэвид Браун