Выходит первая книга известного киевского бизнесмена Гарика Корогодского «Как потратить миллион, которого нет...» с небольшой приписочкой: «и другие истории еврейского мальчика». Не вошедший в нее рассказ вы можете сейчас прочитать.
В жизни каждого мужчины есть своя Роза. Я не исключение.
Шел 1987 год от Рождества Христова и двадцать восьмой от моего. Институт окончен, диплом получен и, более того, показан маме - в отличие от истории трехлетней давности, когда сначала получил, потом нет, потом опять, потом опять нет... Я уже два года как инженер. Мамины девочки в бухгалтерии умыты, их прогнозы на «Быть твоему байстрюку всю жизнь босяком!» разбиты жизнью. В этом году благополучно покинул призывной возраст, в следующем - комсомольский (но не комсомол - из него нерадивый студент Корогодский давно исключен). Работу работаю, деньги не прошу, живу в Москве - что еще можно пожелать любимому сыну для счастья? А вот что!
Каждый мой разговор с мамой, будь то по телефону иль вживую, не обходился без одной темы. Оказывается, маме из-под меня нужны внуки. И тогда она сможет с чистой совестью умереть. А пока она не может без этого спокойно жить. Потому что она хочет понянчить внуков. Именно так - во множественном числе. В этот раз атака обрушилась на меня из трубки междугороднего телефона-автомата.
- Гарик! Ты же знаешь, что нам пришлось в этой жизни пережить!
- Да, мамочка. Знаю.
- Столько горя...
- Неужели мы не заслужили эту радость? Чем мы хуже других?
- Ничем, мамочка. Но..
- Почему у всех людей все слава богу, одни мы такие несчастные? За что такая кара?
- Мама, не гневи, накличешь. Все здоровы - это главное.
- Ой, я тебя прошу - тоже мне здоровы. Вон посмотри: Фима нянчит, Мишины родители, Сашины - все нянчат. Сандлер - и то беременный! Одни мы никому не нужны..
- Мамочка, а почему Сандлер «и то»?
- Ты мне голову не морочь! Тоже мне моду взял с темы сбивать. Скажи мне лучше - ты вообще жениться собираешься или так и будешь всю жизнь бобылем?
- Мама, мне всего двадцать семь!
- А нам с папой в следующем году по шестьдесят будет!
Об этом ты подумал?
В воздухе запахло жареным. Конечно, тема не нова и от-гавкиваться мне не впервой. Но с такой настойчивостью мама еще никогда не атаковала. Да, было дело, пускалась в бой тяжелая артиллерия. То бабушка, поймав меня в очередной приезд в Киев лежащим после завтрака на диване, садилась рядышком и медитировала.
- Гарюнчик! Как думаешь, я увижу твоих деток? Я только этого и жду, чтобы спокойно уйти. Принести тебе еще что-нибудь покушать? Правнучка есть, хочу правнука. Блинчики с мясом будешь? А девушка у тебя есть? Боже мой, шо ж ты ничего не ешь - откуда силы возьмутся? Ты помнишь, сколько мне лет? Ты думаешь, я буду жить вечно?
И побежала на кухню звонить на работу маме с докладом -говорит, девушка есть... Я знаю? Врет, шлимазл...
То ко мне подошел папа, не выдержавший атаки мамы, которую в свою очередь послала на фронт бабушка.
- Хотел с тобой поговорить. Как у тебя там? - и показал глазами на надежду всей нашей семьи - мою женилку.
Папе очень стыдно. Бабский базар. Поддался на уговоры. Слабак. Он понимает, что я понимаю. Ну да ладно, усугублять не буду. Обойдемся внутренним диалогом.
- Нормально.
- Да?
- Да.
И папа идет на диван, где можно спрятаться за «Советский спорт». По дороге его взглядом перехватывает мама.
- ?..
- Иди на кухню!
Папа почти кричит. Виданное ли дело - его послали шпионом к родному сыну! Да еще наговорил с три короба...
Надо заметить, что это был первый и единственный случай, когда отец занялся моим сексуальным воспитанием. И согласился, видимо, потому, что не женское это дело - сына ко взрослой жизни готовить. В его полные двадцать семь лет.
Но вернемся к маме. То, что у мамы есть решение самой главной проблемы, очевидно. Жить я готов был только в Москве -мама в курсе. Также я не любил, когда меня знакомили. Пробовали многие. Ближе всех к успеху была Мишина жена Вера - ее подруги были красивы, умны, брюнетки и москвички. То есть попадание в десяточку. Но был один минус - нас знакомили. Причем с определенной целью - всем нашим мамам приспичило стать бабушками. Дальше тянуть было некуда. Возраст. Сегодня я понимаю, что попытки эти были обречены. Ну не готов я размножаться в неволе! Думаю, что и у девушек была точно такая же проблема. Были еще попытки. Тетя Люся, родственница Димы, постоянно подгоняла ему невест. А у них были страждущие подруги. Вообще при виде нас, неженатых еврейских ребят, красивых и умных выходцев из Украины, сердца еврейских теть приходили в благоговейный трепет. У них начинала нервно пульсировать подженительная железа, уши слышали перекатывающийся шепоток на свадьбе:
- Какая красивая пара! Ты не знаешь, кто их познакомил? Считаю своим долгом заметить, что семейная жизнь всех участников и участниц этих брачных игрищ сложилась удачно. Во всяком случае тех, с кем мы не потерялись.
Так вот - при таких сложных входящих условиях мама все-таки решилась. Видимо, вариант того стоил. Потому что худой мир лучше доброй невестки. Мама же цену своему товару знала, продешевить вроде бы не должна.
- Как ее зовут?
Понимая, что партия может закончиться в любой момент, мама скороговоркой выложила все козыри:
- Роза. Ей двадцать пять. А что? Это тети Генина племянница. У девочки своя двухкомнатная квартира на Смоленской, в доме, где «Руслан».*
Она там прописана одна, сейчас в ней живет бабушка. Роза живет с родителями в четырехкомнатной на Чистых прудах. Если у вас будет складываться - бабушка сразу переедет к родителям, будете жить одни. Очень хорошая девочка. Очень.
- Мама. Что-то все слишком хорошо.
Ты фото видела?
- Геня уже в Москве. Она видела девочку. Девочка очень хорошая. Ты не должен отказываться. Я сразу выеду в Москву. Заодно тебя проведаю. Так как?
- Ладно, договаривайся на встречу, но сначала фото. Не Гене же с ней жить.
Через день я встречал маму на Киевском вокзале. После недолгих «К кому поедем? Я думала остановиться у Гениных родственников, с ней на диване, я же на два дня» поехали ко мне на съемную квартиру. Маму сразу удивил порядок. Думаю, что именно в эту минуту она поняла бессмысленность своей затеи. В доме явно чувствовалась женская рука.
- У тебя кто-то есть?
- Да, мама.
- Я с этой проституткой под одной крышей жить не буду. Найду, где переспать, на улице не останусь.
- Мамочка, что ты несешь?
Мы с тобой эти дни будем одни.
- Не надо мне этих подачек! С Розой все в силе?
- Конечно. Только после фото.
- Все. Я поехала к Гене. Как отсюда выбраться?
- Так же, я отвезу тебя на машине.
Только что стальное лицо мамы тронула улыбка. Она вспомнила, что у ее непутевого сына есть машина. Да, внуков нет, работает черт те где. Но машина, квартира. Правда, съемная.
Но в центре. Выглядит нормально - явно кормленный. Ладно.
Вечером я приехал к ним в гости на такси. За столом собралось человек десять. Ели, пили, вспоминали. Засиделись допоздна, выпили прилично. Уже уходя, я вспомнил - фото!
- Теть Гень! Как там с вашей племянницей?
- Гарюнь, послушай. Какая она мне племянница? Но это очень зажиточные люди. Завтра в пять она ждет тебя в своей квартире на Смоленской. Смотри не опаздывай! Сходите куда-нибудь, погуляйте. Она в восемь должна быть дома -ей завтра рано вставать. Ее родители всей семьей едут в отпуск за границу. У тебя на кафе деньги есть?
- Деньги? Какое кафе? Вы что, не в курсе - маме нужны внуки. Если в кафе - мы не успеем до восьми.
- Так. Иди, хохмач. Ты хоть раз в жизни можешь быть серьезным?
- Что значит иди? А фото?
- Будет тебе фото. Тоже мне, прынц выискался.
С этими словами тетя Геня грациозно извлекла из кошелька фотографию три на четыре с таким видом, словно достала контрамарку в центральную ложу Большого театра на новогоднего «Щелкунчика». И протянула ее мне. Это было очень похоже на передачу эстафетной палочки. Мы были командой. Три бегуна уже пробежали свои этапы и сделали все, что могли. Остался четвертый, решающий. Если бы я не принял фото - все, палочку уронили, команда снимается с забега.
На меня смотрело красивое еврейское личико. Правильные черты, брови вразлет, видимый черно-белый румянец. И коса. Коса толщиной в руку и уходящая за нижний край снимка.
- Теть Гень, у вас более поздней фотки нет?
- А что? Дали только эту.
- Да ничего. Просто ей здесь лет пять. Вы сами-то девочку видели?
- Когда? Я два дня как прилетела, дел сам знаешь сколько.
- Ладно. Давайте вашу двухкомнатную.
Выдохнули все. Фуф, все в порядке, последний пошел!
Итак, завтра в пять иду сдавать кровь. Маме нужно - я сдам. Ожиданий от встречи с потенциальной мамой бабушкиных внуков не было никаких. Предстоящая сделка не претендовала на новизну - да, за все про все взамен душу. Не согласен? Хорошо подумал? Вообще не думал? Ну, мыкайся по общагам дальше...
Но сценаристу моей жизни такое простое решение не понравилось, и он усложнил задачу. Каждое утро по заведенному расписанию, часов в одиннадцать, я обзванивал прикормленные точки. В одной из них - Марьинском мосторге - клюнуло. Давали австрийские сапоги. Мозг, прокручиваясь с характерным скрипом арифмометра, быстро прикинул. Десять пар по пятьдесят рублей сверху - итого пятьсот. Огромные деньжищи. К четырем часам пять произведений искусства фирмы Нёд1 барахтались в багажнике. А рыбалка в самом разгаре. Но! Роза! Роза... Розочка...
- Мама!
- Где ты пропал? Чего не звонишь? Я уже с ума схожу -один в чужом городе...
- Мама. Я работаю. Я вырос. Меня уже даже женить собираются.
- Ой, я тебя прошу. Он вырос... Дурак, мама же волнуется.
Ты помнишь, что в пять?
- Мама, я поэтому и звоню. Отпросился на пять минут -на работе завал. Давай перенесем свадьбу на завтра.
- С ума сошел? Девочка уже выехала. Если ты не приедешь - у нее травма на всю жизнь. Да и я завтра уезжаю.
- Может, я попробую без тебя? Двадцать семь лет - рискнем? Мама?
- И думать не смей!
Маму расстраивать нельзя, даже когда выгодно. Очень выгодно. Но никогда нельзя.
- Ша, не кричи. Еду.
- Потом позвони, только не так, как всегда.
И вот я подъезжаю к «Руслану». В дороге успокоился -да, потерял двести пятьдесят рублей. Ни одна проститутка столько не стоит. Но ведь Роза - не такая! Все-все, забыли-проехали. А дом - сказка! Прямо на Садовом кольце, в любимой его части - рядом с Арбатом и родным Киевским вокзалом. Это был такой жизненный период, когда счастье не являлось некоей эфемерной категорией, а имело четкие очертания. Прописка плюс квартира, собственная, не съемная -вот его основные экономические составляющие. Машина уже была - оставалось двести тысяч долларов. Почему двести? Смешной вопрос - на меньшее я не согласен, а больше не существует. Но деньги - дело наживное. А раз уж я заплатил за сегодняшний вечер такую цену, поживу-ка я, хотя бы мысленно, в своей двухкомнатной. Буду считать, что я снял ее на час. Дорого. Зато рекордно дорого. А рекорды - это моя слабость. С этой кашей в голове я позвонил в дверь.
Открыла тетя. На вид лет пятьдесят. В меру полненькая, лицо симпатичное. Толстая коса до богатой попы. Брови. Глаза. Но главное - грудь. Хотя и попа не второстепенная. Точнее, две груди. Как-то не поворачивается о них в единственном числе. Твердая четверочка***. Живущие своей жизнью и имеющие свои глаза. И вот эти две пары глаз смотрят на меня вопросительно. Наверное, мама, для бабушки больно молода.
- Здравствуйте. Я Гарик, мне нужна Роза.
- Здравствуйте, Гарик. Я Роза.
- Здравствуй, Роза.
Прощайте, прописка и квартира. Черт, нужно было настоять на фото. Меня погубит моя доброта. Еще не поздно вернуться за сапогами.
И уже вслух:
- Привет. Пойдем погуляем?
Девочка не виновата. Да, лет десять списали - к гадалке не ходи. Формы явно на любителя. Из нее вышла бы шикарная еврейская гейша. В общем, приданое соответствовало случаю. Расслабься, Гарик, и забудь. И о квартире, и о сапогах.
Но нет - расслабиться возраст не позволяет. Будучи взвинченным, я нахожусь на сцене. Миром правят мужчины, а не квартиры! Она должна понять, на что замахнулась! Рот открывать, когда кушать и когда спросят! И мы пошли.
Гуляли Арбатом. Я чувствовал себя Остапом Бендером рядом с мадам Грицацуевой. Ося был в ударе, рассказы из жизни чередовались с цитатами из «Двенадцати стульев». Потихонечку мы дошли до ресторана «Прага».
- Покушаем?
- Да.
Конечно, меня позвали для другого предложения. Но кушать Роза тоже любила. Ай-яй-яй, Гарик не смог провести девушку в ресторан... Он, наверное, впервые в жизни поинтересовался у швейцара наличием мест. Что? Нет? Жалко...
Надо заметить, что в те годы попасть в мало-мальски уважающий себя ресторан было затруднительно. А «Прага» явно была таковым. Рубль швейцару на входе переломил бы ситуацию, но это не входило в мои планы.
Гуляем обратно.
- Вот театр Вахтангова. Ульянов в «Ричарде» бесподобен.
Я был на нем уже раз пять.
- Я знаю.Зайдем в «Риони»?
Это шашлычная. Там не должно быть мест.
Но беда не приходит одна. Нас подсаживают за стол к двум гостям столицы, представителям солнечного Кавказа. Ощущение киношности происходящего не покидает. Мы заказываем по шашлычку. Наши соседи забыли о еде и пялятся на Розу. Под масляными взглядами наш бутон распускается, грудь ходит как маховик паровоза. Теперь я - очкастый Шурик, она - красавица комсомолка Нина из «Кавказской пленницы». Я дальним от Розы глазом подмигиваю Ревазу и Нодари - мол, смелее, угощайтесь. Они же пребывают в оцепенении от витающей в воздухе красоты - даже сесть забыли, когда представились. Такая женщина создана для настоящего мужчины, а не для этого сопляка!
Тем временем наша красавица схомячила шашлык.
Ввиду того, что я есть не хотел - сказался вчерашний ужин у родственников, - предложил Розе унаследовать свой. На что та, игриво пукнув, тут же согласилась. Вернее, не так - молча поменяла тарелки местами.
Шашлычная услышала столь редкие в ее стенах аплодисменты. Таким образом выразил свой восторг происходящим один из джигитов. Стало горячо. Я расплатился, мысленно откланялся залу, сгреб растекающуюся по стулу Розу в охапку и выскочил на улицу. Пять минут пешком, скомканное прощание, созвонимся-созвонимся - и я уже лечу. Лечу к Мише, это ближайшее место, откуда можно позвонить и высказать маме все.
У мамы занято. Я, всегда такой спокойный, летаю по шестиметровой кухне из угла в угол. Ну! Дозвонился!
- Мама! Ты знаешь?! Ты не видела! Тебе внуков подавай -а мне с ней жить!
- Я знаю. Ты приедешь ужинать?
Все очень спокойно. Она действительно знает. Не существует женщины, достойной тебя, сына. Какое бы ты решение по Розе ни принял - на мамино прощение даже не рассчитывай. Никогда не будет эта стерва любить тебя, как...
Через несколько лет я дам маме внуков. Ибо наступит момент, когда мамину любовь можно либо разделить, либо утонуть в ней.