Что делать, если твое сердце разбито, а чувства растоптаны? Часами болтать по телефону с лучшей подругой? Есть шоколад и валяться в кровати, обливаясь слезами? Как жаль, что у Гвендолин совершенно нет на это времени. А все потому, что на семнадцатом году жизни у нее совершенно случайно обнаружился ген путешественника во времени. Голова идет кругом: хронограф, круг крови, Тайна Двенадцати, все эти балы, суаре, схватки и путешествия по темным лабиринтам прошлого, а теперь еще кто-то за ней охотится, и единственное, о чем ей действительно стоит думать, так это о том, чтобы выжить! Все нити ведут в прошлое, к таинственному графу Сен-Жермену, который ведет опасную игру, чтобы заполучить источник вечной жизни. А тут разбитое сердце!
Гидеон, кто же ты — друг или враг? Что значат твои признания в любви — шутка, разыгранный как по нотам план графа или все же настоящее чувство? Разгадать все тайны Гвендолин помогут ее верные друзья. Добро пожаловать в мир путешественников во времени, приключения начинаются.
Глава из книги:
С таким комфортом, как сегодня, я не элапсировала раньше никогда. Мне дали с собой корзинку, в которой был термос с горячим чаем, фирменными пирожными (естественно!) и мелко нарезанными фруктами в пластиковой коробочке.
Уютно устроившись на зелёном диванчике, я даже почувствовала некоторые угрызения совести. Несколько секунд я раздумывала: не вытащить ли мне из тайника ключ и не отправится ли наверх, но что могло принести мне это путешествие, кроме ненужных осложнений и опасности быть обнаруженной хранителями? Я находилась где-то в 1953 году, точную дату я решила не узнавать, нужно ведь было поддерживать роль безразличной больной гриппом.
После того, как Фальк решил изменить план действий, хранители занялись приготовлениями с новым усердием. В конце концов, меня отправили в алхимическую лабораторию в сопровождении недовольного мистера Марли. Ему гораздо больше хотелось остаться на совещании, чем следить за мной, об этом нетрудно было догадаться по его кислой мине. Я не осмелилась спросить его об операции «Опал», а просто скорчила такую же недовольную рожу, как и он.
Наши отношения явно ухудшились за последние два дня, но настроение мистера Марли заботило меня сейчас в последнюю очередь.
В 1953 году я сначала скушала фрукты, затем пирожные, и, наконец, уютно устроилась на диванчике, укрывшись одеялами. Не прошло и пяти минут, как я провалилась в крепкий глубокий сон, не обращая внимания даже на неприятный свет электрической лампочки. Даже мысли о привидении без головы, которое наверняка шаталось где-то по коридорам нынешнего штаба хранителей, не могли вырвать меня из мирного, освежающего сна. Каким-то чудом я умудрилась проснуться прямо перед обратным прыжком. Вот и замечательно, иначе пришлось бы мне шлёпнуться прямо к ногам мистера Марли, свернувшись калачиком.
Вместо приветствия мистер Марли удостоил меня лишь короткого кивка. Пока он заносил запись в журнал, (наверняка что-то вроде Рубин испортил все планы и вместо того, чтобы исполнить свой долг, плевал в потолок и пожирал фрукты в 1953 году), я спросила, не ушёл ли ещё домой доктор Уайт. Очень уж мне хотелось знать, почему он не выставил меня симулянткой перед всеми присутствующими.
— Сейчас у него нет времени на то, чтобы возиться с вашей болячкой, то есть, болезнью, — сказал мистер Марли. — В эти минуты все готовятся к внедрению операции «Опал» в министерство обороны.
«И я не могу присутствовать на этих приготовлениях. По вашей милости.» — Эти невысказанные слова повисли в воздухе, как будто он всё же произнёс их.
Министерство обороны? При чём тут оно? Этого обиженного мистера лучше не спрашивать, в таком настроении он мне всё равно ничего не выдаст. Казалось, Марли вообще решил, что лучше вообще со мной не разговаривать. Кончиками пальцев он завязал мне глаза и потащил по лабиринту подземных переходов, одной рукой взяв меня за локоть, а другую положив на талию. С каждым шагом его прикосновение казалось мне всё более противным, вдобавок ко всему, его ладони были горячими и потными. Я дождаться не могла, когда же можно будет стряхнуть их с себя, и не преминула это сделать, как только мы оказались на винтовой лестнице, которая вела на первый этаж. Вздохнув, я сняла с глаз повязку и объявила, что отсюда я смогу дойти до лимузина без посторонней помощи.
— Но я вам этого не позволю, — запротестовал мистер Марли. — К тому же, проводить вас до дверей — одна из моих прямых обязанностей.
— Да бросьте вы! — я с досадой оттолкнула его руку, когда мистер Марли попытался, было, снова нацепить мне на глаза повязку. — Остаток пути я и так знаю отлично. А если вам так уж хочется проводить меня до дверей, то для этого, наверное, не обязательно держать руку у меня на талии.
Я снова зашагала вперёд.
Мистер Марли, возмущённо сопя, следовал за мной.
— Вы так себя ведёте, будто я задел вас за живое своей неучтивостью.
— Именно так, — сказала я, чтобы позлить его ещё больше.
— Значит, действительно… — выкрикнул мистер Марли, но его слова заглушил вопль с сильным французским акцентом.
— Молядой челявек! Ви же не собираетесь вийти на люди без воротник! — перед нами открылась дверь ателье, и оттуда вышел Гидеон, а следом за ним просеменила мадам Россини. Она размахивала руками, в которых был какой-то белый кусок материи. — Стойте! Ви что, действительно думаль, что я сшила этот воротник так, из чистого плезир?
Гидеон остановился и тут же заметил нас. Я тоже замерла на месте, к сожалению, не так непосредственно, как Гидеон, наверное, в этот момент я походила на настоящий соляной столп. Вовсе не потому, что меня ошарашил его внешний вид: странная утолщённая куртка с бицепсами как у тяжеловеса, сидящего на анаболиках. Просто сейчас, как и при каждой нашей встрече, единственное, на что я была способна — это пялиться во все глаза. Сердце моё снова забилось быстрее.
— Думаете, такое уж большое удовольствие вас потрогать! В жизни не стал бы этого делать добровольно, если бы не указания начальства, — заунывно причитал за моей спиной мистер Марли. Гидеон при этом поднял вверх бровь и насмешливо мне улыбнулся.
Я постаралась как можно скорее ответить ему такой же насмешливой улыбкой и выразительно задержать взгляд на дурацком пиджаке, смешных дутых штанах и длинных чулочках, которые терялись где-то в туфлях с широкими пряжками.
— Достоверность, молядой челявек, вот что важно! — мадам Россини всё ещё грозно сотрясала воздух злосчастным воротником. — Сколько можьно вам объяснять? Ах, неужели это ти, бедная больная моя лебё'ушка? — её круглое лицо озарилось улыбкой. — Бонжур, ма пти! Скажи, будь добра, этому глюпому мсьё, что лучше меня не злить (сказала она при этом «лютьше» и «слить»).
— Ладно, ладно вам. Давайте сюда эту штуку, — Гидеон позволил мадам Россини положить себе на плечи накладной воротник. — Не понимаю, меня ведь там всё равно никто не увидит. А даже если и увидит, неужели прямо день и ночь напролёт люди таскали на шее такую вот плиссированную юбку?
— Именно так. Таськали.
— Вот не понимаю, что тебя так тревожит. Тебе ведь так идёт, — сказала я, хитро подмигнув. — Голова у тебя сейчас напоминает огромную шоколадную конфету в обёртке.
— Это я и сам знаю, — Гидеон тоже улыбнулся. — Так и хочется откусить кусочек, правда? Но этот воротник хотя бы отвлекает внимание от шароваров, я надеюсь.
— Но это ведь так эротик, — уверила мадам Россини, а я тихо захихикала.
— Был рад немного поднять тебе настроение, — сказал Гидеон. — Мадам Россини, где моя накидка?
Я прикусила нижнюю губу, чтобы перестать хихикать. Не хватало ещё как ни в чём не бывало перекидываться шуточками с этим мерзавцем. Будто мы действительно друзья. Но было уже слишком поздно.
Проходя мимо меня, Гидеон провёл ладонью по моей щеке, это случилось так быстро, что я просто не успела отреагировать.
— Выздоравливай скорее, Гвен.
— Вот он, виход настоящего героя! Предельно отентикь, готовый к авантюр, которая может подстерегать его в шестнадцатом веке, маленький упрямец, — мадам Россини улыбнулась. — Уверена, он снимет мой воротник где-нибудь по дороге, негодный мальчишька.
Я тоже провожала взглядом негодного мальчишку.
Хм, может, эти шаровары действительно выглядят эротично, ну самую малость.
— Нам тоже пора, — сказал мистер Марли и схватил меня за локоть, но тут же снова опустил руку, будто наткнулся на горячие угли. По дороге к машине он следовал за мной на расстоянии нескольких метров. Но я всё равно слышала, как он бурчал себе под нос что-то вроде: «Неслыханно! Да она ведь вообще не в моём вкусе!»
Все мои волнения по поводу того, что Шарлотта во время элапсации могла найти хронограф, к счастью, оказались напрасными. Я явно недооценила фантазию членов моего семейства.
Когда я вернулась домой, Ник играл прямо перед дверью моей комнаты со своим йо-йо.
— Вход в штаб открыт только для членов тайного общества, — сказал он. — Назови пароль!
— Вообще-то я основатель вашего тайного общества, ты что, успел забыть? — я запустила руку в его рыжие кудри. — Фу-у-у, что, снова жвачка?
Ник хотел, было, что-то возмущённо возразить, но я воспользовалась моментом и прошмыгнула в комнату.
За последние несколько часов это помещение успело сильно измениться. Весь день здесь провела бабушка Мэдди, которую явно призвал на помощь мистер Бернхард, до сих пор, наверное, бегающий от одного цветочника к другому. Повсюду витал едва заметный старомодный флёр привычек и манер моей двоюродной бабушки.
Не то, чтобы я была неряхой и грязнулей, но вещи мои почему-то всегда сами собой распределялись равномерным слоем по всей поверхности пола. Сегодня, впервые за долгое время, снова стал виден ковёр, кровать была заправлена — бабушка Мэдди достала откуда-то милое беленькое покрывало и несколько подходящих к нему подушек. Одежда была аккуратно сложена на стуле. Листы, тетради и книги возвышались ровными стопками на письменном столе. Даже горшок с засохшим папоротником, украшавший раньше мой подоконник, куда-то пропал. Вместо него там красовался невообразимой красоты ящик с цветами, от которого по всей комнате разносился нежный запах фиалок. Даже Химериус не болтался как всегда на лампочке под потолком, а, обвившись драконьим хвостиком, скромно посиживал на комоде рядом с коробочкой леденцов.
— Совсем по-другому теперь всё ощущается, скажи? — сказал он мне вместо приветствия. — Бабулька-то твоя волокёт немного во всяких там феншуях, ничего не скажешь.
— Только не волнуйся, я ничего не выбрасывала, — сказала бабушка Мэдди, сидя на кровати и читая книгу. — Всего лишь чуть-чуть прибралась и вытерла пыль, чтобы и мне самой приятней было проводить тут время.
Мне ничего не оставалось, как поцеловать её.
— А я как раз весь день просто страшно волновалась.
Химериус согласно закивал.
— Вот и правильно! Не успели мы прочитать и десяти страниц, то есть, я хотел сказать, не успела бабушка Мэдди прочитать и десяти страниц, как объявилась Шарлотта, прокралась в комнату, — отрапортовал он. — Когда сестрица твоя заметила бабульку, вид у неё был такой, будто она сейчас лопнет от злости. Но Шарлотта быстренько пришла в себя и придумала отмазку, мол, она зашла взять у тебя ластик.
Бабушка Мэдди рассказала мне ту же самую историю.
— Я как раз наводила порядок на твоём письменном столе, поэтому сразу же смогла ей помочь. Кстати, цветные карандаши я тебе подточила и разложила по цветам. Да, чуть позднее снова зашла Шарлотта, чтобы якобы вернуть тебе ластик. После обеда меня сменил Ник, мне же надо было хоть немного развеяться, зайти к себе и сбегать в туалет.
— Пять раз, если быть точным, — сказал Ник, который прошёл в комнату следом за мной.
— Это всё из-за чая, который я постоянно пью, — сказала, извиняясь, бабушка Мэдди.
— Большое спасибо, бабушка Мэдди, ты отлично справилась! Вы все поработали сегодня на славу, — я снова провела рукой по взъерошенным волосам Ника. Бабушка Мэдди засмеялась.
— Всегда рада помочь. Вайолет я уже предупредила, что нашу с ней встречу придётся перенести на завтра, в твою комнату.
— Но бабушка Мэдди! Ты же не собираешься рассказать Вайолет о хронографе, ведь правда? — выкрикнул Ник.
Вайолет Пурпельплюм для бабушки Мэдди была такой же близкой подругой, как Лесли для меня.
— Нет, конечно! — бабушка Мэдди поглядела на него с возмущением. — Я ведь поклялась собственной жизнью! Мне пришлось сказать ей, что здесь наверху гораздо больше света, поэтому тут легче вышивать и вязать, а ещё нам не сможет помешать Ариста. Вообще же, дитя, имей в виду, что одно из окон у тебя закрывается неплотно, откуда-то так сильно сквозит, я всё время чувствовала дуновение холодного ветра.
Химериус виновато скосил глазки.
— Я же не нарочно, — сказал он. — Просто невозможно было оторваться от её книги.
В мыслях я уже строила планы на ближайшую ночь.
— Бабушка Мэдди, а кто, собственно, жил здесь в 1993 году?
Моя бабушка задумчиво наморщила лоб.
— В 1993-м? Дай-ка подумать. Маргарет Тэтчер была ещё тогда премьер-министром? Тогда… ах, как же там её звали…
— Уф-ф-ф, ну и каша же в голове у этой старушонки, — сказал Химериус. — Спроси лучше меня! В 1993-м на экраны вышел «День сурка», и я посмотрел его четырнадцать раз подряд, кроме того, всплыл роман принца Чарльза с Камиллой Паркер-Боулз, а премьер-министра звали…
— Мне вообще-то всё равно, — перебила его я. — Просто хотелось знать, насколько безопасно прыгать отсюда в 1993-й год. — Я уже начала подозревать, что Шарлотта тем временем раздобыла чёрное кимоно и теперь собирается день и ночь неусыпно следить за коридором. — Жил тут кто-нибудь или нет, бабушка Мэдди?
— Лланвайрпуллгвингиллгогерыхверндробуллллантысилйогогогох! — выкрикнула бабушка Мэдди, Химериус, я и Ник растерянно уставились на неё.
— Вот теперь-то она совсем свихнулась, — сказал Химериус. — Я уже днём почуял неладное, когда старушенция читала книгу и начинала вдруг смеяться в совсем неподходящих местах.
— Ланвайрпуллгвингиллгогерыхверндробуллллантысилйогогогох, — повторила бабушка Мэдди, лицо её озарилось довольной улыбкой, и она положила в рот лимонный леденец. — Так назывался городок в Уэльсе, из которого приехала наша экономка. И после этого кто-то смеет ещё утверждать, будто у меня никудышная память.
— Бабушка Мэдди, я только хотела узнать, жил ли…
— Да-да-да. Экономку звали Гладиола Лэнгдон, и в начале девяностых она жила в комнате твоей мамы, — перебила меня бабушка Мэдди. — Кажется, ты удивлена? Вопреки расхожему мнению, твоя бабушка отлично соображает, у неё прекрасный, острейший ум! В остальных комнатах на этом этаже изредка останавливались гости, но большую часть времени эти помещения пустовали. А Гладиола была туговата на ухо. Так что можешь без колебаний залезать в свою машину времени и мчаться обратно в 1993-й год, — она захихикала. — Ох уж эта Гладиола Лэнгдон, никогда нам, наверное, не забыть её фирменный яблочный пирог. Она не считала нужным чистить яблоки и клала в пирог даже огрызки, настоящая была праведница.
Из-за моего выдуманного гриппа маму явно мучили угрызения совести. После обеда ей позвонил Фальк де Виллер собственной персоной, он передал ей предписания доктора Уайта: мне следовало оставаться в постели и пить много горячего чая. Мама очень переживала, что не прислушалась к моим жалобам сегодня утром. Она своими руками выжала мне сок из трёх лимонов. Затем полчаса сидела у моей постели, чтобы удостовериться, что я выпила всё до последней капли. Кажется, я немного перестаралась, стуча зубами якобы от озноба, и мама принесла мне ещё два одеяла, подоткнула мне их со всех сторон, а в ногах положила тёплую грелку.
— Из меня получается такая плохая мать, — сказала она, гладя меня по голове. — Именно сейчас, когда тебе так сложно, я не в состоянии по-настоящему помочь.
Да, тут она была полностью права. Мне действительно было сложно. В основном из-за страшной жары, я потела как в настоящей бане, а на моём животе можно было, наверное, поджарить яичницу.
На несколько секунд я уступила и прониклась невероятной жалостью к самой себе.
— Ты замечательная мама, — всё же ответила я.
Вид у мамы стал ещё более озабоченным, насколько это вообще было возможно.
— Я очень надеюсь, что они не заставят тебя совершать никаких опасных поступков, эти сумасшедшие престарелые любители секретов.
Я быстро сделала четыре глотка горячего лимонного напитка. Меня как всегда терзали сомнения — может, стоит посвятить маму во все тайны? Не так-то приятно было постоянно врать ей и утаивать от неё по-настоящему важные вещи. Но мне не хотелось бы волновать её слишком сильно, и уж точно настолько, чтобы она вступила из-за меня в схватку с хранителями. К тому же, не думаю, что ей понравилось бы, если она узнает, что украденный хронограф я прячу дома, да ещё и без присмотра прыгаю с его помощью в прошлое.
— Фальк заверил меня, что ты просто сидишь в каком-то там подвале и делаешь домашнее задание, — сказала она. — И беспокоиться мне нужно лишь о том, что ты слишком редко бываешь на воздухе.
Я всё ещё колебалась, но уже через секунду криво улыбнулась маме и сказала:
— Тут он совершенно прав. Там темно и ужасно скучно.
— Вот и хорошо. Не хотелось бы мне, чтобы ты пережила такие же приключения, как тогда Люси.
— Мам, а что именно тогда произошло? — далеко не впервые за эти две недели я задавала этот вопрос, и ещё ни разу мне не удалось получить на него подробный ответ.
— Ты ведь и сама знаешь, — мама снова погладила меня по голове. — Ох, бедный мой мышонок! Такая высокая температура, ты просто горишь.
Я аккуратно убрала её руку. Да уж, горю, что верно, то верно. Но только температура тут ни при чём.
— Мамочка, я и правда очень хочу знать, что тогда произошло, — сказала я.
Она замешкалась, а потом снова пересказала мне то, что я давно уже знала: Люси и Пол считали, что Круг Двенадцати не должен замкнуться, а вот хранители их взглядов не разделяли, поэтому Люси и Пол украли хронограф и скрылись вместе с ним.
— Уйти от хранителей практически невозможно, у них наверняка есть свои люди и в Скотланд Ярде, и в Секретной службе США, поэтому Люси и Полу ничего другого не оставалось, кроме как прыгнуть вместе с хронографом в прошлое, — продолжила я вместо мамы, и незаметно растолкала ногами одеяла, чтобы хоть немножко остыть. — Ты только не знаешь, в каком именно году они скрываются.
— Именно так. Поверь, им было очень непросто решиться на это — покинуть всех и всё здесь, — казалось, мама вот-вот расплачется.
— Но почему они считали, что Круг Двенадцати не должен быть завершён? — о Боже, как же мне было жарко! И зачем я только наговорила маме, что меня знобит и лихорадит?
Мама смотрела куда-то в пустоту мимо меня.
— Мне известно лишь то, что они не верили в благие намерения графа Сен-Жермена и считали, будто в основе тайны хранителей — ложь. Сейчас я и сама жалею, что не хотела тогда узнать больше… но, мне кажется, Люси поступила правильно, что не рассказала мне слишком много. Она не хотела подвергать опасности ещё и меня.
— Хранители считают, что тайна Круга Двенадцати является чем-то вроде панацеи от всех болезней. Лекарство, которое поможет всем больным мира, — сказала я, и по маминому выражению лица поняла, что эта информация не была для неё новостью. — Зачем Люси и Полу пытаться помешать изобретению такого чудо-лекарства? Почему они были против?
— Потому что… им показалось, что цена слишком высока, — мама перешла на шёпот. Слеза сорвалась из уголка её глаза и покатилась по щеке. Она торопливо отёрла её тыльной стороной ладони и встала.
— Попробуй немного поспать, солнышко моё, — нормальным голосом сказала она. — Я уверена, ты скоро согреешься. Пока что лучшим лекарством всё ещё считается сон.
— Спокойной ночи, мамочка, — при других обстоятельствах я бы обязательно попыталась выудить у неё ещё хоть что-нибудь, но сейчас я еле дождалась того момента, когда дверь за мамой закрылась. Одним рывком я скинула с себя одеяла и распахнула окно, да так быстро, что две голубки (а, может, это были голубки-привидения?) испуганно вспорхнули с карниза. Когда Химериус вернулся со своего контрольного облёта дома, я уже успела поменять насквозь промокшую от пота пижаму на новую, сухую.
— Все уже разбрелись по кроватям, даже Шарлотта. Но она не спит, а пялится в потолок и делает упражнения для растяжки икроножных мышц, — отрапортовал Химериус. — А ты выглядишь будто какая-нибудь недоваренная сосиска.
— Я и чувствую себя точно также, — вздохнув, я закрыла на засов дверь в комнату.
Никто, а уж особенно Шарлотта, ни в коем случае не должен зайти сейчас сюда.
Я открыла шкаф и глубоко вздохнула.
Пробираться на животе сквозь дырку было очень непросто, пришлось порядком попотеть и надышаться пыли, пока я добралась, наконец, до крокодила, внутри которого, заботливо присыпанный древесной стружкой, был спрятан хронограф. Моя только что надетая пижама сразу же приобрела на боках грязноватый оттенок, по сторонам на ней болталась паутина. Ужасная гадость.
— Тут у тебя… э-э-э… кой-какой пустячок, — сказал Химериус, когда я также на четвереньках, но с хронографом подмышкой, вылезла, наконец, из шкафа.
Он указал мне на грудь. Пустячок оказался огромным пауком, размером с ладонь моей Кэролайн (то есть, примерно). И лишь нечеловеческим усилием воли мне удалось удержаться и не заорать, да так сильно, что проснулись бы не только обитатели дома, а, наверное, и всего района.
Паук, которого я с себя стряхнула, поспешил найти более-менее уютное убежище и заполз на мою кровать, прямо под одеяло (ну не ужас ли, и как только они так быстро бегают своими восемью ножками?).
— Фу-фу, — повторяла я ещё минуту, а то и больше. Меня всё ещё трясло от отвращения, когда я присела настраивать хронограф.
— Да ладно тебе, попустись, — сказал Химериус. — Есть пауки, которые вообще раз в двадцать больше.
— Это где ж такие? На планете Ромул, что ли? Ну, это я бы ещё поняла.
Я поставила хронограф на сундук и, опустившись на колени, просунула палец в отверстие под рубином.
— Увидимся через полтора часа. А тебе тем временем задание — глаз не сводить с этого тарантула.
Я прощально помахала Химериусу фонариком Ника и глубоко вздохнула.
Он трагическим жестом приложил лапку к груди:
— Уходишь ты? Ещё не рассвело…
— Ах, Джульетта, заткнись, пожалуйста, — сказала я и крепко вдавила палец в иглу.
Когда я решилась снова вздохнуть, во рту у меня почему-то оказался кусок байковой ткани. Я поспешно выплюнула эту тряпку и включила фонарик. Прямо перед моим лицом висел купальный халат, именно его я и попробовала на вкус. Шкаф вообще был доверху забит одеждой, она висела в два ряда, и мне понадобилось некоторое время, пока я сумела хотя бы выпрямиться в куче всего этого тряпья.
— Что это? Слышишь? — раздался из комнаты женский голос.
О нет, только не это.
— Что я должен был слышать, любимая? — спросил мужской голос. Звучал он очень, очень нерешительно.
Я замерла на месте от страха.
— В шкафу зажёгся свет, — пробрюзжал женский голос, и звучал он, напротив, очень даже решительно. Точнее, он звучал точь-в-точь как голос моей тёти Гленды.
Вот чёрт! Я выключила фонарик и осторожно втиснулась во второй ряд висящих платьев, пока не упёрлась спиной в заднюю стенку шкафа.
— Может, это…
— Нет, Чарльз! — голос теперь зазвучал ещё более властно. — Я что, похожа на сумасшедшую? Я имела в виду именно то, что сказала, и ничего другого.
— Но я…
— В шкафу только что горел свет, так что, будь добр, встань, и посмотри, что там такое. Иначе тебе придётся переночевать в швейной мастерской.
Шипение, вне всяких сомнений, Шарлотта унаследовала от тёти Гленды.
— Хотя нет, погоди, там не получится. Ведь тебя может заметить миссис Лэнгдон, и тогда мама начнёт расспрашивать меня о нашем с тобой браке, не настал ли у нас кризис супружеских отношений, а это последняя тема, на которую мне хотелось бы с ней говорить, потому что у меня, например, никакого супружеского кризиса нет, слышишь, у меня — нет, даже если ты и взял меня в жёны лишь из-за того, что твоему отцу хотелось получить дворянский титул.
— Но Гленда…
— Передо мной можешь не притворяться! Как раз недавно леди Пресдемер рассказала мне… — и на несчастного супруга снова посыпались упрёки тёти Гленды, но о свете в шкафу она при этом абсолютно забыла. К сожалению, она забыла и о том, что час уже довольно поздний, и продолжала свои нарекания и нравоучения битых часа два. Чарльз лишь изредка боязливо попискивал в ответ. Не удивительно, что они развелись. Как они только успели произвести на свет милашку-малышку Шарлотту…
В какой-то момент Гленда обвинила мужа в том, что он лишает её законного сна, тут же заскрипели кровати и всего через каких-нибудь две минуты в комнате раздался храп. Ну да, некоторым, например, от бессонницы помогает молоко с мёдом. А вот тёте Гленде, кажется, для здорового сна требовалось как следует позанудствовать.
Проклиная на чём свет стоит бабушку Мэдди с её феноменальной памятью, я на всякий случай подождала ещё полчаса и осторожно открыла дверцу шкафа.
Я просто не могла себе позволить просиживать драгоценное время в этой каморке, дедушка наверняка уже был сам не свой от беспокойства. В комнате казалось немного светлее, чем в шкафу, во всяком случае, света хватило, чтобы различить, где стоит мебель и ни на что не наткнуться.
Так тихо, как только могла, я прокралась к двери и нажала на ручку. И в тот же самый момент тётя Гленда взвыла снова:
— Говорю тебе, Чарльз, там кто-то есть!
Я решила не дожидаться, пока бедняга Чарльз проснётся и включит свет, поэтому просто распахнула дверь и пустилась бежать по коридору и вниз по лестнице так быстро, как только могла. Затем я пересекла коридор на третьем этаже, не обращая никакого внимания на скрипящие ступеньки. Я и сама толком не понимала, куда бегу, но меня преследовало странное чувство дежавю, неужели когда-то мне уже довелось это пережить?
На втором этаже я наткнулась на кого-то, но после нескольких секунд оцепенения я поняла, что этот кто-то был моим дедушкой. Он беззвучно схватил меня за плечи и потащил в библиотеку.
— Ты зачем так шумишь? — зашептал он, когда дверь за нами закрылась. — И почему ты пришла так поздно? Я уже все ноги отстоял перед портретом пра-пра-прадедушки Хью, и уж, было, подумал, не приключилось ли с тобой чего.
— Вообще-то приключилось. Благодаря бабушке Мэдди я угодила прямиком в спальню тёти Гленды, — пропыхтела я, пытаясь прийти в себя после этой пробежки. — Боюсь, она успела меня заметить. Возможно, в эту самую минуту она уже звонит в полицию.
Вид Лукаса произвёл на меня сильнейшее впечатление. Он снова предстал передо мной тем самым дедушкой, которого я знала маленькой девочкой. От молодого Лукаса с напомаженной причёской не осталось и следа.
Как я ни старалась скрыть свои чувства, но на глаза мне снова навернулись слёзы.
Дедушка этого не заметил. Он прислушивался к тому, что творилось за дверью библиотеки.
— Подожди здесь, я посмотрю, что там в коридоре, — он с улыбкой быстро обернулся ко мне.
— Там вот тарелка с бутербродами, мало ли что. А если кто-то зайдёт…
— … то я твоя кузина Хейзл, — перебила я.
— То ты лучше спрячься! Там, под письменным столом.
Но все предосторожности оказались излишними. Через несколько минут Лукас вернулся. За это время я немного пришла в себя и проглотила один бутерброд, а затем даже попыталась просчитать, сколько минут у меня осталось до прыжка обратно.
— Нам нечего волноваться, — сказал он. — Она как раз пилит Чарльза за ночные кошмары, которые приходят к ней по его милости с самого дня их свадьбы, — он покачал головой. — Непросто поверить в то, что единственный наследник династии владельцев крупного отельного бизнеса может позволить так над собой издеваться! Да что там, оставим Гленду в покое, — он улыбнулся. — Дай-ка я на тебя погляжу, внучка. Ты выглядишь точь-в-точь такой, как я тебя запомнил, только, наверное, ещё немного симпатичней. Что случилось с твоим халатом? Вид у тебя такой, будто ты только что прочистила несколько печных труб.
Я кивнула.
— Не так-то легко было добраться сюда. В 2011 году я больше не могу просто так нести хронограф по дому, потому что Шарлотта что-то подозревает и только и ждёт момента, чтобы напасть, словно какой-нибудь затаившийся хищник. Может, минут через десять она взломает замок в моей комнате, знаешь, это меня вовсе не удивит. А сейчас нужно очень спешить, потому что я простояла уйму времени там наверху в платяном шкафу, — я раздражённо прищёлкнула языком. — А если я снова прыгну не в свою комнату, то окажется, что я закрылась сама от себя, просто отлично! — я, постанывая, плюхнулась в кресло. — Прямо неудача за неудачей! Надо нам будет договориться ещё раз. И опять же перед этим проклятым балом. Предлагаю встретиться на крыше! Это единственное место во всём доме, где, как мне кажется, нам никто не помешает. Например, завтра в полночь, что скажешь? Или у тебя не получится пролезть на крышу незамеченным? Есть потайной ход через камин, если верить Химериусу, но я не знаю…
— Погоди, погоди, — сказал дедушка и улыбнулся. — У меня-то было несколько годков, чтобы как следует поразмыслить, поэтому я кое-что приготовил, — он указал на стол, на котором рядом с тарелкой бутербродов лежала книга — довольно внушительный кирпич.
— Это что, «Анна Каренина»?
Дедушка кивнул.
— Открой-ка!
— Ты что, спрятал внутри какой-нибудь шифр? — предположила я. — Как в «Зелёном всаднике»?
Неужели он это серьёзно! Тридцать семь лет Лукас потратил лишь на то, чтобы выдумать мне загадку посложнее? Может, мне придётся теперь дни и ночи напролёт только и делать, что высчитывать нужные буквы.
— Знаешь, давай-ка лучше ты мне просто расскажешь, что там внутри. Несколько минут у нас всё-таки ещё есть.
— Не стоит делать поспешных выводов. Прочти сначала первое предложение, — подначивал меня дедушка.
Я перелистала книгу на начало.
— «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.»
— Э-э-м… Миленько. И так разумно. Вот только…
— Выглядит вполне нормально, правда ведь? — Лукас сиял. — Но это специальное издание. Первые четыреста страниц и последние четыреста — из произведения Толстого, а двести страниц посредине — из моего собственного, и предназначены они для тебя. Я напечатал их тем же шрифтом. Отличная маскировка, правда? Ты найдёшь там все сведения, которые мне удалось собрать для тебя за тридцать семь лет. Хотя я до сих пор так и не выяснил, что же послужит поводом для побега Люси и Пола, — он забрал у меня книгу и перелистал несколько страниц.
— У нас есть доказательства того, что граф с самого дня основания ложи утаивал от хранителей важные материалы — пророчества, из которых следует, что философский камень вовсе не такой, каким пытается представить его граф.
— А какой же?
— Нам тоже пока не удалось до конца в этом разобраться. Но сейчас мы работаем над тем, чтобы заполучить эти пророчества, — дедушка почесал затылок. — Слушай, я много думал, и мне стало ясно, что в 2011 году меня уже не будет в живых. Скорее всего, я умру перед тем, как ты станешь достаточно взрослой, и я не успею посвятить тебя во все тайны сам.
Я не знала, что сказать, и лишь утвердительно кивнула.
Лицо дедушки озарилось замечательной, только ему характерной, дедушкиной улыбкой, от которой по щекам во все стороны расходились морщины.
— Это вовсе не плохо, Гвен. Могу тебя уверить — даже если бы мне пришлось умереть сегодня, я бы не грустил, моя жизнь была просто прекрасной, — морщины от улыбки на дедушкином лице стали ещё глубже. — Мне жаль лишь, что я не могу помочь тебе в твоём времени, — я снова кивнула, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.
— Ах, ладно тебе, маленький мой воронёнок. Тебе ли не знать, насколько крепко смерть связана с жизнью, — Лукас погладил меня по руке. — Может, я окажусь достаточно сознательным и останусь в этом доме после смерти, став привидением. Тебе бы не помешала моя поддержка.
— Да, было бы здорово, — прошептала я. И, вместе с тем, просто ужасно. Все эти призраки, с которыми мне довелось познакомиться, вовсе не хотели быть в своём нынешнем месте обитания. И привидением тоже никто из них быть не желал. Многие вообще не верили, что они мертвы. Нет, на самом деле, хорошо, что дедушка не попадёт в их компанию.
— Когда тебе нужно возвращаться? — спросил он.
Я поглядела на часы. О боже, время пробежало так быстро, как же так получилось!
— Через девять минут. Я должна буду элапсировать из спальни тёти Гленды, потому что в моём времени я закрыла эту комнату изнутри.
— Давай попробуем забросить тебя в спальню всего за несколько секунд до элапсации, — сказал Лукас. — Ты исчезнешь ещё до того, как она успеет что-либо понять…
В этот момент в дверь постучали.
— Лукас, ты здесь?
— Прячься! — прошептал Лукас, но я успела среагировать ещё раньше. После головокружительного прыжка я приземлилась под письменным столом, как раз вовремя, потому что дверь тут же отворилась, и в библиотеку вошла леди Ариста. Мне были видны только ноги и кайма ночной рубашки, но не узнать её голос было невозможно.
— Чем это ты занимаешься здесь внизу посреди ночи? А это что, бутерброды с тунцом? Ты же прекрасно знаешь, какие рекомендации дал тебе доктор Уайт, — вздохнув, она опустилась на нагретое мною кресло. Сейчас она была видна мне почти до плеч. Осанка леди Аристы была идеальной как и всегда. Интересно, если она обернётся, увидит она меня или нет?
Она прищёлкнула языком.
— Ко мне только что пришёл Чарльз. Он утверждает, что Гленда грозилась побить его.
— О да, — сказал Лукас. Его голос звучал, как ни странно, очень спокойно. — Бедолага. Что же ты сделала?
— Налила ему стакан виски, — ответила моя бабушка и захихикала.
Я замерла от удивления. Моя бабушка умеет хихикать? Такого мне раньше слышать не приходилось. Даже когда она смеялась, это уже было довольно редким событием, а вот чтобы хихикать… при мне с ней этого не случалось. Хихиканье — это ведь очень особенный вид смеха. У леди Аристы оно звучало как опера Вагнера, которую решили сыграть на блок-флейте.
— А потом он заплакал! — пренебрежительно сказала моя бабушка. Теперь я снова узнала привычные интонации леди Аристы. — После чего стакан виски пришлось выпить мне.
— Вот это поступок, малышка моя! — я чувствовала, что дедушка улыбается, и мне вдруг стало тепло на душе. Они казались такими счастливыми вместе (по крайней мере, если брать вид от пяток до шеи). Только сейчас я вдруг осознала, насколько мало я, в общем-то, знала об их браке.
— Скорей бы дом Гленды и Чарльза был готов, — сказала леди Ариста. — Сдаётся мне, нашим детям не слишком везёт в поиске второй половины, как думаешь? У Гарри — Джейн, полнейшая зануда, у Гленды — Чарльз, слабак и тряпка, а у Грейс — Николас, гол, как сокол.
— Но она с ним счастлива, и это главное.
Леди Ариста встала.
— Да, к Николасу у меня меньше всего претензий. Намного хуже было бы, если б Грейс осталась с этим заносчивым отпрыском де Виллеров.
Я видела, как её всю трясло.
— Как же они невероятно высокомерны, эти де Виллеры. Надеюсь, Люси тоже одумается.
— Пол, по-моему, немного из другого теста, — дедушка улыбнулся. — Он милый парнишка.
— Мне так не кажется. Яблоко от яблони недалеко падает. Ты идёшь?
— Я хотел ещё немного почитать…
Да, и ещё немножко поболтать с внучкой из будущего, если всё сложится хорошо. Времени у меня, кстати, осталось совсем в обрез. Из-под стола я не видела часов, но зато слышала их тиканье. Стоп, кажется, я снова чувствую, что меня тошнит.
— «Анна Каренина»? Такая трагическая книга, не правда ли, любовь моя? — я видела, как изящные руки моей бабушки потянулись к книге и раскрыли её где-то посередине.
Кажется, в этот момент Лукас затаил дыхание, так же, как и я.
— Я говорю не то, что думаю, а то, что чувствую. Хотя, наверное, мне тоже надо бы перечитать это произведение ещё разок. Но надену при этом очки.
— Сначала его дочитаю я, — твёрдо сказал Лукас.
— Только не сегодня ночью, — она снова положила книгу на стол и наклонилась к дедушке. Не уверена, но мне показалось, что они обнимаются.
— Я поднимусь через несколько минут, мой зайчик, — сказал Лукас, но лучше бы он этого не делал (эй, это ещё что за «зайчик»? Он же разговаривает с леди Аристой). При этом я так сильно вздрогнула, что стукнулась головой об стол.
— Что это? — строго спросила моя бабушка.
— Ты о чём? — я видела, как рука Лукаса убрала со стола «Анну Каренину».
— Об этом звуке!
— Я ничего не слышал, — сказал Лукас, увы, помешать ей обернуться он не мог. Я не видела бабушкиного лица, но почувствовала, как её глаза недоверчиво сверкнули.
Что же теперь будет?
Лукас откашлялся, и книга в его руке двинулась в мою сторону. Она заскользила над паркетом и замерла в полуметре от письменного стола.
Когда леди Ариста сделала шаг в мою сторону, я почувствовала, что душа моя уходит в пятки.
— Да это же… — при этом бормотала она про себя.
— Сейчас или никогда, — сказал Лукас, и я решила, что его слова адресованы мне. Отчаянно рванув руку вверх, я схватила книгу и прижала её к груди. Бабушка выдавила из себя короткий изумлённый крик. Но прежде, чем она успела наклониться и увидеть под столом меня, её вязаные тапочки расплылись, и я снова очутилась в 2011 году. Тут уж я выползла из-под письменного стола, благодаря бога, за то, что этот массивный предмет не сдвинулся с 1993 года ни на сантиметр. Бедная леди Ариста — после того, как она увидела, что у стола вырастают руки и пожирают книги, ей, наверное, скорейшим образом понадобиться ещё стаканчик виски.
А вот мне не нужно было ничего, кроме собственной кровати. На третьем этаже путь мне преградила Шарлотта, но я ни капельки не испугалась. Казалось, моё сердце решило, что за сегодняшний день ему довелось пережить уже достаточно волнений.
— Слышала, ты тяжело больна и должна соблюдать постельный режим.
Она включила фонарик и ослепила меня яркой светодиодной лампой. Я тут же вспомнила о том, что фонарик Ника остался где-то в 1993 году. Скорее всего, в шкафу у тёти Гленды.
— Точно. Подозреваю, что это ты меня заразила, — сказала я. — Эта болезнь не даёт мне уснуть. Так что я тут взяла себе кое-что почитать. А ты чем занимаешься? Разминаешь мускулатуру?
— А почему бы и нет? — Шарлотта сделала шаг ко мне и осветила фонариком книгу.
— «Анна Каренина»? А не слишком ли это для тебя сложный текст?
— Да? Думаешь? Ну что ж, можем поменяться, я тебе «Анну Каренину», а ты мне «В тени холма вампиров».
Секунды три Шарлотта озадаченно молчала.
Затем она снова ослепила меня светом своего фонарика.
— Покажи, что там у тебя в сундуке, и, может быть, я тебе помогу, Гвенни. Помогу избежать самого ужасного.
Вот оно как, оказывается, Шарлотта умеет говорить совсем по-другому, так мягко и нежно, будто она была действительно обеспокоена моей судьбой. Я протиснулась мимо неё (изо всех сил напрягая мышцы брюшного пресса!) и поспешила дальше.
— Забудь об этом, Шарлотта! И держись от моей комнаты подальше, ясно?
— Если я тебя правильно поняла, то ты гораздо глупее, чем я думала, — её голос снова стал прежним. Мне казалось, она схватит меня за руку, постарается удержать, и — как минимум — зарядит мне пару ударов в пах, но Шарлотта лишь проводила меня угрюмым взглядом и светом своего фонарика.
 | Керстин Гир. Таймлесс. Изумрудная книга |