Наташа Ермолаева, сотрудник московского рекламного агентства, заполняет пустоту в жизни работой, работой и ещё раз работой. Но однажды она встречает мужчину, с которым можно разделить одиночество. Вот только этот мужчина, как и весь его прекрасный, сказочный мир, снится Наташе. А она снится ему. Как пробиться друг к другу через это двойное зеркало? Чем можно пожертвовать ради того, чтобы быть вместе? Стоит ли продолжать отношения, ради которых не хочется жертвовать даже привычкой к одиночеству? Кому нужно срочно проснуться и вернуться в реальный мир? И нужно ли?
Глава из книги:
Итак, в начале двухтысячных Ермолаевы распрощались с вещевым рынком и арендовали помещение в торговом центре. От прежних владельцев им осталось наследство: бывалый лысый манекен с отломанной и подклеенной липкой лентой левой рукой, да три мешка разноцветных футболок и топов. Манекену подобрали новый парик, подрисовали расплывшиеся глазки и оставили на службе. Что делать с остальным богатством, было непонятно. Футболки и топы выглядели слишком просто, а Наташа настаивала на том, чтобы «Свежие прикиды» никогда не опускались до стандартов вещевого рынка. Потом она вспомнила школьные годы, купила на первом этаже того же торгового центра краски для росписи по ткани и усадила за работу сестру Аню.
На каждом предмете появился уникальный рисунок или надпись. Сначала Ане понравилась затея, и она перерисовала на футболки десяток любимых персонажей из диснеевских мультиков. Потом бессердечная Наташа потребовала рисовать что-нибудь посерьёзнее, и несколько маек было испорчено старательно выведенными надписями «Наташка дура дурацкая», «Жопа с ручкой», «Моя сестра злая ведьма» и так далее. К слову сказать, эти вещи, так же, как и «диснеевская серия», продались мгновенно. Но потом у Ани начался период творческого поиска, и она ударилась в абстракцию. Странные линии и фигуры разных цветов, разбрызганная, размазанная краска – всё это было для покупателей в диковинку. И они растерялись. «Мне нужна ещё одна футболка с Русалочкой. Что это за каляка-маляка?» – гневно вопрошала какая-то мадам, разглядывая футболку на просвет, словно ожидая увидеть разъясняющие замысел художника водяные знаки. «Это не маляка, а эксклюзивный хенд мейд! – отбивалась Наташа. – У нас продаётся интересная, уникальная одежда! А русалочек на любом вещевом рынке полно!» «Это точная информация? Пойду тогда на вещевой рынок, а то ребёнок без Русалочки на порог не пустит».
Анины художества немного повисели в самом дальнем углу магазина. Каждую неделю на них снижали цену, но это не помогало. Наконец, отец предложил просто дарить расписные майки каждому, кто купит более трёх вещей. Но некоторые покупатели отказывались брать эксклюзивный хенд мейд даже в подарок. Не доросли.
Чтобы «каляки-маляки» не занимали место, их вернули в те же мешки, в которых они лежали раньше (один мешок всё-таки удалось распродать, это окупило затраты на краску для росписи по ткани), и увезли домой, где сложили на антресолях.
Больше таких проколов у «Свежих прикидов» не было. Наташа сама выбирала, что будут носить в этом сезоне их завсегдатаи. Вещи заказывали по каталогам. Весь дом был завален журналами, почтовыми извещениями, рекламными буклетами. Вскоре отец освоил заказы через Интернет, и магазин начал активно торговать одеждой и обувью для представителей разных субкультур.
Наташа кое-как закончила институт, положила диплом на полку и забыла о нём, как чуть раньше забыла про «эксклюзивный хенд мейд».
Тучные годы, когда магазин процветал – о, что это было за время! Чистое счастье, каждый день – как целая неделя. Сколько всего происходило, какие люди приходили, какие истории рассказывали! Проснуться – и скорее туда, нырнуть в этот мир, где красивые необычные вещи находят идеально подходящих им людей. Здесь одевались молодые артисты и музыканты, и даже один пожилой контркультурный фрик. «Душенька, вы просто самородок, – говаривал он. – Вам непременно надо почитать что-нибудь по истории моды. Передайте-ка мне вон то кимоно и эти чудесные римские сандалии. А кардиганы в клеточку не годятся, нет. Прошлый век, дурновкусие и американщина». Он приносил журналы со своими интервью и рисовал автограф во всю страницу. За это Наташа делала ему скидку чуть не в половину стоимости. В благодарность контркультурный фрик рассказывал о «Свежих прикидах» на всех тусовках и вечеринках.
Разные люди бывали, некоторые бродили от полки к полке, как в музее, но ничего не брали и даже не трогали. Для них у выхода поставили стойку со всякой мелкой всячиной. Такие же точно серёжки, заколки, бусы, очки, значки и запонки можно было купить в любом подземном переходе. Это несколько противоречило общей идее эксклюзивности и оригинальности, зато никто не уходил из магазина с пустыми руками.
Каждый день до самого вечера Наташа носилась от кассы к примерочной, со склада в торговый зал. Какая она была стройная, какая красивая – и совсем без косметики! Некогда было краситься. Вперёд, вперёд! Глядя на неё, оживали наёмные работники, что-то менялось в их скучающих лицах уже через пару дней, и всё летело, искрилось, цвело, шумело и дышало. За час до закрытия в магазине чуть приглушали свет, включали медленную музыку, под потолком начинал вращаться шар, обклеенный осколками зеркала. Однажды на музыку прилетел местный охранник Саша, и они с Наташей танцевали в торговом зале, совсем одни. Вторая продавщица утирала слёзы умиления, спрятавшись в примерочной, чтобы не мешать.
С охранником Сашей было очень хорошо, но вскоре он купил автомобиль, бросил пить пиво и стал скучным. Потом хорошо было с кем-то ещё. Тратить время на флирт, ломаться и кокетничать было некогда – работа звала. «Ты – пойдёшь со мной!» – говорила Наташа. Парни посмеивались, но шли.
Родители занимались закупкой и логистикой, в идеологию магазина не вмешивались. Наташа подчинила всех – кроме Ани, у которой всё никак не заканчивался переходный возраст. Из чувства протеста она первой в классе влезла в школьную форму, которую снова решили ввести в обиход, потом записалась в районной библиотеке в кружок краеведения и на языковые курсы при шведском культурном центре. Она хотела изучать японский, но это стоило в три раза дороже, и Аню поставили перед выбором: либо шведский, либо не валяй дурака.
Вся жизнь Наташи протекала в торговом центре. На втором этаже – пять ресторанов на выбор. Есть кинотеатр, боулинг и игровые автоматы. Маникюр, парикмахерская, солярий. Тысячи огней, акции, скидки, суета, бесконечное пиршество потребления. Смену сезонов определяли по оформлению витрин. Если снег и ёлочки – значит, зима и скоро Новый год. Сердечки повсюду – Валентинов день и женско-мужские международные праздники, близится весна. Солнышки в зеркальных очках налеплены там и сям, манекены переоделись в купальники (все, кроме почётного инвалида труда из «Свежих прикидов», не подверженного сезонной моде) – лето. Оранжевые кленовые листочки и ребятишки с ранцами – это осень. А что на улице? Да какая разница. Утром – ещё темно. Вечером – уже темно. Раз в две недели Наташа устраивала себе выходной. Спала, ела, спала. Даже непокорная Аня ходила в такие дни на цыпочках, и получала за хорошее поведение до ста баксов «на карманные расходы».
Но однажды что-то щёлкнуло, переклинило, замкнуло в голове у владельца торгового центра. И в месяц январь, когда дела и так обстоят кисло, он без предупреждения повысил арендную плату.
Семейный бюджет пошатнулся, но выстоял. «Свежие прикиды» не сдавались. Наташа провела беседу с продавцами, но они и без того работали на износ. На помощь пришел текущий бой-френд Вадик. Он заманил в магазин весь свой офис (более пятисот человек), и благодаря этому беспримерному деянию задержался в Наташиной жизни на пару месяцев дольше, чем мог рассчитывать.
В феврале арендная плата возросла ещё немного. И потом ещё чуть-чуть в марте. В начале апреля пришла непонятная «Комиссия по трудовой гигиене» и наложила штраф. Отец кое с кем выпил, потом кое-кому «дал на лапу». Оказалось, что место, занятое «Свежими прикидами», приглянулось сети магазинов молодёжной одежды. Её владельцы уже подписали договор аренды на соседнее помещение, а заодно решили захватить и это, намоленное.
Ермолаевы собрались на семейный совет. Каждый выдвигал свои идеи спасения маленькой лодки. «Выслушайте сначала, не перебивая, – начала мать, – а потом кричите и топайте ногами. Нас приглашают поработать в магазине, который… ну, они всё равно займут наше место, нам с ними не тягаться». «Конечно, если мы заранее сдаёмся – то займут!» – не сдержалась Наташа. «Я же просила – сначала выслушайте. Всё будет как раньше. Как сейчас. Деньги – те же. Место – то же. Торговать будем молодёжной одеждой, а не брендовыми унитазами. Забот поубавится. Времени свободного – прибавится. Ты ведь буквально живёшь там! Подумай». «Всё не будет как раньше! – отрезала Наташа. – Мы не рабы!» Отец согласился, что работать на подлого захватчика как-то унизительно. Зато он нашел несколько павильонов на цивилизованных вещевых ярмарках – можно перебраться туда и начать всё заново. «Вешняки? Братеево? Покровское-Стрешнево? – нервно засмеялась Наташа. – А почему не Марс, Луна, Юпитер? Люди идут к нам именно сюда! Какой дурак попрётся за эксклюзивной одеждой на вещевой рынок? Мы затеряемся среди турецких абибасов и китайских луи виттонов!»
Аня, которой слова вообще-то не давали, тоже выступила с предложением. Она заявила, что умнее всего будет отказаться от помещения, но открыть Интернет-магазин. Тогда вопрос с арендой отпадёт сам собой, а «Свежие прикиды» с их культурой и идеями – останутся. Она сама готова побегать курьером, и одноклассников привлечёт к делу, недорого. «Какой Интернет? Кто там сидит, в твоём Интернете? Извращенцы и уроды, которым никто не даёт! – перебила старшая сестра. – Иди лучше учи уроки. Тоже мне, Чингачгук – вождь курьеров!» Наташа жила слишком насыщенной реальной жизнью – и потому о возможностях Интернета имела смутное представление.
Незваным гостем на семейный совет проник сосед – тот самый, который когда-то получал зарплату трусами и футболками. «Я слышал… это… у вас… ну, это…» – жадно поглядывая в сторону бара, промямлил он. Ему налили. Сосед ухнул стопку, другую, раздухарился, потом объявил, что готов оказать протекцию в субаренде ларька на Савёловском рынке. Около самого входа. Место бойкое, а мобильные телефоны нужны всем. «Какие телефоны? При чём тут телефоны? У нас эксклюзивная одежда!» – устало сказала Наташа, убрала со стола бутылку и закрыла бар на ключ. «Как хотите, – пожевал губами сосед. – Около самого входа ларёк. Бойкое место. Ну, не буду вам мешать. Поднимусь к Слонимским. Их тоже вроде увольняют». Захлопнулась за ним дверь, и Наташа сказала зло: «Видели, во что мы превратимся, если сдадим своё дело? Будем болтаться от двери к двери и по соседям побираться! Поэтому – никаких Савёловских рынков! Никаких новых точек или Интернет-магазинов! О работе на захватчика и речи быть не может! Всё обязательно наладится. Вот увидите. Не может не наладиться. Ведь правда – на нашей стороне! Будем стоять насмерть. Я спать там могу, в подсобках. С охраной вопрос решу».
Участники семейного совета разошлись в угрюмом недоумении. Зачем было собираться? Но командир ещё не исчерпал лимит доверия – ему поверили и на этот раз.
А что же командир? На самом деле, у Наташи просто не было сил на то, чтобы начинать всё заново – в том или ином виде. Принять один из предложенных вариантов – значило признать своё поражение. Предать «Свежие прикиды», постоянных покупателей, манекен с подклеенной рукой, пожилого контркультурного фрика. Поезд развил максимальную скорость и нёсся к пропасти в надежде перемахнуть её. Остановиться он уже не мог. Свернуть – тоже. За ним была правда. Впереди маячила надежда, кувыркалась в воздухе, корчила рожи, время от времени сдёргивала маску и оборачивалась безнадёгой.
Наташа боролась из последних сил, придумывала акции, генерировала идеи. Вадик не выдержал этой гонки и ушел – не к кому-то, а просто ушел. «Потому что тебе никто не нужен, кроме этого магазина!» – в сердцах сказал он на прощание. «Инфантильный эгоист, иди поплачь на плече у своей мамочки!» – ответила она. И добавила пару непечатных слов. Сейчас, когда жизнь висела на волоске, он не смел лезть с выяснением отношений! Слово за слово. Стало понятно, что после этого они уже не помирятся. Значит, не так были и важны друг для друга, и Вадик всё сделал правильно.
Прошло ещё две недели непрерывной горячки. Днём – стоять за прилавком и обдумывать стратегии выживания, ночью – обдумывать стратегии выживания и дремать вполглаза. Наташа стала похожа на ведьму и на сумасшедшую – глаза горят, не стриженные два месяца чёрные волосы с отросшими светлыми корнями торчат в разные стороны, на ввалившихся щеках – болезненный румянец.
Она и в самом деле заболела. Слегла в мае с ОРЗ, потом подскочила температура, следом пришла ангина, начались осложнения. На «Скорой» в больницу, там – отдельная палата, капельница, тишина и сон.
Несколько лет без отпуска. «Зачем мне отпуск, у меня каждый день – как карнавал на Кубе!» Полгода постоянного напряжения. «Они нас не закроют! Мы что-нибудь придумаем!» Вся усталость, всё, что накопилось, выходило с кровью, потом и мокротой.
После больницы – постельный режим дома. Аня превратилась в заботливую сиделку. Приехали на месяц Светка с Эльзой – одинаковые, как сёстры-близнецы: коротко стриженные, в дорогих очках, лёгкие, подвижные. Они-то и удержали Наташу от всех непоправимых шагов разом, когда Аня проболталась, что магазин сдали.
Как только Наташу увезли в больницу – отец ударил кулаком по столу и сказал: «Хватит! Наигрались в семейный бизнес! Надо ребёнка спасать, а не партизанить!»
Устроили прощальную распродажу. На торги выставили даже манекен с рукой, подклеенной липкой лентой, но администрация нового магазина в последний момент решила оставить его себе. Так он и наблюдал закат «Свежих прикидов», стоя на своём пьедестале, уже переодетый в какой-то неброский спортивный костюм.
Нераспроданные вещи привезли домой и отдавали по номинальной цене соседям и знакомым. Наташа не участвовала в этом. Она вообще ни в чём не участвовала.
Светка забежала перед отъездом. «Поправишься – и давай к нам, мы тебе приглашение вышлем. Отдохнёшь, забудешь. У Эльзы старший брат – холостой, владелец маленькой фармацевтической фирмы. А правда восторжествует. Правда, потом. Как завещал кто-то великий».
«Приеду, – пообещала Наташа, – как только восторжествует. Всё, иди, на самолёт опоздаешь!»
Ей было стыдно, что её видели больной, разбитой, раздавленной.
Правда и в самом деле восторжествовала, но эта правда имела довольно затейливый вид. Щука, слопавшая карася, недолго плавала в пруду этакой королевой. Пришло время, появилась акула – и нет больше щуки. Теперь весь этаж – и тот крохотный зальчик, где когда-то располагались маленькие несгибаемые «Свежие прикиды», и зал побольше, в котором до поры до времени царила молодёжная марка-захватчик, и ещё три помещения сверх того перекупил мировой бренд «Trendy Brand». Та самая суперсила, продвижению которой Наташа посвящает сейчас всё свободное ото сна время. Карася, конечно, уже не вернуть. Но щуке – поделом. Интересно, найдётся такой транснациональный кит, который однажды проглотит акулу и арендует весь торговый центр под собственные нужды?
После предательства родных – а Наташа восприняла это именно так – она отдалилась от них. Уходила из дома утром, возвращалась вечером. Шлялась без дела по улицам. Пробовала пить – невкусно. Курить – невкусно. Объедаться – тяжко. Шаг за шагом. До Кремля и назад. По Арбату и во дворы. По бульварам кругами. По набережной до Белого дома. Комнату они всё ещё делили с сестрой, но Аня заканчивала школу и собиралась уехать учиться в Стокгольм, по направлению от шведского культурного центра. Ну а что – зря она язык учила, что ли? Экзамены вступительные то ли сдавала, то ли уже сдала – и теперь дожидалась результатов.
Отец распределил остатки семейного бюджета по трём банкам. У одного внезапно отозвали лицензию. С тем, что удалось выбить, он втайне от семьи решил рискнуть на бирже. И оказалось, что это – его стихия.
Аня заявила, что никогда не сомневалась в родителях такого гениального ребёнка, как она, получила подзатыльник за наглость, кучу наставлений, деньги на первое время и уехала.
Сестру Наташа простила первой – что взять с ребёнка?
Аня регулярно пишет, звонит и приезжает на каникулы. У неё какая-то своя жизнь там, в городе, который стоит на островах. У неё есть парень, такой же длинноногий и худой, как она сама, и, если судить по фотографиям – они похожи друг на друга, как Светка с её Эльзой. Аня знает три языка и учит четвёртый – японский. Она – современный европейский подросток, человек мира. Уже даже не подросток. Ответственность и безответственность сочетаются в ней идеальным образом – так, чтобы она не пропала в жизни, и чтоб при этом окружающим не было с нею скучно.
– Ну, как там у вас? Кто сейчас президент? – спрашивает Аня по скайпу.
– Ты бы хоть погуглила для приличия.
– Погу – что?
– Тебя в Гугле забанили?
– Да ну что ты, я так. Просто поддержать разговор. Надо же о чём-то говорить.
Она так. Такая сестра. Другой нет. Надо любить её такой, не раздражаться. Ведь все черты, которые Наташу раздражают в Ане, она может с лёгкостью найти в себе. Или без лёгкости.
Хотя нет. В последнее время её раздражает в Ане то, чего нет у неё самой. И в первую очередь – именно лёгкость. Лёгкость, с которой та перескакивает с предмета на предмет, живёт, глядит на мир.
– Вспоминаешь там нашу лавку? – Наташа никогда не забывает об этом спросить.
– Какую лавку? Скамейку, на которой старушенции сидят? Как они там? Весь двор уже построили?
– Я не о скамейке. «Стильные прикиды» вспоминаешь?
– Да нет. Чего вспоминать о старом? Когда столько нового вокруг!
И это особенно раздражает. Для родителей и сестры магазин был просто вехой, занятием, способом заработать на жизнь. Они не видели в нём того смысла, той ценности, которые видела Наташа. Поэтому и сдали его так легко. И его, и Наташу.
Закипает злоба, медленно поднимается откуда-то изнутри, как лава по жерлу вулкана, сейчас выплеснется на голову маленькой дурочке…
– Эй, не обижайся, не люблю, когда ты такая! – кричит Аня. – Я всем рассказываю, какая у меня крутая сестра! У нас был лучший в мире магазин! А все, кто не согласен – дебилы умственно недоразвитые! Я тоже была немножко дебил. Ну правда. Смотри, как мне теперь стыдно!
Злоба затихает, змеёй уползает к себе в логово – до поры, до времени. Никто не смеет ставить под сомнение величие «Стильных прикидов»!
– Слушай, когда уже предки скайп заведут? – продолжает щебетать Аня, отметив, что опасность миновала. – Надоело звонить им по сотовому, как в каменном веке!
– Я им запретила ставить скайп. Сказала, что на мобильном Интернете он жрёт кучу трафика, тем более, что так оно и есть. А то будут целыми днями у монитора сидеть и следить за мной. И звонить: «Наташа, почему ты не в скайпе? Уж не убил ли тебя маньяк? Срочно выйди в скайп, маме сон дурной приснился!» А у Наташи, может, впервые за три месяца личная жизнь наклёвывается, и выйти в скайп она сейчас никак не может. Тебе хорошо, ты – далеко. А на мне за двоих отыгрываются.
– Да ладно, мне тоже звонят по триста раз в неделю. – улыбается Аня. – Но всё же ты зверь: скайп родным маме с папой взяла и запретила! Строгая госпожа – мечта унылого сабмиссива. Ну ладно, госпожа, мне пора в бассейн. Привет родакам!
– Беги…
И всё-таки она очень милая. Хорошо, если в будущем все люди будут такими. В Лондоне, Стокгольме и Москве. Живые, подвижные, без комплексов.
Взять ту же Кэт – она, должно быть, отлично уживётся в университете, где учится Аня. А вот Наташа – нет, не уживётся. Она – отсюда. Совсем здешний человек, и в других странах будет чужая. Как Мара. Но Мара – везде чужая.
Когда все вещи были распроданы и остались только «эксклюзивные майки», расписанные Аней, родители переехали на дачу, которую впоследствии превратили в загородный дом.
Наташа осталась одна, как и мечтала. Теперь у неё не было необходимости выходить на улицу, чтобы отдохнуть от домашних, и она очень быстро заскучала.
Опять столкнулась в супермаркете с Игорем. Он был обвешан детьми и покупками. Пока его жена выбирала бытовую химию, они с Наташей разговорились. Агентство «Прямой и Весёлый», из которого Игорь ушел в другую фирму, расширяет штат. Он может дать рекомендации. Пока его не забыли, к нему прислушаются.
Наташа не стала сопротивляться: рекламное агентство – пусть. Рекомендации – пусть. Что надо делать? Всё надо делать? О, это она умеет.
Её устроила зарплата, устроила полная занятость. Продавать своё время, получать хорошие деньги. Никаких отпусков на Бали, никаких автомобилей. Экономить. Отдавать деньги отцу – он знает, где их лучше хранить и как приращивать. Накопить огромную сумму, о которой невозможно думать без головокружения. Накопить, не думая о ней пока. И однажды – когда-нибудь, в далёком будущем, может быть, уже под старость – купить помещение и открыть в нём магазин. Из которого её уже никто не прогонит.
«Эксклюзивные майки» всё ещё лежат на антресолях.
– Где лежат? – переспросил Рыба.
Они сидели у Наташи в гостиной, вдвоём, в одном кресле.
– В таком специальном шкафчике над входом в кухню. Поможешь мне их достать?
Рыба оказался хорошим помощником – достал не только два мешка с футболками, но и позабытые на антресолях ботинки на высокой шнуровке, которые Наташа примерила и нашла ещё вполне годными.
Она не сразу смогла заглянуть в мешок с остатками прошлого – заварила чай, выпила его, открыла окно, закрыла. Но Рыба был рядом. И она решилась.
Наташа никогда не плакала из-за потери магазина. Она злилась, молчала, болела, ссорилась, ходила по улицам – но не плакала. И вот теперь, вдохнув знакомый запах, смесь нафталина и отдушки, она разрыдалась, уткнувшись в жилетку Рыбы, сотканную из самых сладких и крепких снов.
– Он был. Такой хороший! Совсем мой! Наш! А потом… Но он был! Знаешь, какой он был? Если бы ты видел, какой он был…
– Был, я верю, что был. Был, но теперь его нет. А ты – есть.
Он неловко, но крепко обнял её. Так они и сидели обнявшись – на полу, среди высыпавшихся из мешка разноцветных футболок.
 | Ольга Лукас. Спи ко мне |
Электронная книга: Ольга Лукас. Спи ко мне