Полупустынные улицы жалкого провинциального города. Праздно разъезжающий катафалк. Дезертир, ночующий в свежевырытой могиле или пытающийся повеситься, облачившись в нижнее белье своей возлюбленной…
Роман молодого прозаика Георгия Котлова — это одновременно и психологический триллер, описывающий реалии провинциальной России, и нежная, грустная история о странной и порочной любви.
Отрывок из книги:
Первой женщиной, с кем Эля собиралась меня познакомить, была ее однокурсница по имени Ирина, худенькая, очень маленького роста, и такого же маленького роста была ее мать, с которой они вдвоем жили в однокомнатной квартирке. Кнопка звонка рядом с входной дверью была прибита так высоко, что мне пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до нее. Эля засмеялась. Глазок в дверь тоже был врезан очень высоко, и я, когда увидел, что девушка, открывшая нам дверь, очень маленького роста, не мог сообразить, как она в него смотрит. Дотягиваясь до кнопки звонка, я решил, что здесь живут великаны или баскетболисты. Потом, в прихожей, я увидел крохотную скамеечку и догадался, для чего она. Эля, увидев скамеечку, снова засмеялась.
Претендентка на место моей новой возлюбленной, еще не зная об отведенной ей роли, с удивлением посмотрела на Элю. Та посмотрела на меня, как бы спрашивая, нравится ли мне девушка, а я в ответ неопределенно пожал плечами.
— Чего ржешь, дура? — сказала Ирина Эле, а та ответила ей:
— Сама ты дура. Познакомься. Это Роберт.
— Роберт, — сказал я.
— Ирина, — сказала девушка очень маленького роста, предки у нее, очевидно, были лилипутами. — Проходите на кухню.
Мне почему-то после этих слов стало так тошно, будто я очутился у себя дома и пройти мне нужно в собственную кухню. Дверь в ванную, на которую была прибита табличка с изображением мальчика под душем, была закрыта, а я, проходя мимо этой двери, подумал, что, стоит мне открыть ее, и я увижу свечи на краю ванны и на полу, нижнее белье черного цвета моей ласточки, в котором несколько часов назад я собирался удавиться, и обрывок лохматой веревки на трубе. Может быть, даже паука в своей паутине под потолком.
Кухонный стол украшали грязные тарелки и крошки, среди которых — обложкой вверх валялся раскрытый любовный роман Джуд Деверо «Подмена». Был и портрет хорошенькой писательницы.
— Прибралась бы, что ли, — тоном своей бабушки строго произнесла Эля. — Страх, какой свинарник на столе.
Ирина сердито посмотрела на нее, а потом на меня:
— Дочитаю книгу, а потом приберусь.
— Потом тараканы заведутся.
— Не волнуйся, они у нас уже и так есть. Могу дать парочку, если хочешь, на развод.
— Нет уж, спасибо, себе оставь. Вдруг надумаешь снова выйти замуж, а все мухи переведутся, что тогда муж делать будет?
Они засмеялись, а я спросил у Ирины:
— Ты была замужем?
— Да, была. Развелись месяц назад и столько же успели прожить. Чтоб я еще раз вышла замуж, да никогда в жизни!
— Расскажи Роберту про мужа, — подсказала ей Эля.
— Да, муж был — фрукт, каких поискать. Работать не хотел, учиться тоже, ничего делать не хотел, даже меня трахать. Только и делал, что сидел на кухне, за этим столом, и мух ловил. Одной ноги оторвет и отпустит: летай, пока не упадешь. Другой крылья спичкой спалит и бросит на стол: рожденный ползать летать не может… И было человеку двадцать шесть лет, почти на десять лет меня старше, а такой дурак, каких поискать надо. В жизни больше замуж не выйду!
Я посмотрел на стол, словно надеясь обнаружить останки растерзанных мух, но, кроме крошек, грязных тарелок и раскрытого романа Джуд Деверо, на нем ничего не было.
— Не зарекайся, — сказала Эля. — Не все такие дураки.
— Все равно не выйду!
— Тебя никто и не заставляет.
— Я тоже нигде не работаю и не учусь, — сказал я.
Ирина внимательно посмотрела на меня:
— Это расценивать как предложение?
— Нет, я просто так сказал.
— И твое любимое занятие — сидеть на кухне и издеваться над несчастными мухами?
— Нет, мое любимое занятие — лежать в ванне и смотреть на паука, который сплел паутину под самым потолком.
Девчонки засмеялись, очевидно, решив, что я шучу.
— Что ж, — смеясь, сказала Ирина, — мне это подходит. Выхожу за тебя замуж.
Она ушла в комнату и вернулась в белоснежном свадебном платье, в котором щеголяла пару месяцев назад, и из-за которого теперь настороженно выглядывала ее мать.
— Мама, я выхожу замуж за Роберта. Познакомься. Он останется жить у нас и будет лежать день-деньской в ванне, смотря на паука, которого притащит с собой и поселит под потолком. Стирать будем на кухне, в раковине.
— Сними, кретинка, чего вырядилась, — сказала ей мать. — Не смеши людей.
Ирина ушла снимать свое свадебное платье, а я сказал Эле:
— Айда отсюда. Пожалуйста.
Мы ушли, не попрощавшись.
* * *
Второй претенденткой, к которой привезла меня Эля на своем катафалке, была пухлая девушка из параллельной группы в Элином пединституте. Как будущий психолог, она сразу же завалила нас разными тестами, один из которых я хорошо запомнил. У нее была целая тетрадь с тестами. Меня она почему-то называла ласково — Робертик.
Вот тот тест, который я запомнил.
— Ты идешь, значит, по улице и видишь белый дом. Ты входишь в него, идешь по коридору — белая дверь. Ты входишь в эту белую дверь и видишь белую комнату. Что ты будешь делать?
1. Останешься в ней.
2. Побудешь и уйдешь.
3. Сразу выйдешь.
— Комната уютная? — спросил я.
— Белая. На твое усмотрение.
— Что ж, пожалуй, остался бы. Почему бы нет?
Будущий психолог смотрела на меня долго, с удивлением. Потом сказала:
— Робертик, ты ищешь смерти. Комната — это смерть. Ты хочешь умереть, правда?
— Вот уж глупости, — ответил я как можно лицемернее. — Я хочу жить.
— Если бы ты выбрал третье, значит, ты хочешь жить. Тебе интересна жизнь, а не смерть. Это очень хороший тест.
— А если бы я выбрал второе?
— Значит, ты ходишь рядом со смертью.
— Дурацкий тест, — сказал я. — Не понимаю, что может быть общего между комнатой, в которой я хотел бы остаться, и смертью? Если бы я искал смерть, я давно нашел бы ее, — и я потрогал шею, испугавшись, что на ней все еще висит лохматая петля. Петли не было, и револьвера у меня тоже не было, иначе давно вышиб бы себе мозги.
Эля, поняв, что претендентке претенденткой все-таки не стать, потащила меня прочь. И я сам был рад этому. Не успел, значит, с утра с собой покончить, а какой-то дурацкий тест после обеда уже все всем рассказал. И этих тестов у нее целая тетрадь. Протестируют, блин, еще разок и, глядишь, выяснят, что не так давно я онанировал в гробу и вылизывал выбритый лобок Хизер Козар на глянцевых страницах «Плейбоя». На кой черт мне это надо!
— Не понравилась она тебе? — спросила в машине Эля.
— Нет, — ответил я. — Мне кажется, у нее в башке ничего нет, кроме этих дурацких тестов. Это не женщина моей мечты.
— А Ирина?
— Ирина — тоже.
— Что ж, поехали дальше.
* * *
Претендентки номер три дома не оказалось, и мы с Элей отправились искать ее в садике, который был за домом и в котором, сообщила Эля, она, скорее всего, курит с подружками. Эля встретила в садике знакомых девчонок, они курили на веранде и плевались в разные стороны, весь деревянный пол веранды был заплеван, и те сказали, что Юля, так звали претендентку номер три, уехала только что с каким-то красавчиком на белой «Ауди» и раньше завтрашнего утра ее можно не ждать.
— Облом, — сказала мне Эля. — Я и не знала, что у нее есть кавалер. Надо было пораньше прийти, тогда застали бы ее.
Я промолчал, и у меня не было уверенности, что, если бы мы пришли пораньше, Юля предпочла бы красавчику на белой «Ауди» жалкого уродца с бритой башкой.
Потом Эля отозвала в сторону одну из девчонок, они стали разговаривать, а я остался с двумя девчонками, которые продолжали курить и лихо плевать на пол, и только хотел заговорить с ними, как вдруг услышал какие-то хлопки и потрескивание. Сперва я и не понял, что это такое, но одна из девчонок смущенно посмотрела на меня и сказала второй девчонке:
— Свет, дура ты, что ли, совсем?
Света, забравшись на заборчик веранды, сидела, широко раздвинув ноги в черных шортах, и мне были видны ее загорелые ляжки, и она, сплюнув на пол, невозмутимо ответила:
— Чего дура-то? Держать в себе вредно, — и я снова услышал продолжительное потрескивание.
— Как старуха столетняя, — сердито сказала ей подруга. — Опозоришься с тобой вечно, — и она ушла к Эле.
Света, спрыгнув с заборчика, посмотрела на меня с любопытством, но смущения на ее лице я не увидел.
— Чего такого-то? — сказала она мне. — Все этим занимаются, а держать в себе — вредно.
— Да, все занимаются, — подтвердил я, — но, честно говоря, впервые довелось услышать это из… от молодой и хорошенькой девушки.
— У меня парень этим только и занимается. Перданет сроду при всех, а потом говорит: «Свет, прекращай?» От этого дурня и научилась.
Подошла Эля с девчонками и, беря меня за руку, сказала Свете:
— Вот иди и перди на пару со своим Вовкой?
Девчонки засмеялись. Света, у которой жениха-пердуна звали Вовкой, громче всех. Деревянный пол веранды был весь заплеван и усыпан окурками. В воздухе растворялся выпущенный задницей Светы углекислый газ. День был солнечный.
* *
Дальнейшие поиски претенденток немного затянулись, потому что оставленный возле дома третьей претендентки катафалк был заставлен со всех сторон легковыми автомобилями и автобусами, на боках которых было написано: «Ритуальные услуги». Толпился народ, у женщин на головах были черные платки, у мужчин — белые повязки на руках, из подъезда четверо мужиков вытащили красный гроб и поставили его на две табуретки. У мертвеца, мужчины с желтым лицом, на лбу лежала бумажка с молитвой: «Господи, спаси. Господи, сохрани и научи меня оправданиям Твоим». Какая-то облезлая кошка залезла под гроб и стала умываться. Две женщины в черных платках тихо плакали, и было ясно, что делают они это из приличия, а сами только рады, что этот человек лежит в гробу, потому что, скорее всего, он был алкаш и, напившись, гонял по дому этих тихо плачущих женщин — жену и взрослую дочь. В душе все только радовались, что избавились от него.
Женщина с полиэтиленовым мешком на голове торчала в форточке на втором этаже, видимо, не зная, что смотреть в окно на покойника — плохая примета. Мы с Элей стояли в стороне, возле ее катафалка, и смотрели, как две женщины в черных платках тихо плачут из приличия.
Потом к гробу пробралась какая-то шебутная старуха в резиновых сапогах и стала громко кричать:
— Все мясо с мертвеца съели, один скелет остался! Одни кости остались! Сожрали, как звери. Не стыдно хоронить его так-то? Вас бы на его место!
— Эта старуха сумасшедшая, — сказала мне Эля. — И сын у нее сумасшедший, и муж сумасшедший. Вся семейка сумасшедшая. Все они по очереди в психушке лежат. Сейчас она дома, а сын и муж — на лечении.
Старуху почему-то никто не догадался прогнать. Похоронной музыки не было, прощальных речей — тоже. Все это заменяли громкие выкрикивания сумасшедшей старухи.
— Нажрались, да? Сытые морды! Полезайте в гроб, говорю вам! Нет у вас стыда, нет! Деньги у вас есть и больше вам ничего не надо! А ему? Что ему теперь надо? Все мясо сожрали!
Старуха, распаленная собственными выкриками, принялась тыкать пальцем в желтое лицо мертвеца, и лишь после этого какие-то мужчины увели ее. Уходить она не хотела и крепко ухватилась двумя руками за гроб, который пошатнулся и чуть было не свалился с табуреток. Старуху оторвали от гроба, и когда потащили прочь, она лягала мужчин, осыпая проклятьями, и один резиновый сапог слетел у нее с ноги и угодил прямо в облезлую кошку, которая умывалась под гробом. Кошка распушила хвост и бросилась в кусты перед домом, а сапог подняли и унесли за старухой.
Потом гроб запихали в один из автобусов и процессия отправилась на кладбище. Мы сели в свой катафалк и отправились к следующей претендентке.
* * *
Претендентке номер пять я не понравился, потому что она тут же принялась презрительно фыркать и в мою сторону даже смотреть не желала. Мне она тоже не понравилась. Возле носа у нее росла огромная бородавка, а большие, выпученные глаза делали ее похожей на полудохлую рыбу.
Претендентка номер шесть была беременной, с огромным животом, и выяснилось, что Эля не видела ее около года и она успела за это время выйти замуж, развестись, как Ирина, и теперь собиралась стать матерью-одиночкой.
— У меня будет девочка, — радостно сообщила она нам. — Ультразвуковое обследование это показало. Я назову ее Ниной. Скоро у меня будет Ниночка, моя дочурка, — саму беременную претендентку звали Олей.
Да, забыл сказать, претендентка номер четыре лежала в больнице с сифилисом, и об этом нам по секрету сообщила ее подружка, которая встретилась нам возле подъезда претендентки.
Претендентка номер семь отказалась знакомиться самым категорическим образом, заявив, что у нее начались месячные и мать к тому же не отпустит ее сегодня с ночевой. Мы ретировались, хотя у меня и в мыслях не было приглашать ее куда-то с ночевкой, а ее месячные мне вообще были до лампочки.
Претендентки номер восемь и номер девять уехали отдыхать в какой-то подмосковный санаторий и должны были вернуться приблизительно через недельку. Претендентка номер десять, бывшая Элина одноклассница, прихорашивалась перед зеркалом, давила прыщи, дожидаясь своего нового парня, с которым познакомилась несколько дней назад, и тогда Эля попросила ее показать школьные фотографии, чтобы я мог кого-нибудь выбрать. И на одной фотографии мне очень понравилась одна девочка, на левой щеке у нее была родинка, а сама она мило улыбалась застенчивой улыбкой, но когда я сказал подружкам, чтобы они познакомили меня с ней, они переглянулись, а Эля сказала:
— Она умерла, еще в девятом классе. У нее было белокровие, и незадолго до ее смерти мы всем классом навещали ее в онкологическом диспансере, и она лежача в палате очень грустная, а потом спустилась с нами на улицу, чтобы проводить. Мы принесли ей целый пакет фруктов, а через несколько дней она умерла. Очень симпатичная девочка была, все парни в нашем классе по ней сохли. Парень, который с ней дружил, был старше ее на четыре года, наглотался таблеток, жить не хотел, когда она умерла, но его откачали. Потом он уехал с родителями в другой город…
— Противно и глупо умереть от таблеток, — почему-то сказал я.
— А как не глупо и приятно? — спросила претендентка номер десять.
— Выстрелить себе в рот из револьвера. Чтобы мозги повисли на кафеле…
Когда Эля собралась отвезти меня к претендентке номер одиннадцать, я сказал ей:
— Слушай, может, хватит? Уже вечер.
— Хватит? — изумилась Эля. — Тебе сейчас позарез нужна женщина, с которой ты забудешь свою кикимору.
— Давай отложим это, — предложил я. — Или лучше знаешь что… У тебя есть друг?
— Нет, — сказала Эля. — Если я правильно поняла, ты имеешь в виду близкого друга? Нет, сейчас у меня нет парня.
— Ну вот. Может быть, я лучше попытаюсь забыть ее с тобой? Если ты, конечно, не возражаешь.
Эля не возражала, и я был рад, что оказался избавлен от дальнейшей канители с поиском претенденток. К тому же Эля понравилась мне больше других. По крайней мере, она не пукала в моем присутствии и не пыталась вытряхнуть скелет из моего шкафа при помощи дурацких тестов.
Мы поехали в дежурную больницу на Ботевградской улице разыскивать Михаила, моего приятеля.
 | Георгий Котлов. Несколько мертвецов и молоко для Роберта |