Непримиримые противники — князь Данилов и командир французского спецназа Луи Каранелли — вступают в очередную схватку в лесу под селом Красное, возле странного дерева со светящимся стволом, и теряют сознание. Данилов приходит в себя в госпитале в июне 1941 года, в неразберихе первых дней войны. Его и Каранелли сотрудник НКВД решает отправить в Москву. Но грузовик попадает под атаку немецкого танкового корпуса. Каранелли обезоруживает конвоиров и выносит контуженого Данилова из грузовика. Вскоре, разобравшись в ситуации, Данилов и Каранелли начинают свою войну с фашизмом. Маленький партизанский отряд настолько досаждает немцам, что против него брошены немалые силы во главе с присланным специалистом из Берлина…
Отрывок из книги:
Немцы не появлялись все эти дни. Ударные дивизии Гудериана ушли на Смоленск, где и завязли, не в состоянии форсировать Днепр. Тыловые части только подтягивались, и им пока было не до мелких сел, расположенных в стороне от основных дорог.
Маленькая деревушка, почти заползшая в лес, стояла в середине проселочной дороги, идущей от Красного к Днепру, и носила забавное название — Бежели. Всего десяток изб. Крайняя, покосившийся забор которой отхватывал несколько метров у елового леса, иногда использовалась для ночлега офицерами. В избе жила старуха, если пятидесятишестилетнюю Клавдию Ивановну можно считать таковой, и ее пятнадцатилетняя внучка Нина — худая смешливая девчонка с большими голубыми глазами. Офицеры ночевали в стогу около самого забора. Прямо из него можно незаметно уползти в молодой ельник. Именно это обстоятельство больше всего нравилось Каранелли. Недалеко находилась большая поляна, где обычно оставляли лошадей. Дальше, приблизительно в километре, располагался большой тайник, в котором ничего, кроме железа, взятого с МТС, не было.
Утром большой, крытый брезентом грузовик в сопровождении двух мотоциклов, поднимая пыль, въехал в деревеньку со стороны Красного. Полтора десятка солдат выпрыгнули из кузова, и по команде вылезшего из кабины лейтенанта разбились на группы. Быстро и организованно они шли по дворам, осматривая подворья, избы, постройки. Ничего опасного фашисты не обнаружили и, настороженные сначала, быстро расслабились. Громкие гортанные крики, резкий смех понеслись над деревней.
Приезд немцев, разумеется, не застал маленький отряд врасплох. К тому моменту, когда четверо солдат вошли во двор Клавдии Ивановны, офицеры уже наблюдали за ними из ельника.
Крик хозяйки дома раздался неожиданно, но очень быстро оборвался. Получив удар в грудь тяжелым прикладом винтовки, Клавдия Ивановна упала с крыльца, потеряв сознание. Четверо здоровых немцев волокли яростно и молча сопротивляющуюся Нину к стогу. Она закричала, только когда начали рвать одежду, но ей быстро заткнули рот подолом платья.
Каранелли жестко сжал локоть Данилова, пальцы которого уже нащупали наган.
— Хочешь, чтобы и эту деревню сожгли? — тихо, на ухо, выдохнул француз. — Они свое получат, потерпи.
Лемешев вел себя абсолютно спокойно, даже не пытаясь схватиться за оружие. Только маленькая капля крови выступила на закушенной губе.
Команда лейтенанта, продублированная унтер-офицерами, пролетела над дворами. Немцы, подхватив валяющееся оружие, поспешили на улицу. Один из них, тот, которому не хватило времени, злобно пнул тяжелым сапогом по ребрам Нину, лежащую тряпичной куклой на разворошенном сене. Затрещали мотоциклы, взревел двигатель грузовика.
— За мной! — скомандовал Каранелли, устремляясь к лошадям.
Они скакали по едва заметным тропинкам. Лемешев, обычно не такой искусный в управлении лошадью, как его товарищи, на сей раз не отставал. Каранелли спешил напрямую, через лес перехватить немцев, делающих крюк по дороге.
Место для атаки француз выбрал идеально. Едущий в полусотне метров позади грузовика мотоцикл исчез из поля зрения сидящих в кузове солдат буквально на секунды, когда изгиб дороги увел машину за кусты можжевельника. Этого хватило, чтобы вылетевший из перелеска за спиной мотоциклистов Данилов выплеснул всю накопленную ненависть в два точных удара шашкой.
Дальнейшим действиям атакующих могла бы позавидовать любая, самая сыгранная команда. Лемешев спрыгнул с лошади и, вскочив в седло мотоцикла вместо свалившегося фашиста, затормозил. Каранелли вытащил труп второго, срывая с него окровавленную накидку.
— Князь! Лесом! — отрывисто скомандовал француз, протягивая автомат немца. Это чуть не стоило ему жизни, но кто мог знать? Мгновенно он накинул на себя накидку, надел очки и каску, прыгнул в коляску. Начал отворачивать защитные колпачки на гранатах, лежащих на дне. Чуть позже Лемешев, одетый, как и Каранелли, запрыгнул за руль.
— Подъезжай вплотную и тормози! Я гранату тебе прямо в руку подам.
Данилов привязал лошадей товарищей и снова поскакал через кусты. Мотоцикл рванулся вперед, набирая скорость.
Небольшая задержка не насторожила солдат в кузове. А рассмотреть сидящих в седле и коляске мешала пыль, поднимаемая колесами грузовика. Гранаты одна за другой глухо стукнули о дно кузова. Нападавшие слетели с мотоцикла, залегая в кюветы, — каждый со своей стороны дороги.
Секунды тянулись медленно, грузовик отползал черепашьим шагом. Трое солдат, видевшие влетающие гранаты, мгновенно выпрыгнули из кузова. Лемешеву мешал мотоцикл, а Каранелли пустил по ним длинную нерасчетливую очередь. Двоих он уложил на месте, а третий, которому пуля чиркнула по плечу, успел соскользнуть в придорожную канаву.
Гранаты взорвались еще через секунду-полторы. Никого живых в кузове не осталось. Осколок, пробив передний борт и кабину, насмерть поразил водителя, а лейтенанту повезло. Оглушенный, но не раненый, он вывалился на обочину дороги. Мотор заглох.
Воспользовавшись преимуществом внезапности, товарищи нанесли немцам серьезный ущерб. К сожалению, не решающий. Удача, она ведь тоже не беспредельна, а потому продолжение боя выглядело для нападавших довольно безрадостно. Каранелли лежал в кювете с пустым шмайссером. Метрах в пятнадцати в том же кювете уже пришел в себя солдат, который, выпрыгивая из грузовика и падая в кювет, умудрился не выпустить из рук винтовку. Еще дальше на обочине лежал лейтенант, уже доставший парабеллум. Мотоцикл, ехавший впереди, сразу после взрыва гранат развернулся, и пулемет начал подслеповато искать цель. Изгиб дороги был таков, что грузовик не закрывал ни лежащего в другом кювете Лемешева, ни второй мотоцикл, стоящий в еще не осевшей пыли.
Впрочем, козырей в этом поединке у новоявленных партизан хватало. Данилов со шмайссером, магазин которого полон под завязку, рано или поздно должен был выйти на ударную позицию. Немецкие каски на головах Лемешева и Каранелли — мотоциклисты не могли быть уверены, что это не их товарищи. Потому самым опасным оставался солдат с винтовкой, точно знавший, где находятся нападающие.
— Ты его видишь? — закричал Олег. — Немца видишь? Можешь пристрелить?
— Патронов нет!
— Черт! Отползай! Назад! Лови парабеллум!
Но пистолет, упавший рядом с Луи, словно исчез. Француз лихорадочно шарил в траве, но не мог нащупать оружие. Пришедший в себя немец взял винтовку наизготовку и передернул затвор. Ситуация для Каранелли стала совсем тяжелой. Совершенно прямой в этой части дороги кювет и небольшое расстояние давали серьезные основания считать, что немец не промахнется.
Лемешев, услышав щелчок затвора, понял, что пора рисковать. Приподнявшись, он сделал энергичный жест, указывая мотоциклистам в сторону солдата, которого они не могли видеть из-за грузовика. Как бы обозначая противника.
Несколькими очередями он заставил вжаться в землю немца, чем воспользовался Каранелли, мгновенно скользнувший в кустарник на границе леса. При этом его заметили мотоциклисты, и пулемет ударил вслед.
Луи ушел из кювета, где был обречен, но легче не стало. Во-первых, неизвестно, был ли он вообще жив, уж очень плотно обстреляли кусты немцы, а во-вторых, теперь и положение Лемешева стало критическим. Пока еще самые опасные — мотоциклисты — принимали его за своего, но это не могло продолжаться бесконечно. И патронов в магазине осталось не больше десяти.
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы наконец не появился Данилов. Он вылетел на дорогу за спиной мотоциклистов. Но окончание боя явно не складывалось. Хотя последние дни Николай не раз брал в руки шмайссер, потренироваться в стрельбе не давало отсутствие патронов. Потому в ответственный момент Данилов предпочел проверенный наган, несмотря на то что в барабане имелось всего три патрона. Автомат, чтобы тот не мешал, он повесил за спину.
Наверное, все везение партизаны израсходовали в начале. Данилов, конечно, не промахнулся, стреляя с тридцати метров, но злую шутку сыграл жизненный опыт. Чтобы наверняка, он выстрелил в голову сидевшему в коляске немцу и лишь потом сообразил, что это самое защищенное место. Голова фрица качнулась, но, тем не менее, фашист остался живым и вполне боеспособным. Николаю пришлось стрелять снова. На этот раз пулеметчик безвольно осел.
В эту секунду лейтенант, лежащий на обочине не привлекая внимания, вступил в бой. В точности стрельбы он уступал Данилову, но удача оказалась на его стороне. Пуля попала в голову лошади, и она рухнула, подминая Николая, нога которого запуталась в стремени.
Развернувшийся мотоциклист осторожно двинулся к тому месту, где упала лошадь. Он держал руль левой рукой, выставив вперед автомат. Тщательно прицелившись, Олег скосил его длинной очередью.
Теперь картина схватки выглядела еще хуже. Данилов лежал на дороге с придавленной ногой. Автомат за спиной, сильно ударивший по позвоночнику при падении, цеплялся ремнем за одежду, и никак не удавалось его достать. Наган с последним патроном вылетел из руки и валялся в стороне. Лошадь закрывала обзор, и Николай довольно смутно представлял, где кто находится. Каранелли без оружия прятался в кустах. Лемешев лежал в кювете, сжимая в руках уже пустой шмайссер. Внутри этого вытянутого треугольника находились два вооруженных немца, напуганные, но готовые сражаться до конца.
— Сокол! Что с патронами?
— Пусто!
— Тогда будешь отвлекать! По команде!
Кричать приходилось во весь голос. Олег изготовился.
— Сокол! Вперед!
Лемешев вскочил во весь рост, стараясь разглядеть немца в кювете. Второй не был ему виден из-за грузовика.
Солдат, естественно, находился на месте и быстро начал поворачивать винтовку в сторону майора. Олег стремительно рухнул и отполз метра на три в сторону. Быстро поднял каску, надетую на ствол шмайссера. Немец не попался на уловку — выстрела не последовало. Лемешев снова поднялся, рискуя нарваться на пулю, только на долю секунды, меньшую, чем необходимо, чтобы довернуть ствол винтовки. Краем глаза он увидел, как вылетел из-за куста Каранелли, и, вновь упав в кювет, вслепую, по высокой траектории кинул в немца каску, чтобы выиграть еще мгновение для француза.
Лейтенант, на глазах которого исполнял свой маневр Каранелли, успел дважды выстрелить, пока Луи, распластавшись в прыжке, не грохнулся на солдата.
Немецкий офицер был опытным бойцом, сразу догадавшимся о причине перехода нападавших к рукопашному бою. Вскочив, он стремительно помчался туда, где Каранелли, лежа, чтобы не попасть под выстрелы, никак не мог успокоить солдата.
Лемешев тоже выбрался из кювета и подскочил к мотоциклу. Лейтенанта он увидел, когда того перестал закрывать борт грузовика, метрах в пятнадцати от себя. Дальнейшее он запомнил очень четко, потому что вдруг начало казаться, что время замедлило бег. Медленно, очень медленно Олег сделал шаг, намереваясь упасть плашмя на коляску, чтобы дотянуться до пулемета. Так же неторопливо поднимал пистолет лейтенант, но в уверенном движении руки майор отчетливо читал, что офицер все понял и намерен пристрелить Лемешева на коляске мотоцикла. В последнюю долю секунды, уже отчетливо видя зрачок пистолета, Олег, изменив направление прыжка, рухнул под коляску. Пуля свистнула над головой, возвращая времени привычную скорость.
Встать! Встать! Встать! Отвлекать, не дать немцу подойти вплотную к французу! Олег снова приподнялся, чтобы офицер увидел его, и сразу же упал в другую сторону, за двигатель мотоцикла. Вспомнил, как кидал каску, взял шмайссер за ствол возле мушки. Приподнял голову на несколько сантиметров над передним седлом размашистым движением, как биту на соревнованиях по городкам, метнул автомат, одновременно опуская голову. Кисть обожгло, пуля содрала кожу.
Скользнув за коляску, Лемешев высунулся на этот раз сбоку, из-за колеса. Лейтенант падал, заваливаясь на спину. Из уха торчал штык, который Каранелли вынул из руки немецкого солдата, убитого им мощным ударом в сонную артерию.
Почти сразу после того, как Луи закончил бой броском штыка в голову лейтенанта, Лемешев попытался сказать, что он думает о своих действиях во время схватки.
— Потом! — остановил его Каранелли. — Вечером будет, о чем поговорить. А сейчас много дел.
Данилова с трудом вытащили из-под лошади. Спина, ушибленная автоматом, сильно болела. Почти всю работу пришлось делать без него. Николай лежал в кювете, наблюдая за большим открытым участком проселочной дороги. Но на ней никто так и не появился.
Оружия и патронов набили полную коляску. Каранелли снял несколько немецких мундиров и сапог с трупов. Всех убитых немцев стащили к грузовику. Рядом поставили мотоцикл, предварительно сняв пулемет. Другой заправили под завязку, а остатками бензина полили трупы немцев.
Гигантский костер вспыхнул сразу, поднимая черный столб дыма, но и это никого не волновало — мало ли пожарищ на войне?
Мотоцикл с оружием и амуницией отогнали километров на восемь и замаскировали в лесу. Потом отправились на базу, намереваясь отсидеться там. Конечно, немцы бросятся искать пропавший взвод, а обнаружив, что он уничтожен, начнут искать тех, кто это сделал. Каранелли же был уверен, что сил, направленных на поиски взвода, не будет хватать на прочесывание всего лесного массива. А потому надеялся, что ни базу, ни мотоцикл с оружием, укрытый обрывками брезента и заваленный ветками, найти не удастся.
Прежде чем отправиться в лагерь, вернулись в Бежели, где Лемешев, после переговоров с местными бабами, привел новую лошадь, взамен убитой под Даниловым. Но все равно до лагеря добрались нескоро — передвигались медленно, Каранелли и Лемешев по очереди шли пешком, поскольку нового коня нагрузили оружием. Даже в седле Данилов держался с трудом. Когда лошадей расседлали на большой поляне, которую уже присмотрели для выпаса, Лемешев подумал, что придется оставить здесь часть оружия, которое несли на базу. Но к его удивлению, Николай повесил на себя три шмайссера, рассовал по карманам с десяток магазинов и взял в руки большую коробку с пулеметной лентой.
Наступил вечер. Решили сначала приготовить ужин и провести ревизию оружия. На четыре автомата — один остался в мотоцикле — четырнадцать полных магазинов, целое богатство. К пулемету около тысячи патронов. Две винтовки, одна из которых, к радости Каранелли, оказалась с оптическим прицелом, двенадцать гранат, ножи. А пистолет только один — тот, что был у лейтенанта. Другой, который Лемешев кидал французу, не нашли. Да и не искали сильно, других дел хватало. Предметом особой радости стала карта. Отличная немецкая карта с детальным отображением местности.
Но, несмотря на успешное завершение боя, чувство неудовлетворенности, досады за совершенные ошибки, не покидало товарищей. И поздним вечером, после ужина, Каранелли начал неприятный, но столь необходимый разговор.
— Сегодняшний бой — это победа удачливых идиотов над невезучим противником. Мы израсходовали свое везение на год вперед!
Каранелли говорил резко, взволнованно, что вызывало удивление. Целый день командир сдерживался, но сейчас дал волю чувствам.
— Удача не может преследовать нас бесконечно, когда-нибудь она отвернется. И тогда понадобится мастерство, которого у нас кот наплакал.
— Прости, Артист! — Лемешев понимал, что перебивать командира нехорошо, но почувствовал, как необходимо его вмешательство. — Мы сегодня победили двадцать немцев. Не простых бюргеров — двадцать отлично обученных солдат. Вооруженных значительно лучше нас. И как бы нам не везло — одной удачей это объяснить трудно.
— Мы совершили ошибки, каждая из которых могла стоить жизни.
— Да. Но мы их исправили. Значит, имели на них право. Каждый имеет право на ошибки. Но только те, которые в состоянии исправить сам. Не так ли, Артист?
— Так, наверное, — Луи как-то сник.
— Я ведь к чему это говорю. Ты же собрался объявить, что командир у нас плохой, давайте другого назначим.
Каранелли ошарашенно смотрел на Олега.
— А как ты догадался?
— Меня учили. Это наука называется психология. Так вот, напрасно, Артист! Ты просто блестящий командир. Мгновенно придумал, как подъехать вплотную к грузовику. Справился с последними фрицами голыми руками. Понимаешь? А ты про ошибки свои! А мы что? Лучше? Почему я не сунул запасной магазин в карман? Почему опытный драгун Данилов не смог выдернуть ногу из стремени? И знаешь, дивизионный генерал Каранелли, давай лучше ошибки изучим, чтобы не повторять. А кто командир, а кто не очень, больше обсуждать не будем. Не возражаешь, Князь?
— Из нас троих мое слово самое маленькое, тем более, сегодня. Но если кому интересно — я свое мнение менять не намерен.
И тяжелый разговор превратился в обычный. Главный вывод — нужно иметь больше навыков в обращении с оружием. Лучше его понимать. Ну и конечно, учиться друг у друга.
Уже около полуночи Лемешев пошел ставить на тропинку сигнальную веревочку с привязанными мисками и ложками.
— Послушай, Коля, — негромко проговорил Луи, — у тебя ведь спина почти не болит?
— Нет. Совсем уже не чувствую боли. Так, немного чешется.
— Еще полдня тому назад ты упал с лошади, под спину попал автомат. Чудо, что ты совсем не сломал позвоночник. Лемешеву неделю назад по спине прикладом врезали — он до сих пор морщится, когда неудачно повернется. А у тебя только немного чешется. Покажи, где тебя ножом ударили.
Данилов закатал рукав. Над локтем в свете костра удалось рассмотреть тоненькую полоску более светлой кожи.
— Прошла всего неделя. Где ты слышал о ножевых ранения, которые заживают за неделю так, что трудно найти шрам? Ты руки Олега видел? Кисти до сих пор струпьями покрыты. И сегодняшняя царапина у него за неделю не заживет. Что-то с нами не так. Я ведь еще раз ошибся сегодня. Тот немец, что дольше всех продержался, — очень хорошим солдатом оказался. Он штык вынул из ножен и рядом в траву положил. Винтовку он повернуть не успел, но лезвие между ребер чуть не загнал. Я едва успел удар блокировать, но бок он мне сильно поцарапал. Смотри!
Каранелли одним движением задрал обе рубахи верхнюю и исподнюю. Ниже подмышки сантиметров на пятнадцать шел длинный косой багровый шрам. Но сказать, что он получен двенадцать часов назад, язык не поворачивался. Рана не сочилась кровью, рубец сухой, запекшаяся короста, казалось, уже готова отвалиться.
— Что же ты молчал?! Надо было промыть, перевязать.
— Сначала недосуг было, а потом, когда руки дошли, показалось, что уже ничего и не нужно. И кажется мне, Коля, что, когда мы на сто тридцать лет вперед прыгали, с нами еще что-то произошло.
— Знаешь, Луи, я уже не вижу причины удивляться. Раз через время перепрыгнуть смогли, то почему бы и ранам не начать быстро заживать.
 | Владимир Куницын. Личный враг князя Данилова |