Городская клиническая больница Москвы имеет свои тайны. Особенно ее гинекологическое отделение, где волею случая встречаются четыре женщины, каждая со своей непростой историей. Но главная загадка – сложный диагноз, который может решить судьбу целой семьи. Кто угадает, а кто совершит медицинскую ошибку?Перед вами диагностический триллер, не уступающий по напряженности самым популярным медицинским бестселлерам.
Отрывок из книги:
Из малой операционной Абрам Семенович вышел в отличном расположении духа. Довольно потирая руки, он прошествовал мимо поста и даже игриво подмигнул притихшей Ласточкиной:
– А вечер-то обещает быть томным, верно, Настенька?
– Я Наденька, – робко поправила доктора девушка.
– Это не столь важно. – Абраша машинально коснулся рукой нагрудного кармана халата, где уютно свернулись три пятитысячные купюры, и удовлетворенно хмыкнул. – Значит так, Наденька, я сейчас в буфет, потом быстренько пробегусь по палатам. Кстати, у нас там есть кто тяжелый?
– Да, в шестую только что новенькая поступила, Фомина Олеся Константиновна. Двадцать восемь лет, три месяца назад перенесла лапаротомию, резекция правого яичника после разрыва эндометриоидной кисты.
– Стоп, – Абраша задумчиво прищурился, – что-то фамилия смутно знакомая…
– Так это вы же ее и оперировали, я старую историю нашла.
– А сейчас с ней что?
– Сильные боли внизу живота.
– Ладно, посмотрю. Еще кто есть?
– Ульяна Михайловна просила Астахову проведать из восьмой.
– Эту психическую? – хмыкнул Абраша. – Хорошо, гляну. А ты имей в виду: к десяти девочки подтянутся, и я тебя умоляю, милочка, будь добра, не смотри на них, как Ленин на буржуазию, они этого не любят. Просто проводи к малой операционной и вызови меня, все поняла?
– Поняла, Абрам Семенович, сделаю.
– Вот и умница. – Абраша бросил быстрый взгляд на часы и прытко засеменил в сторону буфета. – Как говорится, война войной, а ужин строго по расписанию.
Из глубокого сна Ульяну вывел резкий звонок мобильного. Не открывая глаз, она нащупала на тумбочке ненавистную трубку.
– Алло, – сонно прошелестела Уля, – ну кто там, говорите…
– Я так и знал, разбудил! – В телефоне послышался виноватый голос Стаса Макеева.
– Ну раз знал, зачем звонил-то? – резонно поинтересовалась Ульяна, вглядываясь заспанными глазами в светящийся циферблат будильника. – Я весь вечер в больнице проторчала, всего пару часов и поспала.
– Прости бога ради, все, спи!
– Ну уж нет, теперь у меня весь сон как рукой сняло, давай рассказывай, чего хотел. – Ульяна включила ночник, уселась поудобнее и приготовилась слушать.
Честно говоря, она рассчитывала, что Стас будет говорить ей какую-нибудь романтическую чепуху – например, что он думал о ней весь день, смертельно соскучился и ждет не дождется их завтрашней встречи, однако услышанное подействовало на Ульяну лучше холодного душа.
– Видишь ли, какое дело… – нерешительно начал Макеев, – тут Абраша твою пациентку в срочном порядке к операции готовит.
– Что?! – Окончательно проснувшись, Ульяна аж подскочила на кровати. – Какую пациентку? Зачем?
– Астахову.
– Ксюшу? С какой это стати? Кто распорядился?
– Точно не знаю, но Люся сказала, что это личная инициатива Либермана.
– Хана девчонке! – выдохнула Ульяна и, вскочив с кровати, принялась яростно натягивать на себя разбросанные по всей комнате вещи, – отрежет все на фиг, церемониться не станет! Я ведь Абрашу знаю как облупленного! Он ярый противник консервативного лечения! – Ульяна просунула голову в узкий ворот водолазки и запрыгала на одной ноге, натягивая джинсы.
Воспользовавшись паузой, Макеев робко встрял в эмоциональный монолог Караваевой:
– Уленька, а тебе не кажется, что ты слегка преувеличиваешь и делаешь из нашего в общем-то безобидного Абрама Семеновича какого-то кровожадного монстра? А вдруг у Астаховой и правда плохи дела и Абраша почувствовал неладное?
– Да запах денег он почувствовал, неужели не понятно? – зло бросила Ульяна, роясь в сумочке в поисках ключей. – Черт, и почему они пропадают в самый неподходящий момент? Стас, я буду минут через тридцать, и это в лучшем случае, поэтому мне нужна твоя помощь.
– Не, Уль, не сейчас. – Макеев уже сто раз пожалел, что проявил инициативу и позвонил этой сумасшедшей Караваевой, ведь знал: ничего хорошего от звонка не будет. Вот дернул же черт… – Мне пациентку пора готовить. Прости, что зря взбаламутил.
– Погоди, Стас, никого готовить не надо. – Уля бросила сумку и стала методично осматривать все поверхности в доме, выясняя, куда она могла зашвырнуть ключи. – Ты должен остановить Либермана. Заставь его дождаться моего приезда. Пойми, у Ксюши случай особенный, я должна обязательно поговорить с ним.
– Нет, Уль, мы так не договаривались. – На другом конце провода Макеев недовольно поморщился, он терпеть не мог любые конфликты, особенно если они не затрагивали его интересы. – Я тебя предупредил, дальше сама разбирайся! – и, не дожидаясь ответа, Стас дал отбой.
Телефон Абраши находился вне зоны действия сети, зато на посту трубку сняли мгновенно.
– Надя? Это Караваева, что там с Астаховой из восьмой палаты?
– К операции готовим, Ульяна Михайловна.
– Какие показания?
– Вроде острый живот, – нерешительно промямлила Ласточкина, – но вы лучше у Абрама Семенович спросите, это он распорядился.
– Ясно! Срочно найди его и позови к телефону.
– Прямо сейчас не могу, у него выскабливание… внеплановое. – Ласточкина произнесла последнее слово столь многозначительным тоном, что Ульяна все сразу поняла.
– Вторая партия жриц любви пожаловала! – не удержалась от колкости Караваева. – У Абрама Семеновича сегодня настоящий субботник! Где уж тут к телефону подойти. Хотя, может, оно и к лучшему. Слушай меня внимательно, Наденька…
Дав ценные указания нерадивой медсестре, Ульяна на ходу накинула плащ, в кармане которого обнаружились злополучные ключи, сунула ноги в первые попавшиеся туфли и стремглав вылетела из квартиры. «Если повезет и поймаю машину у подъезда, то должна успеть, – думала она, с силой вдавливая в стену ни в чем не повинную кнопку лифта. – Ночами Абраша обычно нетороплив, наверняка между операциями захочет передохнуть, выпить чашечку кофе, выкурить сигарету… Только бы повезло, только бы повезло…»
Однако в этот вечер удача была не на стороне Ульяны Михайловны. Уже на первом этаже она обнаружила, что забыла дома кошелек. Ворча и ругаясь, Уля вернулась в квартиру, снова провозилась с ключами, подождала лифт, а тем временем драгоценные секунды, от которых зависело будущее Ксении Астаховой, пропадали даром. Выскочив из подъезда, она решила наверстать упущенное, но оступилась, упала и больно ударилась о мостовую.
– Ну все, теперь точно дороги не будет. – Потирая ушибленное место, Ульяна с тоской огляделась вокруг.
Как и следовало ожидать, машин на горизонте не наблюдалось, хотя обычно водители-частники любили парковаться в их тихом квартале, автобусы в ночное время ходили редко, а желающих добраться с ветерком до ближайшей станции метро было хоть отбавляй. Слегка прихрамывая на ушибленную ногу и не переставая ругать себя за неуклюжесть, Ульяна побрела в сторону проспекта Андропова. Изредка мимо нее проносились спешащие куда-то машины, но ни одна из них даже не сбавила скорость возле одиноко голосующей женщины. «Ничего, – ободряла себя Уля-оптимистка, – еще две тысячи ведер и золотой ключик у нас в кармане, мне бы только до проспекта добраться, а там желающих принять мои денежки будет хоть отбавляй. Ну да, – тут же вторила ей Ульяна-пессимистка, – пока ты своим черепашьим шагом добредешь до больницы, сторонник радикальных методов Абраша лишит несчастную девчонку единственного и возможно вполне здорового яичника, а потом еще денег слупит с родственников за спасение, так сказать, молодой жизни… И все это будет на твоей совести, нет, не на Абрашиной, у него ее просто нет, забыли наделить при рождении, зато тебе отвалили за двоих…»
Услышав сзади приближающийся шум мотора, Ульяна, не оборачиваясь, подняла левую руку, по правде говоря, не ожидая никакого результата, но вместо обычного шелеста пролетающих мимо шин вдруг услышала резкий визг тормозов.
– Добрый вечер, дарагая. – Мужчина средних лет с характерным южным акцентом и колоритной внешностью лесного разбойника высунулся из окна раздолбанной вишневой «четверки». – Куда поедем?
– М-м-м, – промычала Ульяна, лихорадочно подбирая в уме слова для вежливого отказа – злить сына гор сейчас было не в ее интересах. – Спасибо, – наконец вяло промямлила она, – я передумала, пешочком пройдусь!
– Э! – Кавказец раздраженно взмахнул огромной ручищей. – Не выдумывай, садись давай! Виданное ли дело приличной женщине по темным улицам шарахаться, еще ограбит кто. Да не бойся ты, – видимо, заметив Улин затравленный взгляд, добавил он. – Гиви не маньяк и не разбойник, просто деньги очень нужны, вот и таксую ночами.
«А, была не была! – решила Уля, залезая на заднее сиденье обшарпанного, пропахшего бензином салона. – В конце концов, выбора у меня все равно нет, авось пронесет». – Коломенский переулок, дом четыре, – громко и четко произнесла она, глядя в зеркало заднего вида, в котором отражалась довольная физиономия лесного разбойника. – Городская клиническая больница, знаете?
– Найдем! – И как истинный джигит, Гиви рванул с места, выжав на старте максимальные шестьдесят километров в час.
Ульяна тут же полезла за мобильным, надеясь перехватить Абрашу между операциями. Однако в кармане телефона не оказалось, не было его и в сумочке, содержимое которой Уля в сердцах вытряхнула прямо на пыльное, закапанное чем-то липким сиденье «четверки».
– Растяпа, курица безмозглая! Лучше бы ты голову свою дома забыла, – зло проворчала она себе под нос. – И что это за день такой, сплошное невезение!
Но вдруг в голову ей пришла гениальная идея:
– Товарищ водитель, простите за беспокойство, вы не могли бы дать мне свой сотовый? – Ульяна не сводила глаз с зеркала, в котором отразилось удивленное лицо Гиви. – Видите ли, я врач, – принялась торопливо объяснять она, – в данный момент решается судьба молодой девушки, от этого звонка зависит ее будущее, умоляю, всего на два слова, если надо, я заплачу!
– Э! Прекрати! Какие деньги, что, Гиви зверь, что ли?! – Остановившись на светофоре, водитель полез в нагрудный карман куртки и извлек на свет старенький, потертый мобильный. – Звони сколько хочешь, доктору не жалко! Вот только зарядки мало, – извиняющимся тоном добавил он, – дочка, понимаешь, повадилась в игрушки играть.
– Ничего, надеюсь, мне хватит. – Схватив мобильный, Уля не впервые возблагодарила Бога за свою феноменальную память – стоило ей пару раз набрать номер, как он отпечатывался в ее мозгу навечно, поэтому она, помимо своей воли, помнила телефоны всех школьных и институтских подруг, бывших ухажеров и коллег по отделению.
Номер Либермана отозвался долгими, протяжными гудками. Уля не сдавалась до последнего, но когда металлический голос сообщил для непонятливых, что абонент не отвечает, набрала пост.
– Алло, Надя, это Караваева, где Абрам Семенович?
– Вот жалость-то какая, Ульяна Михайловна, чуть-чуть вы опоздали, – защебетала Ласточкина, – минут пять назад в отделении был, а сейчас ушел.
– Куда ушел?
– Мыться, наверное, Астахову-то уже увезли. Вы позвоните ему на мобильный, может, еще поймаете по дороге.
Мгновенно дав отбой, Ульяна нажала на повтор номера Либермана. «Абрашенька, миленький, ответь, – шептала она в трубку как заклинание, – ну что тебе стоит…»
И словно вняв ее горячим мольбам, в трубке что-то щелкнуло и оттуда послышалось хрипловатое Абрашино «Алло».
– Абрам Семенович! Это Уля, Ульяна Михайловна, у вас там на столе моя пациентка… – но договорить Ульяна не успела, словно извиняясь, телефон жалобно пискнул и отключился, зарядка была исчерпана полностью…
Гнев, разочарование и невероятная жалость к себе и к бедной Ксюше Астаховой навалились на Ульяну одновременно.
– Все бессмысленно, – глядя в окно, бормотала она, – все усилия напрасны, я не успела, не смогла…
– Кто сказал, что не успела! – прорычал Гиви, внимательно наблюдавший за всем происходящим в зеркало заднего вида. – Почему так быстро сдаешься?! Ты доктор или кто? Впереди у нас еще один светофор, – он ткнул пальцем куда-то в темную даль лобового стекла, – потом поворот, и мы на Каширке, а там поднажмем и пулей долетим до больницы. Не волнуйся, спасешь свою девочку, это тебе Гиви говорит!
Однако пулей долететь им, к сожалению, не удалось. Видимо, кто-то наверху решил, что Ульяна еще не исчерпала до дна свою чашу невезения. На светофоре красный свет никак не хотел меняться на зеленый, а скучающий на посту гаишник вдруг проявил бдительность и тормознул не в меру разогнавшегося водителя «четверки». Тем временем драгоценные минутки бежали, капали, сочились, как морской песок сквозь пальцы. Когда же до заветной цели оставалось не больше двухсот метров, автомобиль неожиданно вздрогнул и встал как вкопанный.
– Что случилось? – Ульяна нервно заерзала на заднем сиденье. – Почему мы стоим и откуда в ночное время здесь столько машин?
– Все, приехали! – Гиви со злостью ударил кулаком по рулю, «четверка» тут же отозвалась обиженным воем. – Впереди авария, менты дорогу перекрыли.
– Так давайте развернемся, я знаю, как проехать в объезд.
– Не могу, дарагая, не обижайся! – Было видно, что Гиви искренне расстроен. – Тут двойная сплошная, глазом моргнуть не успею, как окажусь без прав!
– Что же делать? – растерянно прошептала Уля. – Мы же совсем рядом…
– Что делать, что делать! Пешком бежать! – Гиви решительно распахнул заднюю дверь и практически вытолкнул свою беспокойную пассажирку из машины.
И Ульяна побежала, забыв о детском страхе темноты и присущем ей, впрочем, как и многим женщинам, топографическом кретинизме. Она неслась через темные дворы и безлюдные подворотни, через заброшенную стройку и пустынную в этот час площадку для выгула собак, она выбирала самую короткую дорогу, невзирая на грязь, ямы и буераки, спотыкаясь на кочках и отважно шлепая по невысохшим от вчерашнего дождя лужам. Уля напрочь забыла об ушибленной ноге и дорогих, купленных на квартальную премию модельных туфлях, в голове билась одна-единственная мысль: «Только бы не опоздать, только бы не опоздать…»
Наконец заветная цель стала близка, еще один рывок – вниз на первый этаж, потом бегом по длинному пустынному коридору, поворот налево, и вот впереди он, операционный блок. Ульяне оставалось сделать всего десять шагов, уже отчетливо читалась до боли знакомая табличка «Посторонним вход воспрещен», но в этот момент двери широко распахнулись, выпуская из зловещего чрева оперблока каталку, на которой, в чем доктор Караваева ничуть не сомневалась, лежала еще не отошедшая от наркоза Ксения Астахова. Вслед за санитаром неторопливо шествовал Абрам Семенович Либерман. На его лице, что весьма удивило Ульяну, не было обычной маски самодовольства, оно скорее выражало смесь гордости и легкого недоумения.
– Похоже, я реально спас девчонке жизнь, – в упор глядя на Караваеву, проговорил Абраша, а потом тихо, так, чтобы никто из окружающих не услышал, добавил: – Потрясающее чувство – в кои-то веки оказаться правым.
* * *
Пятничная конференция обещала быть жаркой. Во-первых, Борис Францевич Нейман, не будучи по натуре самодуром, искренне считал, что персоналу время от времени необходимо устраивать небольшие встряски. Называл он эту процедуру «разбором полетов» и проводил ее обычно по пятницам. Длилась «пятиминутка» не менее получаса. Почему Нейман выбрал для головомойки именно этот день, точно никто не знал. Одни считали, что «папа» так снимает стресс после тяжелой трудовой недели, другие (более лояльные к начальству) – что он делает это с прицелом на выходные, дабы в его отсутствие взбодренные нагоняем сотрудники зорко следили за больными, а не резались в преферанс и не гоняли чаи в ординаторских. Во-вторых, все с нетерпением ждали доклада ночного дежуранта, Абрама Семеновича Либермана, который, по слухам, вчера экстренно прооперировал рак яичника у пациентки самой Караваевой. Несмотря на то что его смена уже закончилась, Абраша не мог пропустить своего триумфа и, сияя, словно начищенный самовар, сидел в первом ряду в небольшом конференц-зале, где обычно проводились такие собрания. В самом же дальнем углу, отгородившись от всех толстенной историей болезни, примостилась невыспавшаяся и злая на весь свет Ульяна Михайловна Караваева.
– Уль, ты чего помятая такая? – Отыскав подругу глазами, на соседнее кресло плюхнулась Галина. – Диван-то вроде в ординаторской неплох, или ты весь остаток ночи себя поедом ела?
– А что еще мне оставалось делать?! – честно призналась Ульяна. – Если бы не Абраша, я своим консервативным лечением Астахову в могилу бы свела, и ведь заметь, исключительно из благих соображений. Жалко мне, видите ли, стало молодую девчонку последнего яичника лишать, тоже мне, мать Тереза, профессионалка хренова! Нет, не зря «папа» говорит, что излишняя жалость погубит мою карьеру!
– Прекращай-ка стенания, Ульяна! – строго скомандовала Галка. – Ночь пострадала и будет. Мы ведь не боги, а живые люди и тоже имеем право на ошибку. Главное, что все удачно закончилось. Да и чего ты вообще так убивалась по поводу этой Астаховой? Ведь судя по карте, она у нас дама рожавшая, а значит, хотя бы один ребеночек в наличии имеется.
– В том-то и дело… – наклонившись вплотную к уху подруги, прошептала Уля, – с ребеночком там какая-то темная история.
– Помер, что ли?
– Не знаю, но я случайно слышала, как «папа»…
Договорить Ульяна не успела. Дверь резко распахнулась, в конференц-зал царственной походкой вплыл Борис Францевич Нейман, и пятничная экзекуция началась. Чужие доклады и нравоучения «папы» Караваева слушала вполуха, все это было переговорено тысячи раз, и она могла легко занять место любого оратора, но когда дело дошло до отчета ночного дежуранта, Ульяна напряглась и подалась вперед. Абрам Семенович неторопливо поднялся со своего места и, мило улыбнувшись присутствующим, приготовился к долгому обстоятельному рассказу. Однако насладиться триумфом в полной мере Абраше не удалось, он едва успел дойти до момента постановки страшного диагноза, как был прерван «папой»:
– Ладно, герой, с этим случаем и так все понятно, спасли девчонку от верной смерти, честь вам и хвала! Но у меня к вам другой вопрос образовался. – Нейман нацепил на массивный нос изящные очки в золотой оправе и, покопавшись в бумагах, достал чью-то историю болезни.
По голосу завотделением все собравшиеся мгновенно поняли, что чествование героя отменяется и оваций не будет. Понял это и сам доктор Либерман. Улыбка мгновенно слетела с Абрашиного лица, он стоял сам не свой, неловко переминаясь с ноги на ногу и мысленно проклиная тот миг, когда в его невыспавшуюся голову пришла бредовая идея остаться на пятничную «пятиминутку».
– Имя Олеси Константиновны Фоминой вам о чем-нибудь говорит? – сдвинув очки на нос и в упор глядя на Абрашу, поинтересовался Нейман.
– Да, говорит, – неуверенно кивнул Либерман, – несколько месяцев назад она поступила к нам по «скорой» с разрывом эндометриоидной кисты. Ей была проведена экстренная лапаротомия, резекция правого яичника.
– Проведена кем – вами? – «Папин» тон не предвещал ничего хорошего.
– Да, это было мое дежурство.
– Так какого же черта вы, опытный хирург с десятилетним стажем, пропустили наличие кисты на другом яичнике? Или недосуг было поглядеть?
– Ума не приложу, Борис Францевич, – залепетал Абраша. – Возможно, она была слишком мала…
– Мала?! – Завотделением метнул на Либермана презрительный взгляд. – Настолько мала, что спустя всего три месяца лопнула! Это вы, Абрам Семенович, подружкам своим рассказывайте. Да, кстати о подружках, – Нейман брезгливо поморщился, – зайдите ко мне после обхода, надо поговорить.
Опускаясь на свое место, Абраша со злостью подумал: «Все-таки сдали, гады, теперь о переводе в день можно забыть, старик злопамятный, отойдет не скоро, так и останусь до старости вечным дежурантом. Но кто же мог скрысятничать? Наденька? Нет, слишком глупа и труслива. Люся? Конечно, та еще стерва, но она же в доле, какой ей смысл резать курицу, несущую золотые яйца? Кто же тогда? – Либерман глубоко задумался, прокручивая в памяти последнее дежурство. – Стоп, вчера весь вечер в отделении крутился Макеев, именно он давал наркоз Астаховой и мог столкнуться на этаже с девочками. Ему-то мои делишки по барабану, у самого рыльце в пушку, а вот подружке своей принципиальной капнуть мог, просто так, ради красного словца – знаешь, мол, Уленька, кого наш Либерман ночами в отделение водит?! А уж эта сучка тут же к Нейману побежала, небось не терпелось поквитаться со мной за Астахову! Точно она, больше некому!» – У Абраши в мозгу наконец-то сложилась вся картинка, и он аж затрясся от ненависти к Караваевой, которую и раньше недолюбливал за педантизм и вечные придирки.
Тем временем пятничная экзекуция подходила к концу, все указания были розданы, нагоняи получены, виновные наказаны, можно было со спокойным сердцем начинать утренний обход. Борис Францевич стряхнул с себя официальную серьезность, удовлетворенно кивнул и, обведя подчиненных веселым взглядом, с улыбкой произнес:
– А в общем и целом, уважаемые коллеги, дела у нас в отделении идут неплохо, так что не теряйте времени даром, пациенты ждут. Всем удачного рабочего дня!
Стулья тут же задвигались, сотрудники загудели и стайками потянулись к выходу. Первыми конференц-зал покинули резвые интерны, за ними, шепчась и хихикая, засеменили медсестры, и только потом важно и неторопливо к дверям направились врачи.
– Вот в этом весь «папа», – выбираясь из своего угла, шепнула на ухо подруге Галка, – как всегда непредсказуем и противоречив! Скажи, классно он этого жулика обломал? Абраша небось уже губы раскатал, думал, ему завотделением дифирамбы петь начнет, медальку на шею повесит и в день переведет, а не тут-то было, получил только новую порцию позора да пинок под зад. Так ему и надо, крохобору бессовестному!
Ульяна собралась было возразить подруге и встать на защиту несчастного Абрама Семеновича (ну кто из нас не без греха?), но не успела, потому что многочисленная свита Неймана во главе с самим заведующим отделением уже давно была готова к утреннему обходу, ждали только доктора Караваеву.
 | Юлия Арапова, Ольга Разумная. Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю |