Последнее признание самого известного психопата Америки.
В долине Сан-Хоакин в Калифорнии, примерно на полпути между Бейкерсфилдом и Фресно, на окраине кишащего мухами, продутого ветром, пропитанного вонью, страдающего от жажды города Коркоран, находится состоящий из приземистых зданий обширный комплекс Коркоранской государственной тюрьмы, где досиживает свое пожизненное заключение Чарли Мэнсон — предполагаемый организатор положивших конец эпохи мира и любви убийств Тейт-Лабьянка в 1969 году. Он только что вошел в комнату для свиданий. Разумеется, он выглядит не так, как прежде: на нем нет куртки с бахромой из оленьей кожи, шейного платка и яркого лоскутного пончо, которое ему сшили его девушки, пропали изящная козлиная бородка и безумные распутинские глаза. Чарли семьдесят девять лет. Он старый человек с красивыми седыми волосами, но плохим слухом, плохими легкими и попорченными тюремными условиями зубами. Он ходит с тростью и теперь поднимает ее, чтобы поприветствовать своих посетителей; в их числе — стройная темноволосая женщина, которую он называет Звезда. «Звезда! — говорит он. — Она не женщина. Она звезда в Млечном Пути!»
Он идет к ней, раскрывая объятья и улыбаясь, она плавно дрейфует в его сторону.
Два охранника, вооруженные перцовыми аэрозолями и дубинками, следят за парой с возвышения в центре комнаты. Звезде двадцать пять лет, она родом из городка на реке Миссисипи, получила баптистское воспитание, любит порядок и опрятность, одевается со вкусом и не лишена чувства юмора. Чарли же, вероятно, самый известный получивший тюремный срок убийца всех времен. Его называли дьяволом за то, что он сумел побудить своих друзей совершить ради него жестокое преступление. Он провел в тюрьме последние сорок четыре года; в целом почти шестьдесят лет его жизни прошли в заключении. Другими словами, свободным человеком он был меньше двадцати лет. Он никогда не выйдет на свободу.
Звезда, в свою очередь, живет в Коркоране в течение последних семи лет, она приехала сюда, когда ей было девятнадцать. Ее привлекла не преступная репутация Чарли, а его экологическая доктрина, известная как ATWA (Air, Trees, Water and Animals — «Воздух, деревья, вода и животные»). Она осталась здесь, чтобы стать его самым ярым защитником, запускать веб-сайты, призывающие дать Чарли еще один шанс (mansondirect.com, atwaearth.com, страницы в Фейсбуке и Тумблере), и приходить к нему на свидания каждую субботу и воскресенье, проводя с ним до пяти часов в день, при условии что он в этот момент не в одиночке или не находится под действием других ограничений. «Да, конечно, люди могут думать, что я сумасшедшая, — часто говорит она. — Но они просто не знают. Это то, что мне нужно. Это то, для чего я появилась на свет».
Правила посещения позволяют им поцелуй в начале и в конце каждого визита. Они делают это сейчас, кратко и буднично, а потом садятся друг напротив друга за столом. Первое, что вы замечаете в Мэнсоне, это знак «X», который он вырезал на лбу во время суда, в знак протеста против того, как с ним обходился закон, акт, который вскоре был скопирован его товарищами на скамье подсудимых — а спустя все эти годы также девушкой, которая сидит напротив него. Вторая вещь — то, насколько опрятно он выглядит. Несмотря на возраст, в его облике нет характерных примет старика: нет волос в ушах и носу, в уголках рта не собирается слизь, а на его голубой тюремной рубашке нет ни одной складки и ни единого пятнышка. Он выглядит отлично. Третья вещь — то, как тихо он говорит, совершенно иначе, чем в телевизионных интервью 80-х и 90-х, когда он, например, рявкнул на Дайану Сойер, щеголявшую черной водолазкой и красивыми серьгами: «Я гангстер, женщина. Я беру деньги!»
Чарли смотрит на меня, и прежде чем я успеваю понять, что происходит, он протягивает руку и касается пальцем кончика моего носа — стремительно, так лягушки хватают насекомое языком.
Он наклоняется вперед. Я чувствую ухом его дыхание.
«Я всех трогал за нос, парень, — говорит он спокойно. — Нет никого, кого я бы не мог потрогать за нос». Он наклоняется вбок и продолжает: «Я знаю, о чем ты думаешь. Просто расслабься». Чуть позже он добавляет: «Если я могу прикоснуться к тебе, я могу тебя убить».
Он кладет ладонь мне на предплечье и начинает поглаживать его. Час спустя мы говорим о сексе на ранчо в старые добрые времена, о том, на что это было похоже: несколько девушек, зависавших там, плюс несколько парней, групповой секс. «Это все было так, — говорит он, снова положив ладонь на мою руку и проведя ей до сгиба локтя, а затем обратно вниз. — Вот как это было. Мы все на это соглашались. Нельзя было сказать «нет». Если я веду ладонью вверх, ты должен пойти со мной. Каждый мог быть с тем, с кем хотел». Я киваю, потому что на мгновение, когда я чувствовал его ладонь, скользившую вверх по моей коже, я понял, как это было. Это приятное ощущение. Ты испытываешь сильное желание пойти с человеком, который это делает, даже если это Чарли Мэнсон и даже если ты понимаешь, что раз он дотрагивается до меня, то он может меня убить, что, вероятно, было точно так же и тогда.
Между тем Звезда устраивает нам скромный обед: конфеты, тыквенный пирог, картофельные чипсы, кукурузные чипсы, клубничное песочное печенье, печенье с арахисовым маслом. Чарли выбирает конфету и запивает ее содовой. Так теперь проходят его дни. Так они будут идти до самого конца.
То, что большинство людей знают о Мэн-соне, так или иначе восходит к 600-страничному отчету прокурора Винсента Бульози. Изданный в виде книги «Helter Skelter» в 1974 году, он разошелся тиражом более 7 миллионов экземпляров — самая популярная книга о настоящем преступлении за время существования печатной индустрии. Это было страшное, пугающее для истеблишмента чтение, когда книга была впервые опубликована, и сегодня она воспринимается точно так же.
Бульози представил все таким образом: 21 марта 1967 года, отбыв шесть лет за нарушение условий досрочного освобождения после тюремного срока за подделку чека на 37 долларов, мелкий, но профессиональный преступник Чарльз Миллз Мэнсон, которому тогда было тридцать два года, вышел в вибрировавший от мира и любви Сан-Франциско. На дворе стояло Лето любви. Он никогда такого раньше не видел: свободная любовь, бесплатная еда, все обнимаются, много марихуаны, кислоты, девушек, очень много девушек, многие из которых были потерянными девушками, искавшими кого-то, кто скажет им, что их нашли. Чарли был тем, кто был им нужен. Он играл на гитаре, обладал очарованием бывшего заключенного и умел гнать красивые метафизические телеги про освобождение. Девушки стекались к нему: первой была библиотекарь Мэри Бреннер, за которой последовала похожая на эльфа Линетт Фромм, вскоре получившая прозвище Визгля, сексуально озабоченная Сьюзан Аткинс и менеджер траст-фонда Сандра Гуд. Это было началом того, что прокурор позднее назвал «Семьей». Также это было началом конца для Мэнсона.
Через какое-то время они все перебрались в Лос-Анджелес. Больше всего, по словам Бульози, Мэнсон мечтал о рок-карьере. Он подружился с Дэннисом Уилсоном из The Beach Boys, думавшим, что у Чарли есть потенциал, и авторитетным продюсером Терри Мельчером. Он быстро завязывал знакомства. Все со всеми спали. Все веселились и любили друг друга. Все действительно было так, за исключением того, что, как позже свидетельствовали некоторые девушки, Чарли поколачивал одну из них. Они жили на ранчо «Спан», где когда-то снимались голливудские вестерны и где Чарли сообщил, что он, возможно, Иисус — все остальные начали относиться к нему соответственно, из-за чего сформировалось распространенное убеждение, что он имел какое-то супер-пупер-гипнотическое воздействие на людей. Некоторое время все шло хорошо. Дети, у которых никогда не было настоящего дома, получили его. Трудно было найти где-то еще столько улыбающихся лиц. Но в 1969 году что-то изменилось. The Beatles недавно выпустили «Белый альбом», и Мэнсон начал испытывать своего рода одержимость «Helter Skelter». Он прозрел в ней предвестие апокалиптической войны между черными и белыми, в ходе которой он со своими последователями будет жить в пустыне, под землей, в волшебной стране молочных рек и кисельных берегов, после чего выигравшие войну чернокожие придут просить его стать их лидером, потому что будут неспособны сами управлять собой.
По мнению Бульози, Мэнсон устал ждать, когда война наконец начнется, и 9 августа 1969 года решил придать ей начальный импульс, отправив бывшего школьника-спортсмена Текса Уотсона, бывшую студентку католического колледжа Патрицию Кренвинкель, бывшую церковную хористку Сьюзан Аткинс и нового члена Семьи Линду Касабиан в дом на Сьело-драйв в Лос-Анджелесе, где жили какие-то богатые люди — и который когда-то снимал Мельчер, — с указанием «уничтожить всех, кого вы там найдете, как можно более жестоким способом». Они должны были оставить «ведьминские» знаки и предзнаменования, чтобы сделать случившееся похожим на вылазку «Черных пантер». Отказаться было нельзя. Во всяком случае, никто не попытался.
«Я дьявол, и я пришел, чтобы сделать дьяволово дело», — объявил Уотсон, входя в дом. Примерно 25 минут и 102 ножевых ранения спустя все было кончено — по крайней мере, на тот вечер.
В числе зарезанных были 26-летняя беременная актриса Шэрон Тейт, жена режиссера Романа Полански, работавший на знаменитостей 35-летний парикмахер Джей Себринг, 32-летний сценарист Войтек Фриковский и 25-летняя наследница кофейного состояния Эбигейл Фолгер. На следующую ночь убийцы снова совершили вылазку, снова под руководством Чарли, взяв в свои ряды королеву школьного бала Лесли Ван Хаутен. Они добавили в свой послужной список еще 67 ножевых ранений, убив, казалось бы, случайную пару: 44-летнего владельца сети продуктовых магазинов Лено Лабьянку и его жену, 38-летнюю Розмари. В обоих случаях они оставили послания вроде «Свинья» и «Смерть свиньям», написав их кровью на стенах, на двери и на холодильнике.
В 1971 году все обвиняемые были признаны виновными и приговорены к смертной казни, которая была заменена на пожизненное заключение, когда смертная казнь была на время отменена. Аткинс умерла от рака четыре года назад, в возрасте шестидесяти одного года. Кренвинкель, которой сейчас шестьдесят пять лет, и 64-летняя Ван Хаутен находятся в Калифорнийском исправительном заведении для женщин в городе Чино, где они были примерными заключенными и продолжают надеяться на досрочное освобождение. 67-летний Уотсон отбывает срок в государственной тюрьме Мьюл-Крик в Ионе, Калифорния. Он сознался в совершении всех убийств и заявил, что девушки наносили жертвам удары в основном уже после того, как те были мертвы. Все они отказались от Мэнсона. А Бульози, которому сейчас семьдесят девять лет, после продолжительной карьеры прокурора и автора бестселлеров, теперь проводит большую часть времени в своем доме в Калифорнии, сражаясь с раком и время от времени давая интервью.
«В мире есть тысячи злобных, закоренелых преступников, и мы видели более жестокие убийства, чем те, что произошли тогда, но почему мы все еще говорим о Чарльзе Мэнсоне? — задается вопросом Бульози. — У него было качество, которое бывает у одного человека из тысячи. Аура. В 60-х молодые люди называли это «вайб». Куда бы он ни пошел, ребята стекались к нему. Это ненормально. Я имею в виду, я не мог никого упросить сходить в местную Daily Queen и купить мне молочный коктейль, понимаете? Но этот парень, я не знаю, что он такое. Откуда мне знать, черт возьми?»
Откуда кому угодно это знать? Это необъяснимо, и никто никогда по-настоящему не узнает и не поймет, почему, когда Мэнсон положил ладонь мне на предплечье, мне было так хорошо — не пассивно хорошо, а активно хорошо: мне хотелось попросить его оставить ее там, оставить еще ненадолго. Это харизма. И эта харизма в сочетании с тем, как он ее использовал, за последние сорок четыре года сделали ее масс-медийным символом зла; в этом качестве он уступает только Гитлеру. В 1970 году этот журнал опубликовал первый исчерпывающий материал о Мэнсоне и его последователях, 22-страничный текст под названием «Невероятная история самого опасного человека на земле», где автор отказался от огульного осуждения и позволил Мэнсону подробно изложить свою позицию. После этого книги и журналистские статьи потекли бурным потоком, не ослабевшим до сих пор. Сам Мэнсон, однако, редко соглашается в этом участвовать, и наша беседа была первым крупным интервью, которое он дал за последние двадцать лет.
Я впервые поговорил со Звездой в сентябре 2012 года, а затем, два месяца спустя, в первый раз побеседовал с Мэнсоном по телефону. Поначалу он относился ко мне очень подозрительно, иногда наполовину соглашаясь дать интервью, а затем неожиданно говоря «нет» и порицая меня за то, что я марионетка средств массовой информации. «Ты очень далек от меня, парень, — сказал он однажды. — Я иду на контакт с такими людьми, как ты, только когда собираюсь их ограбить. Ты холуй, дружище. А я не говорю с холуями». Когда я приехал к Звезде в сентябре прошлого года, Чарли в очередной раз дал понять, что не будет со мной разговаривать. Однако в последний момент он передумал и после предварительной беседы попросил меня вернуться на следующий день.
На протяжении многих лет лицо и имя Мэнсона не покидали воображения широкой публики вне зависимости от того, что говорил и делал он сам. Вы можете найти его глаза — черные дыры на футболках и в повторах серии «Южного Парка» под названием «Счастливого Рождества, Чарли Мэнсон!». Он послужил вдохновением для оперы и мюзикла. Глубокие мыслители также сказали свое слово. В 2010 году богослов Дэвид Р. Уильямс написал: «Мы, как коллективная культура, посмотрели в глаза Мэнсону и увидели в этих темных провалах то, чего мы больше всего страшимся в самих себе: призрак того, что может произойти, если зайти слишком далеко. Он был диким зверем в пустыне, тенью в ночном лесу, чудовищем, которое, как считалось, скрывается в Terra Incognita за краями карты». Проблема в том, что, как тот самый таящийся зверь, он всегда здесь, всегда с нами.
И вот, Чарли сидит в тюрьме, где провел столько лет, и говорит то же самое, что он, по сути, говорил с самого начала. Он не говорил Тексу идти и убивать («Я не побуждал никого ничего сделать»), он невиновен («Я никогда никого не убивал!»), не было никакой Семьи («Бульози все это придумал!»), он не был лидером («Дружок, мы все были абсолютно свободны. Я не был ничьим боссом!»), «Helter Skelter» был не тем, чем Бульози ее считал («Приятель, это же полная бессмыслица!»), ему незаконно отказали в праве быть собственным адвокатом в ходе судебного разбирательства («Я хотел использовать свои права!»), а правительство должно ему 50 миллионов «и Херст-Касл — за сорок пять лет всей этой ерунды», и ничего из этого в любом случае не важно, учитывая то, что мы делаем с нашим воздухом, нашими деревьями, нашей водой и нашими животными — «что одно уже достаточная причина для того, что случилось с Тейт и Лабьянка», независимо от того, участвовал он в этом или нет.
«Послушай, на самом деле все устроено так, — говорит он. — Вы берете ребенка и» — здесь он говорит нечто по-настоящему ужасное, вы даже не могли предположить, что это можно сделать с ребенком, еще более ужасное, чем все, что вы можете вообразить — «и он умирает», после чего он говорит нечто столь же ужасное. Затем он продолжает: «Я знаю, о чем ты думаешь. Я вижу, как твой мозг дребезжит и бьется в черепной коробке. Но что случается, когда этот ребенок умирает?» Он вдыхает и выдыхает, вдыхает и выдыхает. «Собака бы так сделала: убила бы, чтобы сделать еще один вдох. Так разве было неправильно сделать это с теми людьми?» В такие моменты вы понимаете, что тюрьма — единственное подходящее для него место и что, даст Бог, его ладонь больше никогда не коснется вашей кожи.
Посещение Чарли всегда выматывает Звезду, и она старается не разгоняться, преодолевая две мили, которые отделяют двери тюрьмы от ее собственной двери. Раньше она приходила к Чарли с высоким, тощим, жутким на вид 64-летним мужчиной по прозвищу Серый Волк — одним из последователей Мэнсона со времен ранчо «Спан», вырезавшем «X» на своем лбу в то же время, когда это сделала Звезда, — но в начале этого года он был арестован за попытку пронести Чарли мобильный телефон, и лишился прав на посещения, ограничив круг общения Чарли в выходные этой худой, почти невесомой девушкой.
История того, как она сюда попала, звучит так же, как история девочек с ранчо. Звезда выросла на реке Миссисипи, недалеко от Сент-Луиса, смотрела «Я люблю Люси» и воспитывалась глубоко религиозными родителями, которые не любили всех ее друзей. «Они думали, что я превращаюсь в хиппи, — говорит она. — Я курила траву, ела грибы, не хотела ходить в церковь каждое воскресенье и выходить замуж за проповедника. Они баптисты и видели меня женой пастора». Чтобы держать ее подальше от неприятностей, они запирали ее в комнате, где она провела немалую часть своего свободного времени в школьные годы. Так же как и Чарли, она научилась справляться с одиночным заключением. «С тех пор как я привыкла к одиночеству, я никогда не была одинока». Затем однажды друг дал ей листок бумаги, на котором были напечатаны высказывания Чарли Мэнсона по поводу окружающей среды. Она никогда не слышали о Мэнсоне, но ей понравилось то, что он говорил — «Воздух — это Бог, потому что без воздуха нас не существует», — и она начала писать ему письма. Когда их переписка стала более активной, она начала откладывать, накопила 2 тысячи долларов, работая на кухне в доме престарелых, и в 2007 году засунула в рюкзак столько своих вещей, сколько туда влезло, и села на поезд в Коркоран. Вскоре Чарли прозвал ее Звездой, точно так же как он когда-то дал имена Визгле (Красная) и Сэнди (Синяя).
У нее небольшая, не слишком хорошо освещенная и недорого обставленная квартира. В спальне слишком большой бардак, чтобы она позволила мне туда заглянуть. В углу стоят гитара и скрипичный футляр. Телевизора нет. На одной из стен большая черно-белая фотография Чарли на ранчо. На нем потрепанная скошенная набок федора, на руке ворона — парень из диких мест, который умеет приручать птиц. («Мы стали дорожными псами и побежал вместе,— говорит он. — Я не дал ей имени. Это была просто ворона». Другие говорили, что он называл птицу Дьявол.) На соседнем столе компьютер, за которым Звезда проводит большую часть времени, пытаясь реабилитировать образ Чарли в глазах общественности. Ее особенно раздражает давнее поверье, что в Чарли 152 сантиметра роста, — она говорит, что он по крайней мере на восемь сантиметров выше, и считает, что Бульози намеренно опубликовал эту ложь в «Helter Skelter», чтобы еще больше принизить образ Мэнсона. Он невысокий, но все-таки не настолько.
Иногда Чарли кажется одиноким («Звезда, Звезда, никто не приходит ко мне, кроме Звезды»). Иногда он хвалит Нила Янга за то, что тот когда-то сказал, что музыкальный стиль Мэнсона был весьма неплох. «Он никогда меня не дурил, не пытался украсть мои идеи, как Заппа и прочие. Он прямодушный чувак».
Я меняю тему — как иногда приходится делать, разговаривая с ним, прямо, без вежливых оборотов, — и говорю, что обжегся ядовитым плющом. Он очевидно рад моим словам и увещевает меня пойти промыть мои волдыри яблочным уксусом. «У меня был грибок на ногах, и я попробовал все, но ничего не получалось, пока Звезда не послала мне этот уксус. Это просто какое-то чудо, приятель!»
Он начинает из-за чего-то раздражаться и кричит: «Я вне закона, я гангстер, я бунтарь, я головорез, и я никогда не делаю предупредительных выстрелов», что всегда заставляет меня улыбаться, потому что довольно комично говорить так о самом себе.
Можно не хотеть ничего знать о его сексуальной жизни, но он все равно о ней расскажет. «Ты думаешь, я слишком стар, чтобы дрочить. Ты думаешь: «Он слишком стар, чтобы трахать свою подушку». Но это не так. Я по-прежнему дружу со своим лысым. Я остаюсь собой».
Он все еще испытывает подлинную ярость в отношении Бульози. «Он знает, что я слишком глуп, чтобы ввязаться во что-то столь масштабное, как Helter Skelter. Так как же он умудряется верить в это все эти годы? Он заработал кучу денег, он выиграл дело. Он победитель! Он сделал это! Он гений! Он отнял у человека сорок пять лет жизни ради своей маленькой паршивой выгоды. И он собирается отправиться на тот свет с этим на своей совести? Неужели в нем вообще нет представления о чести?»
А потом он снова начнет говорить о том, что не испытывает никакого сострадания к жертвам, особенно к Шэрон Тейт. «Это голливудская актриса. Сколько людей она убила на экране? Неужели она была настолько красивой? Она скомпрометировала свое тело всем, что она сделала. И если она была такая красивая, что она делала в постели другого человека, когда все это случилось? Что это за дерьмо?»
Наконец он вынимает из кобуры старый, проверенный временем образ и заявляет: «Я думаю, ты не понимаешь всю серьезность ситуации, приятель. Как ты можешь брать интервью у Иисуса, когда Он умирает на кресте?» Или он говорит: «Не спрашивайте, почему они распяли Христа, лучше спросите, почему они распинают Христа». И если я издеваюсь над этим, он злится и говорит: «Когда ты встречаешься лицом к лицу со мной, ты один. И мне плевать, кто ты. Я уберу тебя. Я отправлю тебя в могилу. Что ты будешь делать с этим, попрыгунчик? Кто защищает тебя, крошка?»
Вот как он проводит свои дни. Так он будет проводить их до самого конца.
«Ну, мне надо идти, — говорит он. — Я позвоню тебе».
А потом нехотя он начинает говорить об убийствах — понемногу, не все сразу, но достаточно, чтобы на протяжении долгого времени, по мере того как месяцы мелькают в календаре и один год уступает эстафету другому, можно было собрать воедино какой-то скелет этой истории.
Вот более или менее полная версия происшедшего по Чарльзу Мэнсону, и это сильно отличается от изложения Бульози. У Текса Уотсона были проблемы с торговцем наркотиками по имени Бернард «Лотсапоппа» Кроу, и он позвал Чарли приехать помочь ему, что Чарли и сделал, выстрелив в Лотсапоппу. Он не убил его, но думал, что убил. Теперь Текс был у него в долгу, мужчина в долгу перед мужчиной. Затем его приятель-музыкант, его «брат», Бобби Босолей, также известный как Купидон, что-то не поделил с торговцем наркотиками по имени Гэри Хинман и тоже обратился к Мэнсону за помощью, которую тот предоставил, придя и порезав лицо Хинмана мечом, который всегда носил с собой. После этого он уехал, оставив Босолея с еще большей проблемой, чем раньше — что делать с Хинманом, который теперь мог пойти в полицию, что привело бы служителей закона на ранчо «Спан». Босолей не мог этого допустить, поэтому он убил Хинмана. Затем он был арестован. Потом кому-то на ранчо, Мэнсон не будет говорить кому («Я не стукач»), пришла в голову прекрасная мысль совершить несколько убийств, которые имели бы те же отличительные признаки, что и убийство Хинмана. Идея была в том, что, поскольку Босолей не мог быть в двух местах одновременно, он будет освобожден.
«Послушай, я спас Текса от проблемы, которая его мучила, так что когда у моего брата возникла проблема, я передал это дело Тексу. Он сказал: «Давайте вытащим брата из тюрьмы. Что мне делать?» Я сказал: «Не спрашивай меня. Я не хочу знать, приятель. Я знаю закон. Я всю свою жизнь придерживаюсь его. Делай все, что хочешь сделать». Я знал, что делал Текс. Я также знал, что это было не мое дело. Он говорит: «Я всех поубиваю!» Я говорю: «Не говори мне это дерьмо. Я не хочу знать!» Они говорят: «Окей, мы пойдем и убьем этих людей». Я говорю: «Ну что ж, удачи».
И тогда Текс и девушки отправились в путь и попали в дом на Сьело-драйв, который когда-то снимал Мельчер, несколько раз приходивший на ранчо. Он услышал музыку Мэнсона и, как кажется, решил, что его талант не достоин финансовой поддержки. Сам Мэнсон, впрочем, говорил всем, что подписание контракта было только делом времени.
«Да, это был дом Терри Мельчера, и он врал всем на ранчо, он сказал, что собирается сделать вещи, которые в итоге не сделал. Он разжег их надежды, понимаешь? Терри был избалованным крысенышем, у него было семь автомобилей, и ему было не о чем волноваться. Я обманул его в карточной игре и выиграл этот дом. Это была отчасти игра в карты, отчасти подстава, все такое, хе-хе. Но я выиграл этот дом. Он был мне должен. Так что Терри Мельчер был частью этого. Он сделал много чего, что не стоило делать. Но никто не был зол на Терри Мельчера. Не особо, во всяком случае. Он пришел кому-то на ум, и когда они были рядом, они увидели знакомое место и пошли туда. Так получилось, что Шэрон Тейт была там, вот и все. Текс сделал то, что должен был сделать. Хороший мальчик. Хороший солдат. Ему надо было дать Серебряную Звезду».
Правда ли, что Чарли пошел туда и попытался немного разгрести бардак, который они за собой оставили, как утверждается — правда, всегда без доказательств — в некоторых книгах?
«Ну, да, я должен был присмотреть за своими лошадками. Я забочусь о тех, кто заботится обо мне», — говорит он, хотя позже заявит, что оговорился: он не был в доме Тейт той ночью.
И следующей ночью, в доме Лабьянка?
«Да, я пошел к Лабьянка. Я пошел туда и увидел старика на диване, и сказал: «Эй, парень, я не знал, что ты здесь, прости. Когда я приходил сюда последний раз, здесь никого не было». Я приходил туда всякий раз, когда у Гарольда Тру, который жил по соседству, бывали вечеринки. Этот дом всегда был пустой. Это была большая спальня, куда все ходили, чтобы падать на девчонок. Я иногда зависал там на несколько часов, вот и все. Так или иначе, я обернулся, чтобы уйти. Текс был прямо позади меня. Это была его игра, а не моя».
Что ты сделал, перед тем как уйти? Правдали, как утверждает Текс, что ты связал Лабьянка и оставил их ему и девушкам?
«Нет, — говорит он тихо. — Черт, нет».
Столько смертей, столько насилия.
«Какого насилия?» — отзывается Чарли, повышая голос. Разговор переходит от ножей к огнестрельному оружию. «Что насильственного в том, чтобы нажать на спусковой крючок? В этом нет насилия. Просто перед тобой человек, ты двигаешь пальцем, и он умирает. Что в этом насильственного? Но позволь мне тебя спросить. Простишь ли ты меня когда-либо за то, что, как ты думаешь, я сделал? Подумай об этом. Не позволяй своему мозгу дряхлеть. Я никого не убивал. Так простишь ли ты меня за то, что,как ты думаешь, я сделал?»
«Это была коллективная идея, — говорит он в другой раз. — Это был срыв. Это был психический срыв, и ты хочешь меня в нем обвинить?» Возможно, рассказ о психическом срыве — это все, что Чарли хотел донести до присяжных. Он знал, что ему конец. Он понял это в ту минуту, когда увидел Аткинс с окровавленным ножом после первого убийства. Это было неизбежно, и, может быть, по-своему даже приятно, потому что перед ним открывалась дорога домой. «Переизбыток свободы вреден для души, — говорит он. — Я не должен был быть на свободе. Для меня все случилось слишком быстро».
Сегодня в комнате для свиданий коркоранской тюрьмы Звезда одета в платье миди с турецкими огурцами. Она выглядит очень красивой и очень счастливой, вытирая со стола бумажным полотенцем вонючее фиолетовое дезинфицирующее средство, которое здесь используется. Я рад, что Серый Волк потерял право приходить сюда. У него своего рода мания контроля: он пронзительно смотрел на Звезду своими большими запавшими глазами каждый раз, когда она говорила что-то, что ему не нравилось. Кроме того, я неуверен, что мне нравится быть с ними обоими одновременно. Они делают все, что Чарли им говорит, в том числе вырезают «X» у себя на лбу. «Чарли оказал нам честь этой просьбой порезать свои лбы, чтобы написать там «X» для ATWA», — написал Серый Волк в своем блоге, хотя как одно связано с другим, остается только догадываться. Однажды мы втроем пошли в секвойный лес и пришли к месту, где они вместе встали рядом с обрывом и манили меня подойти ближе, ближе—здесь вид гораздо лучше, а у меня в голове звучал голос Чарли: «Я уберу тебя. Отправлю тебя в могилу. Что ты будешь с этим делать, попрыгунчик?» И конечно, от меня не ускользнуло, насколько Звезда, хотя она существенно красивее, похожа на Сьюзен Аткинс, она же Сексуальная Сэйди, главную психопатку в мэнсоновской Семье. Во время суда она встала и сказала: «Шэрон Тейт продолжала просить и умолять, и умолять и просить, и я устала это слушать и ударила ее ножом... Как может быть неправильным то, что делается с любовью?» Говоря об убийствах, Звезда заявляет: «Шэрон Тейт не была киноди-вой. Даже сейчас мало кто слышал о ней, хотя ее якобы убил Чарли Мэнсон, самый знаменитый парень в мире. И это единственная причина, по которой хоть кто-то знает, кто она такая. Но на самом деле никто все равно не знает, кто она».
Однажды в воскресенье после свидания с Чарли мы заезжаем в Kings Drive-In, чтобы выпить по молочному коктейлю, а за тем едем в большой местный парк и находим скамейку. На улице прохладно, и Звезда обхватывает себя руками. Затем она поднимает голову и выдает свой главный секрет, она сама называет его «сенсацией»: «Скажу тебе сразу: мы с Чарли собираемся пожениться. Я не знаю, когда это произойдет. Но я отношусь к этому крайне серьезно. Чарли — мой муж. Чарли сказал мне рассказать тебе об этом. Мы еще никому об этом не говорили».
В каком-то смысле мне несложно это понять: я чувствовал его ладонь на моей коже, слышал, как он говорил, видел, что его тело может сказать гораздо больше, чем его слова. Это понятно. Но выйти за него замуж?
Ты будешь менять фамилию?
«Да, — говорит она. — Моим родителям Чарли нравится. Мы разговаривали, и они сказали: «Если Чарли выйдет, вы можете приехать жить с нами. Вы могли бы какое-то время пожить в подвале, а потом построить себе небольшой дом вниз по ручью».
Будут ли супружеские свидания?
«Нет, Калифорния больше не разрешает их для тех, кто получил пожизненное, — отвечает она. — Если бы это было возможно, мы бы уже были женаты. Знаешь, это единственное, чего я на самом деле хочу. Я просто хочу быть с ним одна. Я не хочу все время сидеть в этой комнате для свиданий с людьми, которые на меня пялятся. Но я могу видеть его только в этой комнате, с этими людьми. Это тяжело. Но знаешь, все меняется. Кто знает, что может случиться».
Новый день, новый звонок от Чарли.
«Звезда, Звезда, моя малышка, — говорит он. — Мы с ней начали все с нуля. Другие все это уже знают. Мне не нужно ничего говорить. Они сами делают все движения».
Другие — это Визгля и Сэнди?
«Да».
Это звучит не очень хорошо: кажется, что он расценивает Звезду как своего рода проект, как маленького ребенка, с которой он все начинает с нуля. Это звучит так, будто у него есть на нее планы. Практика показывает, что его планы обычно заканчиваются плохо.
А что насчет брака?
Он фыркает. «О, это, — говорит он. — Это просто фигня. Ты и сам понимаешь, приятель. Это мусор. Мы просто играем в это на потребу публике».
Я не слишком удивился, когда услышал это. Я много говорил с Мэнсоном, и я знаю, что это вполне в его духе. Искреннее участие в этом совсем не глупой Звезды делает ситуацию более удивительной, но даже в этом можно найти смысл, если понять, что она ребенок Чарли, а не его настоящая будущая жена, что она еще одна из его дочерей — так же, как Визгля и Сэнди в свое время, — и теперь она делает свои первые неловкие шаги, а он держит ее за руку и указывает путь. По крайней мере, так это выглядит в моем восприятии. Но мы все знаем, как устроено восприятие.
«Я всегда был честен с самим собой — настолько, насколько это возможно приданных обстоятельствах, — говорит позже Мэнсон. — Но я никогда никого не пропалю, даже себя самого, дружище, и поэтому я ни разу не рассказал никому, что на самом деле тогда случилось. И я не могу рассказать тебе сейчас. Это будет неправильно, если я тебе расскажу, потому что к утру все изменится. Все время меняется, дружище. Ум — это универсальная вещь. Чарльз Мэнсон и Бетховен, — добавляет он, перед тем как повесить трубку. — Просто одна маленькая мысль».
(с) Эрик Хедегард