четверг, 27 февраля 2014 г.

Хьелль Ола Даль. Человек в витрине

Убит пожилой владелец антикварного магазина Рейдар Фольке-Есперсен. Обнаженный труп выставлен на всеобщее обозрение в витрине магазина. На лбу и груди убитого нарисованы буквы, цифры и непонятные знаки. Подозреваемых немало: молодая вдова; сын, который терпеть не может свою мачеху; братья, которым не терпится продать магазин, и неизвестная красавица, фотографию которой находят в кабинете Фольке-Есперсена. Дело вести поручено инспектору Гунарстранне и его заместителю Фрёлику.

Отрывок из книги:

— Не переживай, мы обязательно присмотрим за Ингрид Есперсен, — сказал Гунарстранна и зевнул. — Обеспечим круглосуточное наблюдение… Другое дело — есть ли в этом смысл. Куда больше меня интересует магазин. Надо дать Карстену Есперсену опись товаров. Пусть проверит, не украдено ли что. — Гунарстранна потянулся и снова зевнул. — По-моему, о краже в данном случае речи нет. Единственный вор, на которого мы до сих пор наткнулись, — сам Карстен Есперсен. Он пытался вывезти со склада антикварный шкаф. Вероятнее всего, не поделил его с другими наследниками… — Инспектор подошел к письменному столу, выдвинул верхний ящик и достал оттуда свои дротики.

— Кого тебе дать? — оживился Фрёлик, перелистывая страницы перекидного календаря, между которыми лежали газетные вырезки. — Кого выбираешь? — Он начал перечислять: — Генеральный прокурор, министр юстиции, Памела Андерсон и прочие знаменитости…


— Нет ли у тебя супермодели, которая играет дьявола в фильме о привидениях?

— Нет. А что?

— Да так, ничего… Вчера смотрел один фильм, — буркнул Гунарстранна и спросил: — Кто там еще у тебя есть?

Фрёлик покачал головой:

— Остальных ты не знаешь. В основном участники телешоу «В субботу вечером»…

— Давай кого-нибудь из них, — распорядился Гунарстранна. Взяв вырезку, он пришпилил ее к доске на стене и отступил на пять шагов. — В нос! — сказал он, прицеливаясь. Дротик угодил знаменитости прямо в глаз.

— Неплохо, — заметил Фрёлик.

— В нос! — повторил Гунарстранна. Следующий дротик попал женщине-телеведущей в подбородок.

Фрёлик одобрительно кивнул.

— Ну а что ты думаешь о рассказе Ингрид Есперсен насчет незваного гостя, который пожаловал в спальню, нанес снега и так далее?

— Возможно, так все и было, — сказал Гунарстранна, прицеливаясь.

— Кто мог зайти к ней в спальню, кроме мужа?

— Ключи.

— Какие ключи?

— В нос!

Дротик не попал в цель, и Гунарстранна поморщился.

— Мы не нашли ключей, — сказал он.

— Где искали?

— В карманах убитого и в магазине. — Гунарстранна повернулся к Фрёлику. — Чтобы попасть в магазин с лестницы, старик ведь должен был отпереть дверь ключом, верно? Ключи были нужны и для того, чтобы вернуться к себе домой… Раз у покойного ключей не оказалось, их наверняка украл преступник. В таком случае ему не составило труда проникнуть в квартиру Рейдара Фольке-Есперсена. — Инспектор метнул последний дротик, который попал улыбающейся ведущей прямо в рот.

— Зачем убийце красть ключи у мертвеца, если он не собирался воспользоваться ими? Кроме того, пропавшие ключи — достаточно веский повод для того, чтобы послеживать за Ингрид Есперсен.

— Значит, по-твоему, снег в спальню нанес не покойник?

— Да нет же, он вполне мог подняться в квартиру… У него на ботинках толстые подошвы. Зато пропажа ключей — настоящая загадка!

Гунарстранна подошел к мишени, вынул дротики, снова отступил на пять шагов и прицелился.

— Правый глаз! — Промахнувшись, он продолжил: — По словам Ингрид Есперсен, она легла в постель между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Тогда ее муж находился еще в квартире. Она проспала до половины третьего, а потом, по ее словам, проснулась, так как ей показалось, что в спальне кто-то есть…

— Нет. — Фрёлик покачал головой. — Она была одна и решила, что к ней заглядывал Рейдар. Самое вероятное объяснение. Фольке-Есперсен отправился прогуляться перед сном. Потом он вернулся домой, но решил на всякий случай заглянуть в магазин. Но ему нужно было что-то взять в спальне, вероятнее всего ключи от магазина, поэтому он зашел в спальню, не переобувшись и не стряхнув снег с ботинок. Он спустился в магазин, встретил там убийцу и был убит. По-моему, вдова что-то скрывает. Стоило мне спросить, слышала ли она ночью шум, она заюлила, как лиса. Но что именно она скрывает, я понятия не имею! В общем, она настаивает на том, что лежала без сна с половины третьего до семи утра и не слышала ни звука. По словам Сквенке, Есперсена убили между одиннадцатью и тремя. Если снег на полу спальни оставил Есперсен, шум внизу должен был разбудить ее. Во всяком случае, тогда ее рассказ совпадал бы с тем, что нам сообщил Сквенке.

Гунарстранна прицелился.

— Кстати, о ключах… — сказал Фрёлик. — Нам квартиру открыл Карстен Есперсен.

Гунарстранна метнул дротик, но в глаз не попал.

— Наверное, имеет смысл спросить его, отпер ли он дверь собственными ключами.

— А ты не находишь, что это немного странно? — спросил Фрёлик. — То, что у Карстена есть ключи от квартиры отца…

— По-моему, ничего странного здесь нет. В конце концов, покойный был его отцом. У тебя разве нет ключей от квартиры матери?

— Есть, но моя мать живет одна. А у папаши Карстена была сравнительно молодая жена.

Фрёлик и Гунарстранна переглянулись.

— А может, здесь и нет ничего странного… — задумчиво протянул Фрёлик. — По словам Ингрид, жена Карстена отказалась позвать мужа к телефону и сообщила, что его нет дома. В половине третьего ночи. И у него есть ключи от квартиры отца.

— Нам придется в любом случае допросить его, — сказал Гунарстранна, подходя к доске и вытаскивая дротики. — Даже если Карстен Есперсен был дома и спал, спросить не помешает.

* * *

Молодая женщина проводила инспектора Гунарстранну в кабинет адвоката Рейдара Фольке-Есперсена. Гунарстранна знал, что фамилия адвоката Мовинкель. Он немного удивился, увидев за столом еще одну женщину, тоже молодую. Когда она встала, оказалось, что ростом она ненамного ниже его. Короткая стрижка очень шла к ее круглому румяному лицу без единой морщинки. Она напомнила инспектору молочницу, какими их изображают на картинках. Улыбнувшись, адвокат продемонстрировала ослепительно-белые зубы, — два передних были, пожалуй, великоваты. Одета она была в темные мягкие брюки-«трубы» и желтый кардиган.

— Кажется, вы удивлены, — заметила адвокат.

— А вы, кажется, молоды, — ответил Гунарстранна, озираясь по сторонам.

Кабинет не очень походил на обиталище орла юриспруденции. Подоконники были уставлены горшками с самыми разнообразными фикусами и пышно разросшимся плющом. На стенах висели постеры в пастельных тонах: Фердинанд Финне, Карл Ларссон… Наверняка из галереи современного искусства.

— По-вашему, странно, когда пожилой человек выбирает себе молодого адвоката, к тому же женщину? Вы совершенно правы. — Адвокат снова улыбнулась. — Господин Фольке-Есперсен меня не выбирал. Он был клиентом моего отца. Когда отцовская практика перешла ко мне, он, один из немногих, решил рискнуть и остался со мной. — Она жестом указала гостю на кресло напротив. — Итак, чем я могу вам помочь?

Гунарстранна сел и закинул ногу на ногу.

— Меня интересует, составил ли Рейдар Фольке-Есперсен завещание.

Адвокат опустила голову и после короткой паузы ответила:

— Нет.

— Почему вы ответили не сразу? Вы не уверены в своих словах?

Она снова показала зубы. Гунарстранна подумал: какая она хорошенькая. Прямо лучится молочно-розовой свежестью. Наверное, следит за своей формой. Из тех, кому жизнь не в радость без утренней пробежки…

— Вы не уверены, — решительно повторил Гунарстранна.

— Да, — ответила адвокат, по-прежнему улыбаясь. — Дело в том, что завещание было аннулировано накануне его смерти.

Гунарстранна цокнул языком и вытянул ноги.

— Понимаю вашу реакцию, — задумчиво произнесла адвокат и опустила глаза. — Конечно, дело немного щекотливое.

— Что же случилось? — спросил инспектор, которому не терпелось услышать продолжение.

— Господин Фольке-Есперсен позвонил мне в пятницу, тринадцатого, и сказал, что хочет аннулировать свое завещание.

— Позвонил? — мрачно уточнил Гунарстранна.

— Да, позвонил, — ответила адвокат. — Вот что самое щекотливое. Возможно, наследники обратятся в суд по наследственным делам…

— Вы уверены, что вам звонил именно Фольке-Есперсен?

— В этом не может быть никаких сомнений. Звонил он.

— Когда?

— В конце дня. Где-то около пяти.

— И что вы ему ответили?

— То же, что и вам. Конечно, никаких подозрений у меня не возникло, и все же по закону он обязан был прийти и представить свою просьбу лично.

— Как он объяснил свой звонок?

— Сказал, что у него нет времени.

— Нет времени?

— Да.

— Как вы истолковали его слова?

— Мне показалось, что он тяжело болен.

Гунарстранна понурил голову и стал ждать.

— Не думаю, что у него оставалось много времени, — продолжала адвокат.

— Он говорил с вами о своих болезнях?

Адвокат едва заметно улыбнулась, как будто вспомнила что-то смешное.

— Ни разу. Но как-то осенью — в октябре или ноябре — мы с ним случайно столкнулись в Бюгдёйаллее. Он очень обрадовался и показался мне… хм… больным и очень старым. Он держал лист… обыкновенный лист, кленовый или каштановый…

— Пальцы у него были?

— Пальцы?

— Лист был похож на большую ладонь с пальцами?

— Да…

— Значит, это был конский каштан.

— Ну, не знаю… Во всяком случае, главное, что он меня остановил. Даже не поздоровался. Был взволнован, как мальчишка. «Смотрите, — закричал он, — вы когда-нибудь видели такой огромный лист?» Я остановилась и посмотрела на него с удивлением. Я не знала, что сказать. Для меня лист был самым обыкновенным осенним листом, довольно большим и желтым. «Да, — ответила я, — очень красивый лист». Он просиял, как ребенок. «Вот именно! — воскликнул он и продолжал: — Надо скорее пойти домой и показать его Ингрид». С этими словами он зашагал в сторону дома.

Гунарстранна, нахмурив лоб, долго смотрел в пространство.

— И после той встречи вы решили, что он болен?

Адвокат с серьезным видом кивнула.

— Я долго смотрела ему вслед. Он всегда производил впечатление очень гордого человека, а в тот раз вдруг показался старым и больным. И как он радовался… Я никогда не видела его таким, ни до, ни после. Он так спешил показать жене красивый лист… Помню, я еще подумала: ему недолго осталось жить.

— Значит, он показался вам больным?

— Не просто больным, а стоящим на пороге смерти. — Она нахмурилась. — Он выглядел хрупким, болезненным, еле держался на ногах.

Гунарстранна кивнул и спросил:

— А завещание?

— Оно хранится у меня, но, поскольку мой клиент аннулировал его, оно не будет зачитано наследникам.

— Когда его составили?

— Давно, еще до меня. Господин Фольке-Есперсен заходил ко мне прошлым летом, мы с ним уточняли отдельные пункты. Вот и все. Никаких изменений мы не вносили.

— Прошлым летом он еще не казался вам больным?

— Нет, — улыбнулась она. — Просто старым.

— Он назвал причину, по которой аннулировал завещание?

— Нет. — Адвокат покачала головой.

— А сама просьба… не сопровождалась какими-либо комментариями? Например, он не объяснил, почему звонит именно в этот день?

Она снова раздвинула губы в улыбке:

— К сожалению, нет. Так и подумала, что вы зададите такой вопрос… Но нет, он сразу приступил к делу. А я лишь спросила его, не хочет ли он составить новое завещание. Но он ответил: «Нет».

— Ничего не объяснив?

— Совершенно верно.

— А потом? — нетерпеливо спросил Гунарстранна.

— Вы о завещании? — уточнила адвокат и ответила: — Оно очень короткое. В нем нет ничего сверхъестественного… Думаю, вы будете разочарованы.

— Позвольте уж мне самому судить.

Без лишних слов она отодвинула в сторону какие-то бумаги и вскрыла пожелтевший конверт, лежавший на столе.

— Пожалуйста. Читайте. — Она придвинула к нему документ.

* * *

Ева Бритт приготовила на ужин жареного гольца и долго распространялась о том, каких трудов ей стоило раздобыть хорошую рыбу. Фрёлик старался не обращать внимания на ее язвительные реплики, но полностью избавиться от них не удалось. Его благодушие лишь еще больше распалило ее; она принялась разглагольствовать о его безответственности, о том, что он прячется от жизни и совершенно не думает о других. Его эгоизм выразился в том, что он даже не подумал купить рыбы по пути домой, как она просила. Конечно, она так и знала, что он забудет о рыбе, и поэтому сама поехала за продуктами. На протяжении всей тирады Фрёлик не сводил взгляда с магнитной доски на стене. «Домой», — думал он, задумчиво разглядывая открытку, которую однажды прислал Еве Бритт из Бергена, — ряд винных этикеток с бутылок «Божоле нуво», другие открытки от ее друзей с броскими, но какими-то одинаковыми картинками средиземноморских пляжей. А внизу — несколько афоризмов Пита Хейна[5]. Он понимал: стоит ему открыть рот — он не выдержит и взорвется. Пусть себе Ева Бритт выпустит пар, ведь она ездила по магазинам, готовила ужин и устала. Поэтому Фрёлик ее не перебивал. Он надеялся, что ему удастся без скандала выпить хотя бы первую кружку пива за вечер.

После ужина Франк Фрёлик стал думать об Ингрид Есперсен. Он никак не мог отделаться от мыслей о ней. Почему такая красотка четверть века прожила с мужчиной на четверть века старше себя? Они с Евой Бритт перешли в гостиную и заняли привычные места перед ее новым широкоэкранным телевизором. Фрёлик щелкал пультом, перебирая каналы. Звук он выключил. Оказалось, что смотреть совершенно нечего. Везде либо рекламные ролики, либо сериалы о богатых и знаменитых. По «Евроспорту» показывали матч по боксу между двумя коротышками второго полусреднего веса — противники неуклюже топтались на ринге. Всякий раз, как он нажимал кнопку на пульте, экран начинал мерцать, рассылая по стенам синевато-зеленые полосы. Ева Бритт уютно свернулась калачиком в новеньком белом кресле из «Икеи» и погрузилась в книгу некой Мелиссы Бэнкс; она понятия не имела о том, как Франку скучно.

Франк выключил телевизор и спросил:

— Почему женщины выходят за мужчин старше себя?

Ева Бритт подняла голову и бросила на него рассеянный взгляд.

— Я просто так, из интереса. Почему женщины выходят за мужчин старше себя?

— Я тоже старше тебя, — напомнила Ева Бритт. — На целых восемь месяцев.

— Угу… — буркнул Фрёлик и задумался. Как бы получше выразиться? — Ты помнишь Риту?

Ева Бритт снова оторвалась от книги.

— Какую Риту?

— Она училась в школе на класс старше нас.

— А-а-а… — Ева Бритт рассеянно полистала книгу, взяла печенье с блюда на столе и откусила кусок.

— Она ходила с… Андерсом, таким брюнетом… он был старше ее лет на пять…

— Угу. — Ева Бритт улыбнулась чему-то в книге. — На вечеринках из-за них всегда возникали проблемы. Никто не хотел его приглашать, а Рита вечно приставала ко всем и заставляла приглашать его. Помнишь? — спросила она, жуя печенье.

— Разве ты сама не была влюблена в Андерса?

— Кто, я? — Она удивленно вскинула голову.

— Между вами определенно что-то было. На одной вечеринке…

Ева Бритт отложила книгу. Франк заметил, как порозовели мочки ее ушей.

— С чего ты взял?

— Мне просто любопытно, почему женщины выбирают мужчин постарше.

— Меня старики нисколько не интересуют!

— А я разве сказал, что интересуют?

— Тогда зачем вспоминаешь, что произошло много лет назад?

Франк вздохнул.

— Когда к тебе приходит твоя подруга Труде, вы с ней только и вспоминаете школьные годы, — возразил он. — Учителей, кто в кого был влюблен и как вы валяли дурака в честь окончания школы.

Ева Бритт набрала в грудь воздух, глаза у нее опасно засверкали. Фрёлик понял, что еще одного скандала он не выдержит и пора выгребать к берегу. Он дипломатично улыбнулся:

— Понимаешь, я сегодня допрашивал одну женщину, которая на двадцать пять лет моложе мужа. Она совершенно нормальная с виду — красивая, ухоженная и так далее, а выбрала такого старика. Не понимаю!

— Ты смотришь на дело совершенно не с той точки зрения. Это не женщины выбирают мужчин постарше. Это старики выбирают женщин помоложе!

Фрёлик вздохнул, пытаясь представить себе Ингрид Есперсен, осаждаемую полчищами стариков. Интересно, что еще связывало ее с покойным мужем, кроме любви к красивым вещам? Одинаковые музыкальные пристрастия? Общие друзья? Она любит читать, а он нет. С другой стороны, его сын… Карстен… тоже любит читать…

Ева Бритт снова раскрыла книгу и посмотрела на него гораздо миролюбивее.

— Неужели тут непременно должна быть какая-то тайна? — шелковым голосом спросила она. — А может, речь идет о настоящей любви!

Фрёлик иронически улыбнулся:

— О настоящей любви?

Она многозначительно посмотрела на него поверх обложки:

— Как у нас.

Он решил не поддаваться на провокацию:

— Ну а если у них не настоящая любовь… как у нас… что еще там может быть?

— Он богатый?

— Кажется, да.

— Может, у нее были плохие отношения с отцом… ну, то есть… ее родители в разводе… или ее отец моряк?

— Понятия не имею.

— Деньги, сложные отношения с отцом или и то и другое, — уверенно подытожила Ева Бритт, найдя нужную страницу в книге. — С другой стороны, молодые девушки… — она улыбнулась, — молодые девушки выбирают парней чуть постарше себя, потому что у них меньше прыщей, плечи шире и они поопытнее.

Франк Фрёлик снова включил телевизор.

— Тебе скучно? — спросила Ева Бритт.

Он поднял пульт и нажал кнопку.

— Скучно? Нет…

Хьелль Ола Даль. Человек в витринеХьелль Ола Даль. Человек в витрине