«Кошки приходят в жизнь людей с определенной целью. Многие из этих волшебных созданий обладают даром исцеления. Когда почти тридцать лет назад у нас появилась Клео, мы были раздавлены горем после гибели моего старшего сына…
Кажется, Клео сразу поняла, что попала к нам в непростое время. Играми, мурчанием и просто тем, что все время была рядом, Клео помогла Робу научиться жить без старшего брата. Тогда я впервые своими глазами увидела, как животные умеют исцелять».
Так началась история дружбы кошки Клео и семьи Хелен, которая длилась много лет. Двадцать пять лет спустя, когда у Хелен снова начались трудности, в ее жизнь ворвался сиамский (предположительно!) котенок…
Глава из книги:
Вцепившись в руку Филиппа, я торжественно сползала по больничным ступеням, чтобы выйти в мир, полный режущих глаз красок. По-зимнему серые улицы и тротуары пульсировали свинцовыми оттенками. Красная реклама сияла так ярко, что я вынуждена была отвести взгляд. Может, за время, проведенное в больнице, мои чувства обострились. Или я просто забыла, какой яркой бывает жизнь за ее стенами.
Лидия с Катариной семенили следом с моими вещами и остатками букетов, словно подружки невесты.
Мне казалось, что я вышла из больницы слишком рано. Живот все еще был раздут, а из-под ребер с правой стороны торчала дренажная трубка, прикрепленная к бутылке. Я бы с радостью осталась в палате до тех пор, пока ее не снимут. Но медсестры ясно выразили свое мнение. Если я останусь в больнице, мне будут уделять куда меньше внимания. Есть и другие пациенты, за которыми нужно ухаживать.
Впрочем, шести суток в больнице мне хватило с лихвой, с учетом местной еды, постоянного шума и кошмарной картины на стене. Где-то там, над городом моя раковая опухоль уже смешивалась в облаках с другими частицами, чтобы пролиться дождем на головы ни о чем не подозревающих людей. Если задуматься, я получила новую грудь, сделанную из складки на животе, а другую мне уменьшили и подтянули. Так что где-то под всеми этими повязками и припухлостями пряталась новая женщина. Теоретически. Пока я чувствовала себя плохо скроенным лоскутным одеялом.
По дороге домой Филипп отказался от привычного итальянского стиля вождения и вел машину так, будто под капотом у него была спрятана бомба. Когда муж заехал на подъездную дорожку, я мысленно поприветствовала Ширли. Я соскучилась по своему дому. В прежней жизни я вряд ли заметила бы, что ведущая к дому тропинка слегка поднимается. Сейчас преодолеть этот подъем было все равно что взойти на Эверест. Тяжело дыша, я брела по дорожке, и каждый шаг сопровождался плеском жидкости в дренажной бутылке. Я чувствовала себя зданием, предназначенным под снос. Легкий удар по фундаменту – и я рухну.
Дома было хорошо, но непривычно. Родные накрыли стол к обеду, разложили тарелки, ножи, но забыли вилки. Раньше я побежала бы на кухню и принесла недостающие приборы раньше, чем кто-нибудь успел бы взяться за салфетку. Теперь мне оставалось только сидеть и ждать, когда окружающие заметят свой промах. Впрочем, они не спешили.
– Вилки… – протянула я постоперационным голосом.
Поскольку я много лет успевала исправить бытовые неурядицы раньше, чем кто-то что-то замечал, на меня уставились три пары ничего не понимающих глаз. Материнский синдром… Когда он проявляется в первый раз? Наверное, в момент рождения, когда женщина впервые видит своего ребенка и чувствует себя богиней. Дарить жизнь суть последний акт творения. Неудивительно, что первой богиней была мать-Земля. Она пробуждает жизнь и помогает нам расти. Женщины передали религию мужчинам, чтобы им было чем заняться. Наша преданность рожденным нами созданиям, нашим детям, не знает границ. Я слышала, как восьмидесятилетняя дама тревожилась о своем шестидесятилетнем сыне так, будто он еще не вылез из пеленок.
Впрочем, эта практика порочна во многих отношениях. С одной стороны, мать становится курицей-наседкой. С другой – домашние стремительно деградируют во всем, что касается бытовых забот. Как только до них дошло, что я не вскочу и не побегу на кухню за вилками, Лидия поспешила сама принести приборы.
Материнство нередко превращает женщин в мучениц. Я была уверена, что слишком свободолюбива для этого. И все же долгие годы семейной жизни сделали из меня подобие собственной матери, чрезмерно услужливой и крайне обидчивой. Господи, да у нас рядом с холодильником висят три моих фартука! На одном из них даже вышиты слова «Отчаянный муж».
Диктаторам маленького острова под названием «домашнее хозяйство» не дают почетных наград. Может, рак груди станет для нашей семьи началом новой, свободной и демократичной эпохи. Кто знает, вдруг я научусь отступать и больше думать о собственном здоровье? Это пойдет на пользу нам всем.
Я не могла долго сидеть за столом – под ребра словно вонзался нож. Кровать и всепрощающая мягкость пледа из овчины сулили скорое облегчение.
Скоро выяснилось, что для того, чтобы приноровиться к новому режиму, мне потребуется немало терпения. Я не могла наклониться, чтобы поднять полотенце с пола. Или нагнуться и убрать крошки и лепестки, скопившиеся под увядающими букетами. Пришла пора развивать в себе избирательную слепоту, ведь прочие домашние легко ограничивали поле зрения собственным носом.
По словам Грега, справиться с припухлостью живота мог легкий массаж. Поскольку я до сих пор не владела руками в полной мере, мне приходилось обращаться за помощью к близким. Понятное дело, волонтеров было немного. Удивительно, но первой вызвалась Лидия. Дважды в день она укладывала меня на кушетку, а потом втирала масло мне в живот. Готовность ухаживать за моими неприглядными шрамами и полная преданность дочери трогали до глубины души. Между мной и матерью никогда не было такой близости. Лидия готовила еду, приносила чай и взяла на себя почти все обязанности по дому.
Но стоило мне спросить ее о времени, проведенном на Шри-Ланке, она отводила взгляд. Рассказы Лидии были очень расплывчатыми. Она много медитировала, иногда по двенадцать часов в день.
– Как тебе удавалось столько времени сидеть неподвижно? – удивлялась я.
– Ну, иногда я вставала и медитировала на ходу.
Еще были прогулки с монахом, благословения и церемонии.
Я по-прежнему не понимала, чем это место так очаровало мою дочь. Чем больше я настаивала, тем меньше она хотела говорить. И все же я была так рада, что Лидия вернулась домой, что легко примирилась с ее молчанием.
Когда я спросила, что произошло между ней и Нэдом, она отвернулась и сказала, что они расстались. Так, еще одна запретная тема.
Решив, что деньги на обратный билет Лидии дал ее отец, Стив (других вариантов просто не было), я отправила ему открытку, полную благодарностей. Да, у нас было немало разногласий, но очень приятно знать, что он понимает важность семьи для человека.
Вскоре после этого мне приснился монах со Шри-Ланки, он сидел на моей кровати и добродушно смеялся. Лысая голова мягко поблескивала, бордовые одежды ниспадали плавными волнами – он выглядел таким дружелюбным, что вся моя враждебность куда-то испарилась. Я хотела поблагодарить монаха за церемонию в пещере, но, когда проснулась, его уже не было.
Второй гость из далекого мира за два месяца… Может, не за горами тот день, когда я начну в беспамятстве бродить по улицам и разговаривать сама с собой? Должно же быть объяснение этим снам. Мамино явление на оздоровительном курорте можно списать на острую кофеиновую недостаточность. А монаха – на похмелье после больничных лекарств.
Стив не ответил на открытку, впрочем, наши отношения этого и не предполагали.
Врачи запретили мне пылесосить, поднимать что-либо тяжелее одного килограмма, водить машину и наклоняться. Привыкнуть к такому режиму было непросто!
– Прекрати, тебе же нельзя! – воскликнула Лидия, когда я попыталась поднять с пола конверт. В ее голосе прорезались материнские интонации. Баланс сил сместился.
Больным не зря желают терпения. В первые дни после операции выздоровление шло полным ходом. Накануне я еще лежала пластом, опутанная проводами и трубками, а на следующий день уже могла доковылять до туалета. Но после выписки процесс замедлился. Иногда меня даже отбрасывало назад, например после ужина у Роба и Шантель. Я забыла надеть послеоперационный бандаж, который удерживал мой истерзанный живот. Нет, вечер прошел замечательно, а вот на следующий день меня скрутило. А однажды я несколько часов подряд смотрела с Катариной «Доктора Кто» и прижимала к животу бутылку с горячей водой. У меня совершенно вылетело из головы, что к нему не до конца вернулась чувствительность. В результате живот покраснел, а к утру вообще покрылся пузырями.
Правда, бывали дни, когда я чувствовала себя гораздо лучше. Помню один из них – я попросила Лидию остановиться у аптеки и купить восковые полоски для эпиляции. Как будто мне не хватало неприятных ощущений!
А потом приехала Мэри. Темные кудряшки с годами посветлели, а регулярные походы в салон красоты укротили их непослушный характер. Мэри всю жизнь прожила в городе, где мы родились, и внешне казалась достаточно консервативной, будучи при этом человеком очень широких взглядов. У них с мужем было трое детей, сестра по-прежнему работала замещающим учителем в начальной школе. Ее ученики становились полицейскими и грабителями, оперными певцами и фармацевтами. Мэри трудно было чем-то удивить.
Некоторые люди с годами сдают, причем не только в физическом плане. Разочарование и неудачи пропитывают их насквозь, отравляя сердце и душу. Но Мэри принадлежит к числу редких созданий, которые со временем только хорошеют, причем без каких-либо усилий с их стороны. Ее ореховые глаза, как и раньше, лучились добротой. После столкновения с раком груди она признала, что жизнь пусть и несовершенна, но от этого не менее прекрасна. Я видела, как Мэри радовалась солнечным бликам на воде и аромату гортензии. Она научилась жить.
В отличие от меня и нашего брата Джима, сестра всегда была тихоней. Можно подумать, что сдержанный человек в шумном семействе будет чувствовать себя неуютно, но вышло совсем наоборот. Когда Мэри спокойным голосом высказывала собственное взвешенное мнение, мы к нему непременно прислушивались. И прислушиваемся до сих пор.
Стоило ей меня обнять, как я снова почувствовала себя младшей сестрой. Теперь, когда старшая рядом, никто меня не обидит. От Мэри пахло домом.
Ее присутствие само по себе стало лекарством. Со стороны мы казались двумя великовозрастными матронами, неспешно листающими фотоальбомы и выпивающими бесчисленные чашки чая. Но на самом деле мы с ней снова стали маленькими девочками, которыми были всегда: Мэри – мудрой и тактичной, а я – той, кто вечно хотел заслужить ее одобрение.
Каждый день я гуляла по кварталу, стараясь пройти чуть дальше. Перед ступеньками мне всякий раз казалось, будто мои шрамы вопят тонким голосом: «Не-е-ет!» Однажды, завершая пятисотметровый марафон, я столкнулась с Патрицией, которая жила на одной с нами улице. Когда мы только переехали, она пришла нас поприветствовать и сразу сказала, что считает себя человеком не слишком общительным, поэтому приглашение на чай ей удовольствия не доставит. Уважая жизненную позицию Патриции, я старалась пересекаться с ней как можно реже. Но у судьбы специфическое чувство юмора: мы постоянно сталкивались – то в супермаркете, то на перекрестке перед светофором. Понимая, что нам никуда не деться от очередного неловкого разговора, я спросила Патрицию, как у нее дела. Не очень, ответила она. Женские проблемы.
Я надеялась, что она не будет вдаваться в подробности. К ногам подкрадывалась предательская дрожь. Когда Патриция поинтересовалась моим самочувствием, я не сразу нашлась что ответить. Если расскажу про мастэктомию, она, чего доброго, решит, что я задаюсь. Поэтому я ограничилась нейтральным «хорошо».
Патриция покосилась на Мэри:
– Хелен всегда выглядит замечательно, не так ли?
И поспешила дальше по своим делам.
Иногда Мэри казалось, что я устала от общения. Тогда она садилась на трамвай до города или же отправлялась на прогулку. Я волновалась, не скучно ли ей у нас, но сестра старательно заверяла меня, что беспокоиться не о чем. В последний день перед отъездом она вернулась с прогулки с загадочным блеском в глазах.
– Что случилось? – спросила я.
– Не думаю, что мне стоит говорить, – ответила Мэри, загадочно улыбаясь нам с Лидией.
Я сразу узнала это выражение лица! Точно так же сестра улыбалась, если знала, что я получу на Рождество.
– Да ладно, расскажи!
Лидия перестала греметь посудой в раковине и наклонила голову.
– Это секрет? – спросила она.
– Нет, – сказала Мэри. – Хотя да. Предполагалось. Ну ладно. Я рассказываю тебе только потому, что ты поклялась больше не заводить кошек.
– Конечно, я не собираюсь больше заводить кошек, – пожала плечами я.
– Тогда все в порядке, – наконец перешла к делу Мэри. – Я только что видела самого очаровательного сиамского котенка на свете! В зоомагазине на другом конце города!
Сестра была не из тех, кто легко загорается. Обычно ее непросто разозлить или действительно чем-то увлечь. Но если удается заинтересовать, значит, это того стоит. Сейчас глаза у нее просто сияли.
– А что ты делала в зоомагазине?
– Проходила мимо и увидела его. Ну, я так думаю, что это он. Он особенный!
Еще одно достоинство сестры – у нее глаз-алмаз. Вкус у Мэри исключительный. Как и чутье. Если она сочла котенка милым, значит, окружающие найдут его невероятно очаровательным.
Но я не спешила поддаваться ее энтузиазму. Я не собиралась заводить новую кошку. Более того, сиамцы меня никогда не привлекали. На них приятно смотреть, но это слишком уж самодовольная и требовательная порода.
Если я когда-нибудь возьму новую кошку, хотя и не планирую, это будет какой-нибудь милый полукровка вроде Клео, и желательно из приюта для животных. Я и близко не подойду к зоомагазину. Я неоднократно слышала, что котята и щенки попадают туда от местных фермеров, которые выращивают их на заднем дворе, а потом продают тем, кто не задает вопросов.
В общем, пусть очаровательный сиамец и не мечтает о том, чтобы положить на меня свою мягкую лапку. У меня выработанный годами иммунитет. С другой стороны, я наконец-то почувствовала в себе силы выбраться на нормальную прогулку. Нет ничего плохого в том, чтобы съездить в зоомагазин и наведаться еще в пару мест, прежде чем я замертво упаду в кровать.
С трудом одевшись и надежно упаковав дренажную бутылку в карман пальто, я натянула на голову собственноручно связанную шапочку и поплелась к машине. Лидия аккуратно погрузила меня на переднее сиденье, а потом отвезла вместе с Мэри в город. Место для парковки обнаружилось как раз напротив зоомагазина. Мы вошли туда втроем: сестра и дочь придерживали меня с двух сторон, а я держалась за свои шрамы.
Если есть на свете место, меньше всего похожее на палату онкологического отделения, то это зоомагазин. Над беспокойным копошением жизни царит запах сырой бумаги и опилок, птичьего корма и чего-то мясного. Чирикают волнистые попугайчики, щебечут канарейки, тявкают щенки. В глубине аквариумов разноцветными искрами проносятся тропические рыбки.
Конечно, первым делом мы обратили внимание на двухметровую клетку в центре магазина. К дверце была прикреплена записка: «Бирманские и сиамские котята. Пожалуйста не засовывайте пальцы в клетку. Вы можете занести инфекцию».
Я давно стала озабоченным граммар-наци. Моя манера везде подмечать ошибки довела Катарину до того, что она предложила мне снять собственную передачу, в которой я путешествую по миру, вычеркивая лишние запятые и добавляя недостающие. Я уже собиралась указать сотрудникам магазина на то, что они забыли поставить столь важный знак препинания после слова «пожалуйста», как кое-кто ловко отвлек мое внимание.
В клетке свернулись клубочком дюжина котят: одни спали на полу, другие прикорнули на лесенке. Все сладко сопели, за исключением одного. Светлый котенок, по размеру значительно превосходивший своих собратьев, карабкался по решетке с упорством опытного альпиниста. Передвигая лапку за лапкой, он тянулся вверх, рассчитывая только на силу крохотных коготков. Все выше и выше – и вот он почти на вершине. Полностью погруженный в процесс, котенок напрягал каждый мускул в отчаянной борьбе с силой притяжения.
Даже на таком расстоянии я заметила, что передо мной очень красивый зверь – ухоженный и длиннолапый. Молочно-белая мордочка была слегка оттенена светло-коричневой шерсткой того же оттенка, что уши, лапки и хвост. Заинтригованная внешностью котенка и его безрассудной храбростью, я подошла поближе. Он внезапно замер и, прижавшись к решетке, внимательно посмотрел на меня темно-синими глазами. Этот пристальный взгляд проник прямо в мое сердце. Шум и суета зоомагазина отошли на задний план. Я была очарована.
Котенок не торопился отводить глаза. Я тоже не отворачивалась. Игра в гляделки увлекла нас обоих, мне казалось, что происходит молчаливый диалог. Конечно, не исключено, что даже через десять дней после операции я так и не отошла до конца от наркоза, но в тот миг я действительно чувствовала, что котенок настаивает – не просит, а именно настаивает – на том, чтобы мы стали частью жизни друг друга.
Однажды я уже ощутила, что такое любовь с первого взгляда. Встретившись с Филиппом, я почувствовала, как превращаюсь в тесто для блинов. Но он был – и до сих пор остался! – невероятно привлекательным человеком. В тот волшебный вечер, стоя на вершине музейной лестницы в безупречно сшитом костюме, он был похож на киногероя в отпуске. Кто бы смог устоять?
Я всегда думала, что любовь с первого взгляда случается только между людьми, а уж никак не между женщиной средних лет и сиамским котенком. Но этому созданию потребовалось всего несколько секунд, чтобы меня покорить. Мы с котенком принадлежали друг другу на каком-то подсознательном уровне.
– Видишь? Я же говорила, что он очарователен, – сказала Мэри. – Ладно, наверное, пора домой, – добавила она, предчувствуя, что надвигается неизбежное, и спеша увести меня из магазина.
Когда я попыталась отвернуться, котенок просунул лапу между прутьями, потянулся к мне и тихонько мяукнул. Я почему-то считала, что у сиамцев громкие и неприятные голоса. Этот малыш доказал, что я ошибалась. Несмотря на табличку с пропущенной запятой, я не смогла справиться с искушением и аккуратно ухватила котенка за лапу двумя пальцами.
Он снова посмотрел мне в глаза и восторженно замурчал. Последние сомнения отпали.
– Ты только посмотри! – воскликнула Лидия. – Он хочет пойти с нами.
– Вы что, не читали табличку? – Неодобрительный голос нарушил эту идиллическую сцену.
– Простите, – ответила я, с трудом отрывая взгляд от котенка и поворачиваясь к прыщавому продавцу в роговых очках. Сперва я почувствовала неприязнь к этому блюстителю порядка, но потом заметила, что в его глазах светится искреннее желание защитить своих подопечных. Худой, неряшливо одетый, он явно работал тут за очень маленькую зарплату. Наверное, он действительно пытался заботиться о своих питомцах так хорошо, как только мог. – Котенок ко мне потянулся, и я…
Малыш отдернул лапку и продолжил покорение клетки.
– Если бы вы знали, сколько людей приходят сюда каждый день! Все хотят потрогать животных, и у всех на руках какие-нибудь микробы и бактерии. А животные в результате заболевают, – продолжил продавец.
Я смущенно кивнула и спрятала руку в карман.
Пока котенок взбирался по решетке, я все думала, что же он будет делать потом. Возвращаться, пятясь задом, – не самый разумный вариант… Но малыш не отличался предсказуемостью. Подобно Тарзану, он ухватился за потолок клетки сначала передними лапами, потом задними. Повисев вниз головой, он убедился, что все на него смотрят, и торжествующе мяукнул. В тот миг он был похож скорее на циркового акробата, чем на котенка.
– Этот котенок продается? – спросила я, сама не веря в то, какие слова сорвались с моих губ.
Все еще висящий вверх лапами котенок переводил взгляд с меня на продавца, будто ждал ответа.
– Ах, этот, – протянул юноша, слегка нахмурившись. – У него был конъюнктивит, так что его несколько недель держали на карантине отдельно ото всех. Он старше других котят.
– Старше? Я думала, он просто крупнее, – забормотала я. – Хотя, конечно, крупнее и значит старше…
– Может, поедем домой и подумаем? – Мэри попыталась воззвать к моему голосу разума. – Ты же потом скажешь, что это я во всем виновата!
Старшие сестры неисправимы. Котенок отцепился от решетки и полетел вниз. Мы дружно затаили дыхание, а он спокойно приземлился на коричневый комочек, спавший рядом с миской.
– Всегда так делает, – вздохнул продавец. – Использует ее в качестве подушки. И спит на ней. Не знаю, как только она терпит.
Абсолютно невредимая кошечка ничего не имела против того, что гиперактивный друг использовал ее в качестве матраса. Сиамец отряхнулся, проверил, на месте ли лапы и хвост, после чего с важным видом прошелся вдоль решетки, чтобы закрепить произведенный эффект.
Несмотря на состояние безоговорочной влюбленности, в голове у меня прозвенел тревожный звоночек. Котенок явно ставит себя выше окружающих. Проблем с ним будет масса… Но при мысли об этом меня потянуло к нему еще сильнее. Как и в любой женщине, во мне жила непреодолимая страсть к плохим парням. Так что это был не тревожный звоночек, а свадебные колокола! Пусть котенок ведет себя странно, я справлюсь. В конце концов, я более-менее успешно воспитала троих детей! Котенку с ними не сравниться.
– Хотите его подержать? – спросил продавец.
Я яростно закивала. Меня не слишком радовал факт, что мое будущее счастье зависит от прыщавого юноши, который так бесцеремонно отозвался о нашем с котенком взаимном притяжении. Он даже толком не ответил на вопрос, продается это своенравное чудо или нет. И вообще, котенок, судя по всему, нравился ему самому. Может, он хотел оставить его для себя.
Когда я спросила имя продавца, он сперва смутился. Потом ответил, что его зовут Натан, покраснел и отвернулся к стеллажам с собачьей едой. Я начинала его понимать. Натан был стеснительным человеком, который по какой-то причине чувствовал себя некомфортно в обществе людей, а потому предпочитал им животных.
Натан открыл клетку и потянулся за сиамцем. Тот ловко увернулся от руки продавца и стремительно закопался в кучу рваных бумажек. Затаившись там, котенок решил, что надежно спрятался.
Но торчащий из-под обрывка кончик хвоста его выдал!
– Он думает, что мы с ним играем, – вздохнул Натан, раскидывая бумажное гнездо и хватая котенка за шкирку. Никогда не верила людям, утверждающим, что это самый правильный способ держать котят, но малыш вроде бы не имел ничего против.
Наконец Натан опустил беглеца мне в руки. Котенок посмотрел на меня снизу вверх и затарахтел, как газонокосилка. Он был очень теплым и шелковистым на ощупь. В груди возникло удивительное чувство, которое я не испытывала уже очень давно: словно по венам побежал жидкий мед. Дыхание стало мягче и глубже. Недели тревоги и боли покидали мое тело.
– Он продается? – снова спросила я.
Натан кивнул и пояснил, что в стоимость входит бесплатная проверка у ветеринара и скидка на кастрацию. Я помнила, что существуют определенные вопросы, которые люди должны задавать перед покупкой домашнего животного. Но все они вылетели у меня из головы. Натан подтвердил, что котенок – чистокровный сиамец.
– А родословная у него есть?
Натан насторожился.
– У наших животных нет родословной, – ответил он. – Если бы мы заказывали им родословную, они бы стоили слишком дорого.
Логично. К тому же я не собиралась возить котенка по выставкам или использовать для разведения.
Лидия попросила подержать малыша. Я неохотно передала котенка дочери. Тот сразу перевернулся на спину и стал играть с ее пальцами. Мы втроем дружно хихикнули. Приятно было посмеяться и сбросить напряжение после этих непростых недель.
– Как мы его назовем? – спросила Лидия.
– То есть как бы мы его назвали? – поправила я дочь. Голос разума напомнил мне, что с покупкой нового котенка все-таки не стоит торопиться.
Много лет назад на примере золотой рыбки я хорошо уяснила, что, давая животному имя, мы обрекаем свое сердце на невыносимую боль разлуки. После того как Финни, Пловец и Челюсти были со слезами на глазах опущены в братскую могилу на заднем дворе, я настояла на том, чтобы никак не называть новых рыбок. Мы просто присваивали им номера. В результате Первый, Второй и Третий по продолжительности жизни ненамного отстали от библейских пророков и оставили после себя бесчисленное потомство в бассейне.
Размышляя о том, стоит ли покупать котенка, я подумала о Филиппе. Когда он переехал к нам, Клео была полноправным членом семьи. Одно дело – впускать в свою жизнь кошку, которая, так сказать, идет в комплекте, и совсем другое – неожиданно оказываться перед фактом, что твоя жена купила домашнее животное.
С другой стороны, пол котенка добавлял ему очков. После того как Роб съехал, Филипп нередко в шутку жаловался, что остался единственным мужчиной в доме, полном женщин. («Даже кошка у нас женщина», – притворно ворчал он.) Если мы сейчас купим этого маленького озорника, кто знает, вдруг они с мужем образуют настоящее мужское братство?
Я никогда не любила регби, а вот Филипп по нему с ума сходил. Когда котенок нырнул с руки Лидии прямо на пол зоомагазина и со всех лап устремился к клеткам с птицами, я сразу вспомнила самого известного игрока команды «All Blacks» – Джону Лому.
– Джона, – сказала я, перекрикивая растревоженных попугаев. – Назовем его Джоной.
 | Хелен Браун. Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут |