Был в советские времена такой популярный анекдот: стоят два еврея и о чем-то разговаривают. Подходит к ним третий и тут же заявляет: «Я не знаю, о чем вы говорите, но ехать надо». Для читателей слишком молодых, чтобы помнить советские времена, тут, наверное, необходимо сделать пояснение, почему речь идет о евреях. Дело в том, что в те далекие времена уехать хотел и многие, но процесс был налажен только у евреев — в силу каких-то особых договоренностей между советским руководством и американской администрацией, согласно которому где-то с середины 1970-х годов евреи получили возможность выезда на историческую родину. До которой, впрочем, добирались далеко не все: большинство, оказавшись на промежуточных иммигрантских «пересылках» в Италии и Австрии, резко меняли маршрут и отправлялись на другой берег Атлантики. Остальным же если и удавалось уехать, то уж каким-то совсем экзотическим образом: например, в Швеции я встречал парня, который добрался до ее берегов, сиганув с борта корабля и проплыв пару километров в не самом теплом на Земле море. Весь его багаж, с которым он начинал новую жизнь, состоял из паспорта, который он предусмотрительно спрятал в плавки. Ну и из самих плавок, конечно.
Потом железный занавес рухнул, государство утратило и заинтересованность, и возможность держать граждан внутри своих границ, и оказалось, что уехать хотят практически все. Нет, конечно, не все, а в масштабах целой страны так и вообще незначительное меньшинство, но московскую молодежь конца 1980-х идея смены места жительства увлекла всерьез. Причем все знали, откуда надо ехать, но никто толком не представлял куда. «Как куда? Туда, куда берут. А кстати, куда берут?» Ответа на этот вопрос не было ни у кого, но слухов хватало для поддержания бесперебойной активности среди отъезжающих. Толпы соискателей заморского счастья перемещались по Москве от посольства к посольству, и те, с кем ты еще вчера болтал о перспективах трудоустройства в Веллингтоне на входе в посольство Новой Зеландии, сегодня уже организовывали перекличку в очереди в посольство Дании...
Со временем шум улегся, все, кто очень сильно хотел уехать, уехали, а остальные обнаружили, что и в России можно найти, чем заняться и заработать денег. Последние лет 13-15 тема отъезда почти заглохла и ушла из общественного пространства в личное — то есть уезжали в основном те, кому это было нужно по личным или профессиональным причинам. Но колесо истории совершило очередной поворот, и идея «Пора валить!» вновь овладела массами, особенно самой активной их частью. В том старом советском анекдоте можно легко заменить «евреев» на «хипстеров», и получится картина сегодняшнего дня. В связи с чем я стал замечать, что все больше людей обращается ко мне, эмигранту с 22-летним стажем, с практическими вопросами: «Стоит ли ехать? Как уехать? Кому мы там нужны?»
Начну с ответа на последний и самый простой: никому. Там вообще никакие коллективные «мы» никому не нужны — ни местные, ни приезжие. А вот индивидуально — это зависит исключительно от вас самих. Если вы врач, то в Норвегии или Швеции вам, скорее всего, будут очень рады. Хорошим программистам рады везде. В серьезных промышленных центрах рады инженерам. Структурным лингвистам и театроведам придется, скорей всего, сложнее, но даже для них не все безнадежно. На самом деле «русские» (в самом широком объединительном смысле этого слова, на Западе наших тонкостей межнационального общения не понимают) в любой стране оказываются одной из самых экономически успешных и легко интегрируемых диаспор. А где же тогда уникальность российского менталитета, загадочность русской души, где особенности российских ценностей? Даже не знаю — на Западе мы оказываемся не посланцами другой цивилизационной модели, а всего лишь очередными восточно-европейцами, которыми никого тут не удивишь и не напугаешь. Что касается коренных жителей, то и они относятся к «понаехавшим» русским достаточно благосклонно. А точнее, не относятся к ним никак, то есть не объединяют всех нас в одну гомогенную группу, наделенную общими признаками. Потому что мы такой группой точно не являемся и тем более не пытаемся жестко отгородиться от «принимающей стороны», жить по своим законам и своим «вековым традициям». Мы не носим странных неудобных нарядов, не страдаем коллективными постколониальными комплексами, не чувствуем себя участниками конфликта цивилизаций. Да мы там вообще никак не выделяемся.
Конечно, большинство русских продолжает общаться прежде всего в среде бывших соотечественников, у многих никогда не пропадает акцент и не появляется умение смешно шутить на новом для них языке, а салат оливье остается главным блюдом праздничных застолий. Но кто там обращает внимание на такие мелочи, когда по большому счету мы разделяем те же ценности, что и окружающие: нам тоже хочется личного благополучия и разумного общественного устройства и совсем не хочется радикальных перемен. Для гармоничного сосуществования с местными жителями этого оказывается вполне достаточно.
Вопрос «как уехать?» в наше время тоже решается довольно просто, по крайней мере для европейских стран. Уехать можно или по работе, если вам удастся заранее ее там найти, или по браку, в некоторых странах, например Скандинавских, даже гражданскому, то есть никак не оформленному. Есть еще учеба — иногда даже бесплатная. Она, правда, не дает права остаться в стране обучения навсегда. Зато повышает шансы устроиться на работу — что и сделало большинство моих знакомых, отучившихся в Швеции. Раньше еще брали беженцев, но сейчас этот путь закрыт почти для всех, кроме разве что фигурантов Болотного дела да еще, пожалуй, чеченцев и тех, кто умеет убедительно себя за них выдать, а таких должно быть не слишком много. Хотя не удивлюсь, если где-нибудь в Москве появятся коммерческие курсы чеченского языка для желающих уехать под видом пострадавшего от режима вайнаха.
И тут мы переходим к извечному российскому вопросу: «А стоит ли ехать?» На него принято отвечать уклончиво. Тем более что раньше это был вопрос выбора судьбы, сжигания мостов, расставания навсегда. В конце 70-х бабушка уговаривала моих родителей уехать в Америку, но они так и не решились. Сейчас от этого драматизма не осталось и следа — и уехать, и, главное, вернуться обратно можно в любой момент. Как в анекдоте: «я не знаю, о чем вы говорите, но ехать стоит». И даже не потому, что «пора валить отсюда» — это как раз вопрос спорный, и каждый должен ответить на него сам. Стоит просто потому, что это интересно, потому, что это новый и очень ценный жизненный опыт, и, скорее всего, — увлекательное приключение. Я и сам так уезжал — с двумя друзьями, на разваливающейся на ходу «шестерке», с неизвестным конечным пунктом назначения и с потрясающим ощущением, что все в наших руках, а будущее может быть каким угодно.
Кроме того, я бы посоветовал каждому хоть раз в жизни пожить и поработать в какой-нибудь новой для себя стране — просто чтобы расширить горизонты, сломать стереотипы и узнать что-то новое о мире. И еще ехать стоит потому, что для очень многих отъезд — это единственный реалистичный способ радикально улучшить качество жизни и жилищные условия. Сравните стоимость «двушки» в Мытищах со стоимостью 5-комнатного таунхауса в пригороде Гетеборга или, например, Праги, и все тут же станет на свои места. Особенно если добавить сюда разницу в зарплате врача, инженера или университетского профессора.
Впрочем, ехать стоит не всем, а только тем, у кого есть хотя бы приблизительное понимание, чем там заниматься. И еще, если у вас в жизни нет ничего такого, что бы слишком крепко держало вас здесь: любимых друзей, без которых будет очень плохо, пожилых родителей, за которыми некому ухаживать, языковой среды, культурного фона или просто ощущения «это мой город, и больше я ни где жить не смогу». Правда, со временем вы заметите, что город, о котором вы практически ничего не знал и до переезда, тоже вдруг становится вашим. Так было у меня с Гетеборгом — точно не помню когда, но очень давно.
Есть ли у отъезда свои минусы? Конечно — спросите у любого, кто уехал раньше вас, и вам расскажут о том, как все непросто и что «здесь тоже не рай». Но есть по крайней мере одна немаловажная деталь, о которой вам стоит знать заранее: если вы уедете с маленькими детьми или если ваши дети родятся в эмиграции, они будут гораздо меньше похожи на вас, чем вам того хотелось бы. У вас будут не только разные любимые сказки, мультики и песни, но и, скорее всего, как бы вы ни старались, разные родные языки. У ваших детей будет смешной акцент, а сами они будут периодически спрашивать вас «Как это будет по-русски?» или просто смешивать два языка в произвольной пропорции. Вы, конечно, не перестанете их от этого любить, но насколько это помешает вашему душевному комфорту, решайте сами — мне это испытание еще только предстоит пройти.
(с) Сэм Клебанов