Отечественные лесовики в очередной раз прорубили окно в Европу. Россия надеется оседлать растущий рынок древесного биотоплива, почти полностью ориентированный на экспорт. Наша страна уже производит десятую часть мирового объема топливных гранул, являясь вторым после Канады поставщиком этого сырья. Однако темп, который взяли крупнейшие производители «доходов из отходов», оказался по зубам далеко не всем игрокам.
ЕЛОЧКА, ГОРИ
Можете считать это иронией судьбы, но, научившись контролировать распад атома и генерировать энергию солнца, человечество вернулось к любимому топливу своих предков — древесине. Для стран Евросоюза древесина в различных формах — от опилок до топливных гранул — в последние годы стала самым важным источником возобновляемой энергии, заняв до половины этого рынка. В Польше, Швеции, Финляндии на древесине базируется около 80% альтернативной энергетики. Даже в Германии, государстве с самой мощной программой энергетической трансформации, главное место в которой отведено энергии ветра и солнца, 38% неископаемого топлива приходится именно на древесную биомассу.
Цели европейцев прозрачны. Они пытаются снизить использование угля, нефти и газа и уменьшить выбросы углекислого газа в атмосферу. Под давлением государства многие заводы на угольном топливе переключаются на дерево: как правило, такая замена требует совсем небольших инвестиций в перестройку инфраструктуры предприятия. К тому же в ситуации, когда нужно выбирать между деревом и ликвидацией генерирующих мощностей, крупные энергетические компании охотно склоняются к первому.
К своему лесу Европа относится как к музейному экспонату: вырубка или запрещена, или строго ограничена. Зато в соседней России недостатка в деревьях нет. До определенного момента отечественное производство снабжало европейскую энергетику сырьем в чистом виде — круглым лесом, то есть обыкновенными бревнами. Однако в начале 2000-х годов, с ростом спроса на биотопливо в западных странах, бизнес сообразил, что в России можно образовать еще одно звено энергетической цепочки. Первые предприятия по производству древесных топливных гранул (пеллет) — «Росполитехлес», «Биотопливо» и др. — были построены в Ленинградской области в 2003 году. Первопроходцы экономили каждую копейку: ставили потрепанные дробилки и грануляторы, по дешевке купленные у производителей комбикорма. Никаких стандартов качества не имелось и не соблюдалось, добиться стабильной выработки было трудно. Неудивительно, что цена на гранулы, которые в полном объеме шли на экспорт, была непривлекательной. Многие пионеры рынка так и не смогли справиться с первыми трудностями и обанкротились.
Спустя несколько лет в отрасль потянулись игроки покрупнее. К середине 2000-х на северо-западе страны начали активно строить пеллетные заводы на новом германском и итальянском оборудовании. Вскоре они освоили и производство топливных брикетов. Почему именно здесь? На этой площади сконцентрировано около 60% всего лесного массива европейской части России, отсюда ближе к границе и покупателю — а стало быть, меньше транспортные расходы и вредные выбросы в атмосферу (ради чего вся эта история с пеллетами в Европе и затевалась). Новые предприятия по-прежнему обслуживали исключительно внешний рынок: на внутреннем не было ни спроса, ни инфраструктуры для его появления. На биотопливо в российской малой энергетике приходились ничтожные доли процентов: на пеллетах работали только частные котельные и отдельные коммунальные службы в лесных регионах.
Заработать на дешевых, если не дармовых, отходах лесопромышленного комплекса захотели многие. Сначала лесопилки отдавали желающим опилки и стружку бесплатно — лишь бы вывезли отходы с производства. Производители оборудования устраивали массовые ликбезы, рисуя перед потенциальными клиентами золотые горы, которые сулило пеллетное производство. Евросоюз анонсировал амбициозные планы: к 2020 году 20% всей энергии планировалось получать из возобновляемых источников. В итоге число биотоплив-ных заводов в нашей стране росло ударными темпами — с 28 в 2005 году до 160 в кризисном 2008-м. Объем частных инвестиций с 2001 года в эту отрасль составил, по данным руководителя биотопливного портала Wood-Pellets.com Антона Овсянко, более 250 млн евро. Однако далеко не всем посевам инвесторов суждено было взойти.
БОЛЬШИЕ ШИШКИ
Кризис наметил на рынке важные структурные изменения. На поле вышли крупные лесопромышленные холдинги: Выборгская лесопромышленная корпорация (ВЛК), Новоенисейский лесохимический комплекс, ЗАО «Лесозавод 25», ДОК «Енисей». Как отмечает Виталий Липский, исполнительный директор Национального лесного агентства развития и инвестиций, сегодня десять крупнейших предприятий отрасли дают 87% объемов производства. Общее число функционирующих заводов при этом за последние три-четыре года резко сократилось. С рынка ушли предприятия, не связанные прямо с лесопромышленным комплексом, в том числе все, кто начинал пеллетный бизнес: «Росполитехлес», «Вологдабиоэкспорт», «ГринПауэр». Одни переориентировались на торговлю, другие распродали свое оборудование и законсервировались. На их место пришли компании, для которых пеллеты являются не основным бизнесом, а лишь завершающей стадией в процессе комплексной переработки древесины. Нынешние лидеры работают по разным технологиям и с разным сырьем: кто-то, как Лесозавод 25, использует собственные отходы деревообработки, кто-то пеллетирует отходы лесохимического производства (ДОК «Енисей»), кто-то производит пеллеты из круглого леса (ВЛК, «Аркаим»).
— По составу участников рынок с 2000 года изменился стопроцентно, — говорит Ольга Ракитова, руководитель информационно-аналитического агентства «Инфобио». — Малым и средним игрокам стало не выгодно заниматься производством. Почему? Каждый случай индивидуален. Разорилась лесопилка или ее директор стал запрашивать большие деньги за некогда дармовые отходы. Рассчитывали на рост цен на рынке топливных гранул в Европе, а европейцы его сдерживают. Дорогая логистика: оказалось, что до границы или порта далековато и транспортные расходы съедают всю прибыль. При маленьких объемах производства невозможно оказывать давление на рынок, тем более европейский. А вот «монстры» бизнеса могут влиять на энергетические компании и поэтому получают более высокие цены за аналогичную продукцию.
Оптимистичные цифры роста рынка — тоже прямое следствие его укрупнения. Объем производства пеллет увеличивается на 20-30% в год, несмотря на рецессию. В 2012-м, по словам Виталия Липского (НЛАРИ), он достиг полутора миллионов тонн (мировая выработка пеллет превысила 15 млн тонн). При этом, отмечает эксперт, в разы растет и значение минимального экономически обоснованного масштаба производства. Если в начале двухтысячных можно было не разориться при производственной мощности в 20 тысяч тонн в год, то в 2007-м ее нужно было «прокачать» до 50 тысяч. Сегодня даже предприятие с производительностью 70 тысяч тонн не обеспечивает минимальной рентабельности. Для сравнения, лидер рынка ВЛК может производить до 900 тысяч тонн пеллет в год, компания «Аркаим» — 250 тысяч. То есть пресловутый рост рынку обеспечили крупные холдинги — на фоне масштабного банкротства прочих игроков.
— Допустим, инвестор начал проект по производству древесных топливных гранул в 2007 году с проектной мощностью 50 тысяч тонн в год, обоснованной на тот момент, — комментирует Липский. — С учетом этапа строительно-монтажных, пуско-наладочных работ и периода выхода на проектную мощность он не успел его окупить даже при самом благоприятном сценарии. А если говорить об объективных трудностях и задержках, возникающих при реализации инвестиционного проекта, то шансов выйти без потерь практически нет.
Выжить небольшие предприятия все-таки могут — если они, например, обслуживают конкретную пеллетную котельную в регионах, до которых гиганты еще не добрались: на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке. Более перспективный сценарий — интегрироваться в состав лесоперерабатывающих комплексов и получить необходимый доступ к оборотным средствам. Лесопромышленные предприятия имеют долгий финансовый цикл: создают запас сырья, накапливают судовую партию в порту, готовятся к падению спроса в летний период. Они привыкли иметь под рукой средства «с запасом», которые независимым производителям гранул взять попросту негде. Если учитывать валютные колебания и необходимость оперативной продажи валютной выручки, о финансовой устойчивости независимых игроков говорить вообще не приходится.
ДОМА ЛУЧШЕ?
Работать на внутренний рынок российским пеллетчикам пока все еще невыгодно. Сегодня около половины производимых древесных брикетов и 6% топливных гранул потребляется внутри страны. Но в общем объеме производства это капля в море. Большинство котельных даже в северных, богатых лесом регионах функционирует на угле и мазуте. Уголь, нефть и газ традиционно получают государственные дотации и субсидии. Логика проста: если повсеместно использовать биотопливо вместо угля, что будут делать шахтеры? Тем не менее некоторые регионы сэкономят, перейдя на местное биотопливо, а высвобожденные ископаемые ресурсы всегда можно направить на экспорт.
Региональные программы перехода на биотопливо существуют, но пока пользы от них мало. «Проблема в первую очередь законодательная, — считает Ольга Ракитова. — Инвесторам, которые готовы за свой счет переводить котельные на биотопливо, никто не может дать никаких гарантий и привлекательных условий для возврата инвестиций». Да и если бы инфраструктура существовала, целесообразность производства пеллет для внутреннего рынка была бы под вопросом, уверен Виталий Липский. Издержки растут гораздо быстрее, чем цена гранул. За время существования российского пеллетного рынка стоимость круглой древесины выросла в 2,5 раза, электроэнергии — в 2,4, природного газа — вчетверо, а заработная плата повысилась восьмикратно. При этом цены на пеллеты за тот же период увеличились всего в 1,25 раза, в пределах среднеевропейской инфляции. «По большому счету все пеллетные заводы должны были уже закрыться, — говорит Липский. — На плаву их держит лишь девальвация рубля: за последние двенадцать лет он подешевел относительно евро в полтора раза».
Антон Овсянко (Wood-Pellets) считает, что особых барьеров к развитию внутреннего рынка пеллет в стране нет: отечественный спрос (а с ним и цены) растет куда быстрее европейского. Сложность в том, чтобы его удовлетворить. «Лесная отрасль в структурном кризисе, — комментирует Овсянко. — Мало пилят, отсюда мало опилок, отсюда мало пеллет». Большие заказы начинают поступать от крупных организаций, которые постепенно внедряют потребление пеллет. Топливными гранулами интересуются военные ведомства, транспортные холдинги. В частности, ОАО «РЖД» начало переводить на пеллетное топливо свой подвижной состав. Отчасти интерес госсектора к пеллетам продиктован обязательствами правительства повысить внутренние цены на газ и нефть к 2015 году, которые Россия приняла на себя при вступлении в ВТО. Любопытно, что стабильный спрос на топливные гранулы есть на рынке товаров для животных: пеллеты отлично прижились в качестве наполнителя для кошачьих туалетов.
В Европе главные потребители топливных гранул — все-таки промышленные энергетические центры, в меньшей степени — частные домохозяйства. В России же ни те ни другие пока шансов не имеют, полагает Виталий Липский. Частники в массе своей не хотят и не могут менять системы отопления, к тому же в сельской местности, где нужны индивидуальные котельные, не так много платежеспособного населения. А промышленные энергетические центры по доброй воле не станут переходить на пока еще сравнительно дорогое топливо. В Швеции, Дании, Великобритании это делалось постепенно: старые угольные котельные поначалу сжигали смесь пеллет и угля, а мощности, работающие исключительно на биотопливе, ввели позднее. Происходило это при мощной поддержке государства. Российскому правительству нет смысла копировать широкий жест Запада и субсидировать генерацию энергии из топливных гранул — по крайней мере прямо сейчас. На конкурентоспособности отечественной промышленности, привыкшей производить дешевые товары на дешевой энергии, удорожание сырья не замедлит отразиться — как и на росте ВВП, главном индикаторе экономики.
По мнению Липского, остается ждать, когда ситуация рассосется сама собой. Это непременно случится: цены на углеводородное топливо уже растут и скоро сравняются с мировыми — а значит, экономике так или иначе придется придумывать рецепты повышения энергоэффективности. Если к этому времени устранить бюрократические заслоны, тормозящие развитие региональных биотопливных программ, и урегулировать отрасль законодательно (хотя бы ввести стандарты качества, которых в стране до сих пор нет), у пеллетчиков есть все шансы обрести новый, большой внутренний рынок. А у генерирующих предприятий — диверсифицироваться и внести лепту в сокращение выбросов углекислого газа.
ЩЕПКИ ЛЕТЯТ
Тем временем в Европе разгораются нешуточные дискуссии по поводу того, стоит ли вообще рассчитывать на древесину как на альтернативный источник энергии. Спустя несколько лет после того, как программа поддержки биотоплива стартовала, начались судорожные подсчеты фактических объемов выбросов — и, разумеется, денег, инвестированных в отрасль. Выяснилось, что первоначальная идея — открывать обрабатывающие и генерирующие энергию комплексы рядом со специально выращиваемыми лесами — слишком упрощает действительность. В реальности энергия затрачивается и на изготовление пеллет, и на их дальнейшую перевозку к месту сжигания. Соответственно, при всех этих процессах возникают выбросы. В процессе переработки и сжигания древесины для получения одного киловатт-часа электричества в атмосферу выбрасывается около двухсот килограммов углекислого газа. «Учитывая субсидии, в среднем при переходе от газа на древесину человечество тратит около $350 на то, чтобы сэкономить одну тонну углекислого газа», — подсчитывает Роланд Веттер, главный аналитик финансовой компании CF Partners.
Дело в том, что углеродная нейтральность, приписанная древесине в 1997-м, — вещь спорная. В зависимости от вида древесины, скорости роста деревьев, использования щепы или круглого леса выбросы при сгорании биомассы могут быть очень разными. К тому же процесс обновления деревьев в лесу весьма долгий. Сняв один урожай, глупо рассчитывать, что через год та же площадь, засаженная молодняком, будет поглощать столько же углекислого газа. Есть и более категоричные заявления. «Евросоюз субсидирует отрасль, которая влетает в копеечку, по всей видимости, вообще не снижает выбросы углекислого газа, не связана с развитием новых энергетических технологий — и при этом разрастается как дикий плющ», — писал в минувшем апреле влиятельный журнал The Economist в скандальной статье, посвященной биотопливу.
Тем не менее рынок останавливаться не намерен. В Европе, как и в России, спрос намного превышает предложение. По прогнозам Европейского пеллетного совета, к 2020 году объем потребления топливных гранул достигнет 6о млн тонн: это почти в четыре раза больше нынешнего объема производства сырья. Кто займет пустующий рынок, пока не ясно, однако главным претендентом на мировое лидерство называют Канаду. Хорошие перспективы и у США, где новые предприятия по экспорту биомассы вылезают как грибы после дождя. С годами конкуренция будет только плотнеть, уверен Виталий Липский. По его прогнозам, стоит ожидать появления новых центров производства — в Южной Америке, Африке, Юго-Восточной Азии. Во всех этих регионах много быстрорастущих пород дерева, а климатические условия позволяют выращивать генно-модифицированные плантации и сушить биомассу на воздухе. Не стоит забывать про низкие затраты на персонал.
Без сторонних инвестиций, разумеется, ничего не выйдет. Европейские ТЭЦ уже вовсю вкладываются в биотопливные проекты в Африке, Америке, Канаде. С Россией все пока сложно: западные инвесторы не рискуют финансировать отрасль, которая с трудом обеспечивает себя сырьем и толком не поддерживается государством. Однако Европа — не единственный потребитель биомассы: в последние годы просыпается азиатский рынок. Китай, Южная Корея, Япония обращают взгляды на российскую Сибирь и Дальний Восток, где есть лес, но пеллетного производства почти не имеется. Крупнейший и едва ли не единственный игрок здесь — упоминавшаяся компания «Аркаим». Запущенное в 2012 году предприятие уже отгрузило на экспорт в Южную Корею до тысяч тонн гранул. Не исключено, что в ближайшее время на Дальнем Востоке откроется еще несколько крупных пеллетных предприятий, в том числе с участием иностранного капитала.
Если же заглядывать далеко вперед, будущее пеллетного рынка покрыто туманом. С одной стороны, вложено слишком много денег, чтобы полностью отказываться от идеи перейти на сжигание дерева. С другой — никто не отрицает возможности какой-нибудь еще энергетической революции. «На место биотоплива может прийти совершенно новый источник энергии — например, сланцевый газ, — полагает Виталий Липский. — Как только дешевый газ заполнит рынок, произойдет падение цен на углеводороды. На биоэнергетике в очередной раз можно будет ставить крест. Правда, временно. Рано или поздно сланцевый газ тоже закончится, и биоэнергетика снова станет актуальной. Впрочем, не для России: пока отрасль не сможет давать быстрый экономический эффект, приоритетом для государства она не будет».
(с) Наталия Югринова